Александр Самохвалов - Боевой разворот. И-16 для «попаданца»

Майор, отдавая честь, молча смотрит, внимательно так, сначала на Фролова, потом на меня. Меня же что-то цепляет, какая-то неувязочка… Нестык какой-то… Ага, нога болит. Которую ушиб, когда из палатки выскакивал. Так не бывает. Не бывает такой детализации. Ни в симуляторах, ни во сне. Чтоб еще и боль. Не от раны, а от случайного ушиба. И тут до меня вдруг дошло, что это не сон!

День первый

И тут до меня вдруг дошло, что это не сон… Сердце рвануло к горлу и тут же ухнуло вниз, мир словно подернулся рябью, горизонт качнулся, и земля будто выкатилась из-под ног…

Очнулся уже в палатке. На кровати. С панцирной сеткой. Такие только в санитарную поставить успели. Надо же, страсти-мордасти какие. Сомлел, словно барышня. Хорошо хоть в туалет сбегал перед вылетом, попить не успел и в полете потел. Иначе и вовсе мокрое дело было бы. Впрочем, в реально боевых частях это не западло. Хоть обосрись, а если действуешь по делу, то и претензий к тебе никаких. Так, подколют… И то не факт.

Хотя и шуточка со мной случилась… определенно не для слабонервных. Как это меня угораздило… и, самое главное, куда? А также – зачем?

Рядом с кроватью мужик сидит. Похоже, ждал, когда проснусь. В форме. Белобрысый до белесости, глаза стыло-бесцветные, а кажется, будто темный весь, обугленный какой-то. Душой, наверное? В голове шепнуло – особист. Старший лейтенант ГБ Альгирдус Йонасович Катилюс. Литовец, выходит… Третий, с недавнего времени и пока еще, отдел НКО[18], ага. Кровавая, значит, «гэбня» в гости к нам. Не так чтобы очень молод. Для старлея. Впрочем, их дела – кто ведает? Век бы не знать…

Что очнулся, просек сразу, но не шелохнулся даже. Смотрим друг другу в глаза. Типа, кто кого переглядит. Прежнего меня, похоже, дрожь пробирает, мне тоже не дюже уютно, но и не так чтобы очень. Отбоялся свое… Давно.

– Как самочувствие, Малышев? – спокойно так. Акцента нет. Единственно, какой-то слишком правильный, что ли, выговор.

Ага, Малышев, вот, значит, как… Откуда-то знакомое фамилие, но давай-ка мы лучше сейчас по-быстренькому «чужого» выпустим, с его страхом, а? А то этот стылоглазый, похоже, не зря свой хлебушко трескает, с ходу приступит контру выискивать. Нам же в контры не хочется. Вроде как ни к чему нам это. Совсем. В столь стремные тем более времена.

– Хорошее самочувствие, спасибо, товарищ старший лейтенант госбезопасности, – бормочу скороговоркой, пытаясь привстать в кровати. Взгляд по максимуму преданный, боюсь и на самом деле, иначе почувствует. Знаем и эту публику. С тех пор она если и поменялась, так разве что поплоше стала. Однако и говорок же у меня… деревня деревней, причем глухое такое Поволжье. Этих ни с кем не спутаешь, с их жестким безударным «о». И привязчивая штука эта до безобразия. У баб Вари до самой смерти такой был. Как начнет окать, так хошь стой, а хошь падай. Пацаны подмосковные, помню, аж уссыкались. За глаза. В глаза же и не думали. Уважали потому как. Было за что.

– А долго я…

– Минут десять… Ничего, ничего, лежите… – Пауза. – А как это вы взлетели… вот так… без приказа, без ракеты… Без всего?

– Виноват, товарищ старший лейтенант, сон приснился, что немцы напали, а я в дежурном звене… Побежал спросонья, смотрю, и правда летят…

– И что, тут же вот так… взял да и полетел, а?

– Я, товарищ старший лейтенант, вообще думал, что сон это… все время. Даже когда взлетел, не понимал еще. Только потом чувствую – нога болит, ушиб которую, во сне не бывает, чтоб нога так вот болела, и понял, что не сон… Когда старший лейтенант Фролов докладывал уже… Так испугался, что аж сомлел тут же… Что мне теперь будет за это, а, товарищ старший лейтенант? – Вот так, чистую правду, и ничего, кроме правды, и страха с ужасом побольше. Может, и проскочу. Наверняка проскочу. Забот у него сегодня и так выше крыши должно быть. Раз нас ночью по тревоге не подняли, значит, связи не было. Скорее всего, и сейчас нет. Почему – черт его знает. Проводную, ясное дело, «Бранденбург»[19] порезал. А вот что с радиосвязью… Нет, и все тут[20]. Не копенгаген я по части радиосвязи.

– А с Хрипко тоже во сне договорились? Чтоб с Сулимой поменялся?

– Не знал я ничего… Сам удивился, во сне… то есть… ну, не во сне, а… Хоть у Хрипко спросите, товарищ старший лейтенант! (Предупреждали тебя, Петрович, что эти твои посиделки-полежалки добром не кончатся… Да и не представляю, как можно было б прикрыть его… А особист шустр, молодого, похоже, успел уже допросить. Раз не спрашивает с ходу, кудоть я тушку Петровича зашхерил…)

– Что-то я не слышал, чтобы вы раньше на полетах особо блистали…

– Так точно, товарищ старший лейтенант… Но ведь мечтал блистать… Больше всего на свете… мечтал. Думал, хоть во сне сбывается моя мечта… гля, а это и не сон вовсе…

– Патронов-то хоть знаешь, сколько израсходовал, а, Костик?

Ага… Костик, значитца. Чужой. Тоже. Уже хорошо. Хоть с этим не облажаюсь.

– Не могу знать, товарищ старший лейтенант, бой же был! И сон…

– Тридцать один с правого и тридцать два с левого. За два, собственно, боя. Ты ведь вроде раньше и стрелял не так чтобы очень, а?

– Точно так. Так ведь во сне же!

– Ладно, отдыхайте… пока… товарищ младший лейтенант Малышев! – Как-то очень быстро, слитным скользящим движением поднялся и вышел. Похоже, боец, однако. Рукопашник, в смысле. Движения такие… будто смазанные. С виду вроде как неторопливые, а на самом деле очень экономные и скорые. Координированные. Или это порода у них такая…

За ним сразу эскулап заходит. В белом халате – не ошибешься. Костик знаком с ним мало. Так, поверхностные осмотры, не более того. Поскольку здоров, аки слон в Африке. Сволочуга сельскодеревенская. Аж завидно. Тот расспросил – ответы те же, осмотрел лежа, осмотрел стоя, померил давление, заставил поприседать, снова померил. Потом обычная канитель со взглядом на нос, влево, вправо, вверх, следованием руке, касанием этого самого не шибко крупного носа указательным левой и правой, молоточком по колену – кажется, все.

– По всему судя, здоров, как бык, – говорит, как приговаривает, – но…

Но уж с кем-кем, а с эскулапами у меня, увы, ну очень большой опыт общения. Со здешним мною – не мною – точно не сравнить. Не прошло и пары минут, как «клизмач» сломался. С учетом специфики текущего политического момента. К тому же «юнкерсы» мои он уже видел. Главное – допуск к полетам дал. Живем!

Значить, фамилие наше будет Малышев… Точно, знакомое что-то… Ах да, баб Варя! Она ж как раз из этих времен. В 41-м ей должно было… точно, должно было аккурат шестнадцать стукануть… А дожила она, в здравом уме и твердой памяти, аж до девяноста трех годков, чтоб и нам так… кроме смерти. Плохая она у нее получилась. Даже для столь скорбного явления, в коем и без того ничего хорошего по определению нет и быть не может. Так вот. Собственно, не бабка, а прабабка она мне. Была. И говорила не раз, что я вылитый дед, в смысле, прадед. Но не тот прадед, коего фамилию гордую шляхетскую до сего времени носил, а физиологический, так сказать. Бравый военлет. Что ее из деревни чуть ли не выкрал, скоропостижно женился, шустренько так замастрячил деда, знатного головореза в будущем, и тут же сгинул смертью ну очень храбрых в том же сорок первом, недоброй памяти, году. Тогда зовут нас, значит, Константин. Иваныч. А кличут – Костик. По особисту если судить. Только вот бравые мы, похоже, не так чтобы очень. То есть невесту и правда скрали. Лихо. С ее, впрочем, преохотнейшего согласия. Но далеко не с согласия председателя колхоза и сынишки его гунявого. И произошло это не далее как пяток неделек всего-то назад, в отпуске. А вот насчет летать мы далеко не такие бравые да шустрые. Не то чтоб боимся мы летать, однако побаиваемся. И перед начальством тоже. Стесняемся. Но вот с особым отделом… где-то даже дружны, вон оно как. А насчет шкод всяких, наоборот, излишне предприимчивы. Причем по-дурному. Все пытаемся себя показать, а получается вовсе даже наоборот. Намедни вот на «миге» пытались полетать. В результате чего и оказались на почти уже списанном сверхштатном 152-м.

Звено наше вообще все штрафное, оказывается. Не официально, но по факту. Фролов тот и вовсе у комполка нашего командиром звена был. В Испании. Но что-то где-то не так сказал, то ли сцепился с кем не надо. Под Халхин-Голом когда… А недавно еще и подзалетел, сначала с тем самолетом немецким, а потом и вовсе по пьянке. Вот его на звено И-15-х и кинули. С эскадрильи «чаек». Вместе с подчиненным, с которым пил. С Петькиным то есть, царствие ему небесное. Какой мамлей откажет, если ему комэск выпить предлагает. Герой Испании и Халхин-Гола. Дедка Костик тоже не отказал бы. Но он к тому времени уже две недели как древний И-152 осваивал вовсю. Так что от нового залета бог миловал. А то так и вовсе сержантом[21] был бы уже. Кажется, некоторых и 40-го года выпуска разжаловали в сержанты, не то даже выпускали так, а в 41-м ускоренные выпуски только сержантами в бой и шли. А после даже и рядовыми, если память не изменяет.