Йен Уотсон - Альтернативная история
Капитан встал, прошаркал к дальнему концу стола и покровительственно опустил руку на погон своего третьего офицера:
— Мистер Питман, вам я поручаю обеспечение плота провизией. Вы будете работать вместе с мистером Латимером, поможете ему организовать три сотни его стюардов в особую команду. Пусть они обшарят корабль в поисках всего, что может понадобиться человеку, если ему суждено оказаться на плоту посреди Атлантики: вода, вино, пиво, сыр, мясо, хлеб, уголь, инструменты, секстаны, компасы, ручное оружие. Стюарды должны загрузить все это в плавучие ящики, а потом спустить их в воду, чтобы они плавали поблизости и были подобраны, когда строительство завершится.
Капитан Смит пошел дальше вокруг стола, остановившись, чтобы положить руки на плечи четвертого и пятого офицеров:
— Мистер Боксхолл и мистер Лоу, вы организуете две команды добровольцев из пассажиров второго класса, снабдив каждого подходящим режущим или рубящим инструментом. На межпалубных лестницах есть не менее двадцати пожарных топоров. Вам надо также забрать все пилы и кувалды из мастерской, а еще топорики, ножи и секачи из камбузов. Команда «А» под руководством мистера Бокс-холла срубит все, что возможно: колонны, столбы, подпорки и балки, и сбросит их строителям для изготовления креплений между понтонами, а также все веревки, какие только смогут отыскать, и как можно больше. Проволочные канаты, тросы из манильской пеньки, веревки для сушки белья — все, что сможете снять с лебедок, кранов, трапов, колоколов, взять в прачечных и с детских качелей. Тем временем команда «Б» под руководством мистера Лоу займется добычей двадцати тысяч квадратных футов досок для изготовления платформы плота. Ближе к концу добровольцы мистера Лоу разберут прогулочные палубы, большую лестницу, отдерут стенные панели и снимут все до единой двери, крышки столов и пианино на борту.
Капитан Смит двинулся дальше и остановился возле главного инженера:
— Мистер Белл, ваша задача будет одновременно самой простой и самой сложной. Как можно дольше, насколько это в человеческих силах, вы должны поддерживать в котлах давление пара и вращение турбин, чтобы команда и пассажиры наслаждались теплом и электричеством во время сборки ковчега мистера Эндрюса. Вопросы есть, господа?
Конечно же, у нас имелись десятки вопросов, например: «Вы, часом, не сбрендили, капитан?», и «Какого дьявола вы гнали корабль через ледовое поле на скорости двадцать два узла?», и «С чего вы вообразили, будто мы сможем построить такое нелепое сооружение всего за два часа?» Но эти загадки не имели отношения к нынешнему кризису, потому мы молча отдали капитану честь и разошлись выполнять его приказы.
19 апреля 1912 года
36° 18′ с. ш., 52° 48′ з. д.
«Карпатии» все еще не видно, но мачта держится, плот по-прежнему крепок, а парус наполнен ветром. Каким-то образом, но отнюдь не благодаря моим особым достоинствам, мне удалось вывести плот из страны айсбергов. Ртуть в термометре стоит на целых пять градусов выше точки замерзания.
Вчера полковник Астор и мистер Гуггенхайм убедили мистера Эндрюса перенести печку из центра в носовую часть плота. Сейчас пассажирам первого класса достаточно тепло, хотя завтра к этому времени запас угля подойдет к концу. Однако я ощущаю обоснованную уверенность в том, что мы больше не увидим смертей из-за переохлаждения, даже среди пассажиров третьего класса. На борту «Ады» преобладает оптимизм. Разумеется, это острожный оптимизм, охраняемый самим Цербером и херувимом с огненным мечом, но все же оптимизм.
Я оказался прав, что мистер Футрель знает, откуда строка «На море шторма нет». Она из поэмы Мэтью Арнолда «Берег Дувра». Футрель знает эту поэму наизусть. Боже, какая она депрессивная!
Ведь этот мир, что рос
Пред нами, как страна исполнившихся грез, —Так многолик, прекрасен он и нов —Не знает, в сущности, ни света, ни страстей,Ни мира, ни тепла, ни чувств, ни состраданья…[7]
Завтра я, наверное, отдам приказ, запрещающий публичное чтение стихов на борту «Ады».
Когда великий корабль «Титаник» пошел ко дну, мир не был ни многоликим и прекрасным, ни унылым и яростным, а всего лишь очень деловым. Через сорок минут после полуночи, несмотря на все шансы против, двенадцать понтонов оказались спущены на воду и привязаны к шлюпбалкам. Добровольцы мистера Боксхолла из пассажиров второго класса доставили первую партию поперечин, и одновременно группа мистера Лоу обеспечила первую партию досок для настила. И в следующие восемьдесят минут морозный воздух звенел от грохота молотков, яростного лязга топоров, отчаянного визга пил и скрипа веревок, закрепляющих доски на понтонах. Весь этот безумный хор перемежался ритмичным стуком кусков дерева, спускаемых команде строителей, непрерывными всплесками сбрасываемых в море ящиков и бочонков с припасами и выкриками, подтверждающими разумность наших рабочих:
— Не прикасаться к спиртному!
— Только холод может нас убить!
— Двадцать восемь градусов!
— «Карпатия» уже на подходе!
Все это было очень по-британски, хотя иногда и американцы энергично брались за дело, да и эмигранты порой тоже проявляли усердие. Должен признать, не могу допустить, чтобы кто-либо, кроме представителей англоговорящих народов, столь эффективно соорудил и оснастил бы «Аду». Разве что, может быть, немцы — выдающаяся нация, хоть я и побаиваюсь их воинственного кайзера.
К двум часам ночи капитан Смит успешно застрелился, три пятых платформы были уже сколочены, а мостик «Титаника» на тридцать футов погрузился в ледяную воду. Раненый лайнер ужасно накренился, почти на сорок градусов, задрав корму в воздух, и три его обледеневших винта, обнажившись, уставились в небеса. Для своего командного поста я выбрал сеть растяжек, крепящих неиспользуемую четвертую трубу, и с этой точки я сейчас разглядывал тесную массу людей, столпившихся на шлюпочной палубе: аристократов, пассажиров второго класса, эмигрантов, офицеров, инженеров, ремонтников, машинистов, кочегаров, стюардов и стюардесс, музыкантов, парикмахеров, поваров и коков, пекарей, официантов и посудомоек. Почти все успели надеть спасательные пояса и самую теплую одежду, какую смогли отыскать. Каждый испуганный мужчина, женщина, ребенок держался за перила и канаты, спасая свою жизнь. Морская вода переливалась через планшири и скатывалась по накренившимся палубам.
— Плот! — крикнул я с высоты. — Быстрее! Плывите!
Вскоре и другие офицеры — Мэрдок, Лайтоллер, Питман, Боксхолл, Лоу и Муди — подхватили мой крик:
— На плот! Быстрее! Плывите!
— На плот! Быстрее! Плывите!
— На плот! Быстрее! Плывите!
И люди поплыли к нему, или, скорее, заплескались, забарахтались, погнали, покатились и погребли к нему. Даже сотни тех, кто не говорил по-английски, поняли, что от них требуется. Хвала небесам, всего за двенадцать минут вся наша компания сумела перебраться с затопленной палубы «Титаника» на прибежище, сооруженное по замыслу мистера Эндрюса. Наши доблестные моряки вытащили из воды множество женщин и детей, а также пожилых людей, не считая эрдельтерьера полковника Астора, пекинеса мистера Харпера, французского бульдога мистера Дэниела и еще шести других собак. Я перебрался на плот последним. Оглядевшись, я, к своему великому огорчению, увидел, что десятки тел в спасательных поясах не шевелятся, — большинство из этих людей, несомненно, стали жертвами сердечного приступа. Хотя, наверное, некоторые погибли, прижатые к шлюпбалкам или затоптанные в суматохе.
Выжившие инстинктивно расслоились по социальной принадлежности: эмигранты собрались на корме, бывшие пассажиры второго класса — в центре, а пассажиры первого класса заняли свои законные места впереди. Обрезав причальные канаты, моряки достали из шлюпок весла и принялись яростно грести. Благодаря милости Фортуны и руке Божественного провидения «Аде» удалось отплыть от погибающего корабля. Поэтому, когда огромный пароход в конечном итоге переломился надвое в районе машинного отделения и начал вертикальное путешествие ко дну, мы наблюдали это жуткое зрелище с безопасного расстояния.
22 апреля 1912 года
33° 42′ с. ш, 53° 11′ з. д.
Мы пробыли в море уже целую неделю. Пока на горизонте не видно ни «Карпатии», ни «Калифорниэн», ни «Олимпии», ни «Балтики». Настроение у нас мрачное, но отнюдь не подавленное. Поднимать его помогает маленький оркестр мистера Хартли. Я запретил им играть церковные гимны, арии, баллады и прочую тоскливую музыку. «Вальсы и регтаймы или ничего», — сказал я им. Благодаря струнам Уоллеса Хартли и синкопам Скотта Джоплина мы еще можем выживать в этом суровом испытании.
Хотя в настоящий момент никто не голодает, меня тревожит удовлетворение будущей потребности в пище. Запасы говядины, птицы и сыра, сброшенные за борт стюардами, вскоре закончатся, а попытки добыть что-либо в море пока не увенчались успехом. Точно так же над нами нависает и призрак жажды. Да, у нас пока есть шесть бочонков вина в секции первого класса плюс четыре во втором классе и три на корме, к тому же мы разложили по всей платформе десятки кастрюль, горшков, сковородок, котелков, корыт и бочек. Но что, если дождь пойдет еще не скоро?
