Ганс-Ульрих Кранц - Демоны со свастикой. Черные маги третьего рейха
С этими словами он вложил мне в руку небольшой остроугольный шероховатый предмет. Я схватил его и сжал, боясь выпустить из рук, боясь хоть на секунду расстаться с этой вещью, которая отныне значила для меня все. Я был полностью захвачен тем, что увидел и услышал. И вопреки всякому здравому смыслу был счастлив осознавать себя отныне частью этой великой и грозной темной силы, которой — еще не сейчас, но очень скоро — понадобятся все мои силы, вся моя жизнь. И я отдам их ей без малейших колебаний. Я буду подчиняться любым словам Великого Мессии и защищать его до последней капли крови. Я испытывал несказанное счастье и воодушевление, все крепче и крепче сжимая в руке небольшой остроугольный предмет, на ощупь больше всего напоминавший отточенный морем прибрежный камень. Огонь постепенно затухал, и фигуры, отходя все дальше от меня, растворялись в темноте стен.
Визит к врачу
Когда я проснулся, то, разумеется, никакого камня у меня в руке не было. Голова просто раскалывалась, я снова чувствовал себя отвратительно. До вечера я размышлял о своих снах. Списать их на чрезмерную увлеченность темой или свою излишнюю впечатлительность я не мог — иначе мне уже давно постоянно снились бы немецкие самолеты времен Второй мировой, субмарины, военные карты и ракеты «Фау». А также льды Антарктиды и вершины Тибета, безусловно. Но ничего такого в своих снах я не видел, как и ничего, подобного вчерашнему. К тому же я не отличался впечатлительностью и никогда не интересовался оккультными обрядами или обрядами посвящения в какую-либо секту или сообщество — а в том, что в этом сне меня посвятили в какое-то тайное общество, я уже не сомневался.
Следующей ночью мне снился тот же самый зал. Больше я никуда не падал, в этом сне я появился в точности в тот момент, как исчез из него накануне. Но в этот раз жертвенный стол был накрыт лиловой гладкой тканью, и никакой огонь в углублении-свастике на полу не горел. Фигуры расположились вокруг стола, я тоже стоял среди других у одного из углов.
— Помните, — глухим голосом наставляла фигура, стоящая во главе стола, — никто не должен пытаться прикоснуться к нему или спросить что-то, важное для него лично. Есть только один вопрос, на который мы хотим знать ответ, и только это должно занимать наши мысли. А теперь возьмемся за руки и вступим в круг.
Мы вступили в начерченный на полу круг и встали вплотную к столу. Главная фигура стала глухо читать на непонятном для меня языке нечто, напоминавшее ритмичные псалмы. Я вслушался. Язык больше всего походил на норвежский и одновременно с этим на искореженный до неузнаваемости немецкий. Стоявшая на столе металлическая посуда дрожала и звенела. Тем временем главная фигура все больше входила в экстаз, хрипло и бессвязно выкрикивая уже отдельные слова.
— Зиг! Зигрун! — наконец вскрикнула фигура и бессильно упала на край стола. Все замерли, и наступила почти полная тишина. Почти, потому что я слышал, как что-то шелестит в темноте за моей спиной, словно что-то жесткое или металлическое скользило по песчанику пола или стен. Звук приближался. Будто бы лишившаяся чувств фигура приподняла голову.
— Что в будущем? — слабо выдохнула фигура. — Победа? Победа и единство Рейха?! — Голос ее креп, говорила фигура по-немецки. — Единство и сила с нами?
Никто не отвечал, но я вдруг почувствовал безнадежность и безысходность в этом молчании. Отчаяние охватило меня. Я знал, что и единство, и сила необходимы нам, чтобы выжить и победить. Кто такие «мы», в тот момент мне было понятно, однако, когда я проснулся, именно этого я вспомнить и не смог.
— Он ответил, — произнесла главная фигура и достала кривой нож. — Никому не выходить из круга, пока он не уйдет. Он еще пожалеет, что не стал помогать нам. — Далее я слышал только глухое бормотание и удаляющийся шелестящий звук…
Проснулся я внезапно, как от удара, и еще многие часы после пробуждения ощущал отчаяние и сожаление в самых дальних уголках своего разума. Бессилие пугало меня, я чувствовал, что совсем скоро меня ждет борьба до последнего. Но борьба с кем? Кулаки мои непроизвольно сжимались. Удивляясь самому себе, я совершенно не мог ни на чем сосредоточиться, бесцельно бродя из угла в угол.
Следующей ночью мне опять не довелось скучать. В конце концов, не мог же я не спать вообще, а другого способа не видеть снов я не знал. Сон был не таким мистическим, но не менее ярким. Я и еще десятка два человек, одетых в те же плащи, уже с откинутыми капюшонами, бежали по каким-то коридорам, поскальзываясь на поворотах. В одной руке у меня был короткий кривой нож, в другой я сжимал тот самый остроугольный камень. За одним из поворотов мы натолкнулись на воинственно настроенную группу людей, с факелами и кольями в руках. Мы стали яростно от них отбиваться. По необъяснимой для меня причине я ненавидел этих людей, похожих на обычных крестьян. Я колол ножом направо и налево, то промахиваясь, то попадая по отвратительно податливой человеческой плоти. Потом меня сбили с ног и несколько раз пнули.
В следующие мгновения я снова бежал по кривому коридору, спускавшемуся вниз, потом, согнувшись в три погибели, выскочил из какой-то норы в земле на ночной темный берег реки. Отчаянно глотая воздух, я понял, что медлить нельзя, и, спотыкаясь, помчался по еле освещенной луной кривой тропе все дальше и дальше от каменной громадины у меня за спиной. Больше всего эта огромная чернота напоминала средневековый европейский замок. Вокруг него метались какие-то люди с факелами, слышались крики, пальба. Я бежал прочь, повторяя про себя: Мерзавцы. Грязная кровь. Глупцы. Не понимают, что они сами — главные враги для себя. Мы должны победить эту заразу среди нас, внутри страны. Но здесь, сейчас мы не сможем выжить. Они давят со всех сторон, мечтая задушить нас и Германию». В первый раз я произнес название страны, о которой непрестанно думал в каждом из снов. Никогда в жизни — и даже наяву — я не испытывал такой сильной ненависти к тем, «другим», людям, как в тот раз. Она рвала мое сердце на части, я плохо соображал и с трудом разбирал дорогу при свете низкой желтой луны… Острый камень, который я держал в руке, светился таким же лунным светом, как маленький фонарик…
«Еще парочка подобных экскурсий, и ты, Ганс-Ульрих, на недельку-другую выключишься из работы, залечивая свою больную голову, не дай бог, сердце или еще что-нибудь», — размышлял я наутро, растирая разламывающуюся поясницу, и эти мысли меня вовсе не радовали. Ни какой недельке-другой не могло быть и речи, надо было продолжать срочную работу, которой я тогда занимался. Время не ждало, и я должен был торопиться. Кроме того, я и так отложил на неопределенный срок полагавшийся мне в том году отпуск.
Безрезультатно потратив еще около часа на поиск таблеток от головной боли и радикулита, я решил, что мне все же придется поехать к врачу — я не мог себе позволить развития ситуации в худшую сторону.
Мой старинный Друг доктор Мнишек Вондра, пожилой словак в очках и с эспаньолкой, родители которого приехали в Аргентину примерно тогда же, когда и мой отец, — у себя на родине они считались коллаборационистами, — выслушал меня очень внимательно.
— Вот что, мой дорогой Ганс, — сказал он с успокаивающей интонацией, проверив мое сердце и давление. — Физически ты в полном порядке для своего возраста. Но если сны действительно тебя сильно беспокоят, то, конечно же, необходимо принять меры. Вообще говоря, сны — это работа нашего сознания и одновременно с этим подсознания. Сознание создает сны из того, о чем мы недавно думали, что нас беспокоит, из информации, которой мы владеем, и даже из того, что, как нам кажется, мы помним очень плохо. Подсознание приносит в сны наши инстинкты, страхи, образы и неосознаваемые нами эмоции — все они бережно в нас хранятся, хотя и были изгнаны нами из сознательной памяти. То есть, проще говоря, сны отталкиваются от какого-либо ключевого момента, который был нами зафиксирован и спровоцировал сон. Постарайся вспомнить, когда и где ты читал, слышал или видел в кино что-либо подобное тому, что тебе приснилось во сне. И постарайся понять, какая цель у твоего сознания, когда оно повторяет тебе эту информацию в виде сна. Тот факт, что тебе продолжает сниться один и тот же сюжет с продолжением, означает, что эта тема — что-то действительно важное для тебя.
— Но я давно не занимался подобными исследованиями и не читал ничего похожего ни о каких таинственных обществах или магических практиках, — возразил я. — Все, что мне об этом известно, очень поверхностно и приблизительно. Честно говоря, во всю эту мистику я верил довольно слабо. То, чем я занимаюсь сейчас, никак не связано с этой темой и не могло бы заставить меня увидеть такой подробный четкий сон.
— Не забывай про подсознание, Ганс-Ульрих, — возразил доктор Вондра, утомленно потирая переносицу. Полным именем он называл меня обычно только тогда, когда беспокоился о моем здоровье. Тревожный знак! — Подсознание — это такая штука, которая многое воспринимает по-другому, и способно впитать в себя совсем другую информацию, а не ту, которую ты раскопал в своих архивах, прочитал и запомнил. Именно наше подсознание заставляет нас искренне верить в то, что мы «сознательно» чего-то хотим, придумывая массы рациональных причин для объяснения наших иррациональных подсознательных желаний и стремлений. Подумай, что особенного могло произойти незаметно от тебя и повлиять на тебя таким образом. А пока сделаем анализ крови, возможно, у тебя просто высокий холестерин.
