Евгений Белогорский - Операция "Кондор"
Каково же было удивление господина премьера, когда он стал читать принесенный Фимсом прогноз предстоящих парламентских выборов. Привычно раскрыв серую папку, он ознакомился с шапкой доклада, бегло пробежал глазами его средину и погрузился в изучении прогноза своего ближайшего будущего.
Полностью уверенный в результатах выводов, Черчилль сначала не совсем понял сделанное аналитиками МИ-6 заключение. Вначале, ему показалось, что в итоговое заключение вкралась досадная опечатка, но чем внимательнее он вчитывался в текст, тем сильнее стали дрожать его пухлые и толстые пальцы. Когда же премьер полностью осознал, что пророчат ему на грядущих выборах аналитики, то кровь нахлынула на его чело, и скомканные в гневе бумаги полетели в сторону незадачливого пророка.
— Что это такое!!? — взорвался в праведном гневе Черчилль. — Что за ерунду насочиняли ваши парни, Фимс!!? Они, что, к концу войны разучились понимать то, что понимает любой начинающий политик!? Как это так, партия победы может проиграть выборы!!? Вы сами, только вдумайтесь в эти слова!!
— Извините, сэр. Для меня самого подобный прогноз стал полной неожиданностью. Поверьте, сэр, но все наши аналитики пришли к одному и тому же выводу и не верить им, у меня нет никаких оснований.
От слов Фимса лицо Черчилля стало ещё больше пунцовым. Сделав над собой огромное усилие, он попытался найти для себя достойный выход.
— Возможно, ваши парни сделали выводы, используя не вполне достоверные данные. Вы как-то сами мне говорили о подобной возможности, Фимс — с затаенной надеждой в голосе предположил премьер, но чиновник тут же раздавил все его чаяния своим безапелляционным вердиктом.
— Перед тем как идти к вам с подобным известием, я приказал своим специалистам перепроверить достоверность всех исходных данных, сэр. Они были перепроверены трижды, и все равно получился прежний результат, сэр.
В этот момент на сэра Уинстона было жалко смотреть. Не веря до конца в столь подлую относительно себя измену британской нации, он горько простонал.
— Но то, что вы принесли немыслимое, просто немыслимое, Фимс!
Подобные сетования премьера нисколько не тронули чиновника, успевшего хорошо узнать натуру Черчилля за годы войны. Фимсу очень хотелось сказать сакраментальную фразу «Глас народа, глас Божий!», но он этого не сделал. Возможно из джентльменской солидарности но, скорее всего из боязни за собственное место. Ведь в порыве гнева Черчиллю ничего не стоило разогнать отдел аналитиков и не смотря на прежние заслуги выдать незадачливым пророкам «вечный волчий билет». Поэтому он попытался подсластить горькую пилюлю премьеру и одновременно спасти свой отдел и собственное место.
— Видите ли, в чем дело, сэр. Мы только фиксируем настроение простых англичан и делаем свои выводы. А что породило их недовольство, как правило, остается за рамками нашего доклада. Будучи, так же как и вы, сэр изумлен полученными результатами, я занялся исследованием причин их породивших. С определенной степенью вероятности можно предположить, что на настроение населения нашей страны повлияли не только тягости военного времени, но и возможное воздействие третьей силы.
— Вы это серьезно, Фимс? — в голосе Черчилля уже звучал не обиженный в своих чувствах джентльмен, а обнаруживший шанс на свою реабилитацию политик.
— В полученном нами материале, на это есть некоторые намеки, сэр. Но мы не можем с полной уверенностью утверждать это. Ведь мы только аналитики, а не контрразведчики — заюлил Фимс, опасаясь, что премьер взвалит на его плечи розыск этой зловредной третьей силы.
— Вот и изложите все ваши мысли на бумаге, четко, ясно и подробно. Как вы это умеете делать. Все остальное не ваша забота — изрек Черчилль и кивком головы отпустил Фимса.
Когда двери за вестником горя закрылись, премьер с большим трудом дошел до кресла и буквально рухнул в него. Дрожавшими от возбуждения руками он налил из хрустального графина полный стакан бренди и принялся торопливо поглощать его жадными глотками.
С начала войны для Черчилля это было лучшим лекарством, при помощи которого он боролся с тайным недугом, что очень часто посещал душу правителя Британии. Мало кто знал, что внешне уверенный в себе политик и вполне успешный джентльмен, был подвержен частым приступам депрессии. И чем тревожнее вести посещали Черчилля, тем труднее ему становилось быстро принять необходимое решение.
Пройдя хорошую школу в среде английской аристократии, Уинстон научился хорошо скрывать свой душевный недуг, однако это не могло продолжаться бесконечно долго. Обращение за помощью к врачам, по твердому убеждению Черчилля могло поставить крест на его политической карьере и потому, он предпочитал бороться со своим внутренним врагом при помощи бренди.
Как оказалось, янтарный напиток превосходно бодрил душу потомка герцога Мальборо. Он с легкостью изгонял из неё черную меланхолию, открывая широкую дорогу бурной умственной деятельности политика. Под его божественным воздействием Черчилль начинал искриться множеством идей и предложений по преодолению той или иной жизненной или политической трудности.
Именно такой человек и был нужен дряхлеющей британской империи, на которую с начала мая 1940 года, трудности хлынули как из рога изобилия. Твердость и убежденность премьера в окончательной победе помогли англичанам пережить горечь военного поражения у Дюнкерка и катастрофу на Крите. Напористость и решительность Черчилля позволила британским войскам победить немцев в ожесточенном сражении под Аламейном в Африке и взять штурмом их твердыни у Монте-Кассино в Италии. Его политический вес и мировая известность, спасла солдат империи во время арденской катастрофы, когда судьба всего Западного фронта висела на волоске.
Божественный напиток неизменно придавал британскому премьеру силы и энергию, но с каждым годом это давалось ему все с большим и большим трудом. Чтобы добиться очередной победы над внутренним врагом, Черчиллю приходилось увеличивать дозы вливания бренди. Однако это не всегда обеспечивало нужное воздействие, и у господина премьера стали появляться досадные осечки.
Вместе с этим у семидесятилетнего политика стала развиваться раздражительность и нетерпимость к тем, кто проявлял медлительность и осторожность, в противовес его стремительным, а иногда откровенно авантюрным решениям. Так десантирование британских солдат в Голландию было проведено по личному указанию Черчилля, несмотря на отрицательное заключение офицеров генерального штаба. А когда операция провалилась, премьер, не моргнув глазом, свалил всю вину на нерадивых исполнителей его блистательного замысла.
Предсказания Фимса о грядущее поражение на выборах, породило у премьера сильнейшую депрессию. Жестоко обиженный на рядовых британцев, «кавалер ордена Башмака» затворился в своих апартаментах, вместе с солидным запасом бренди. Судорожно зажав в руке стакан, он стал лихорадочно размышлять над тем, как дезавуировать черную неблагодарность нации.
Вскоре графин опустел, но господин премьер ни на йоту не продвинулся в своих поисках. Бренди давно уже бурлило в крови «первого британца», но долгожданное озарение так и не наступало. Словно смеясь над престарелым политиком, алкоголь лишь порождал обрывки различных идей, которые, несмотря на все свои старания, он никак не мог связать воедино.
Не желая признавать поражение, Черчилль решил продолжить борьбу за справедливость. Не колеблясь ни секунды, он пододвинул к себе новый графин и, вынув из него хрустальную пробку, продолжил созидательный процесс.
После очередного глотка бренди, по щекам Уинстона неожиданно побежали соленые слезы. Властный и решительный человек, привыкший одним росчерком пера посылать на смерть десятки, а то и сотни тысяч людей ради блага страны, горько и неудержимо плакал охваченный неуемной жалостью к себе, получив незаслуженную обиду.
Увидь его в этот момент кто-нибудь из посторонних, и монументальный образ мудрого политика, столь усердно культивируемый Черчиллем на протяжении многих лет, был бы разрушен раз и навсегда. Потомок рода Мальборо в этот момент был так жалок и беспомощен, что им можно было напугать лишь только малолетних детей из отдаленных деревень Шотландии, но ни как не врагов британской империи.
С трудом, сдерживая рвущиеся из груди судорожные всхлипывания, он торопливо утирал со своих обвисших щек катящиеся слезы, и при этом громко шмыгая носом подобно первокласснику. Зрелище было потрясающим по своей силе и исполнительности. Однако массивные дубовые двери кабинета и верный секретарь сидящий перед ними подобно цепному псу, надежно укрывали распустившего нюни первого министра от постороннего взгляда.
Сколько продлилось душевное очищение минуту, две или целых пять, потерявший счет времени Уинстон не заметил. Но вслед за этим, началось долгожданное воздействие янтарного напитка. Стирая со щеку горючую слезу, Черчилль неожиданно вспомнил фразу из одного детективного рассказа Гилберта Честертона. Отставленный в конце двадцатых годов от политики усилиями своих недругов, Черчилль решил заняться литературой. Талантливый человек талантлив во многом. Лишившись парламентской трибуны, Уинстон удачно переквалифицировался в писателя, много читая различной литературы.
