Михаил Маришин - Дизель решает всё

Ладно, переживания оставим на потом, а сейчас к делу. Что это у нас здесь? Лопни мои глаза! Это же штурмгевер! Немного футуристичный вид, калибр маловат, а так — он самый, вне всякого сомнения. Ну что ж, высшая доблесть, как говорят, — победить врага его же оружием. Где там у нас недостреленные ползунки? Рюкзачок-то забрать надо.

Один из фонарей отлетел далеко и лег удачно, освещая рюкзак и два слабо шевелящихся тела. Третьего не видно, плохо. Отхожу подальше и спрятавшись за укрытием достреливаю короткой очередью подранка. В ответ бьет только один ствол со стороны оврага. Вот ты куда закатился, голубчик! Сменив позицию, достреливаю второго, меняю позицию. Отвечает с прежнего места, видимо, даже ползать уже не может. Ну что ж, не можешь — заставим! Включенный фонарь летит в сторону немца и ложится удачно, свет бьет немцу в глаза. Он пытается расстрелять фонарь, но я быстрее. Кажется все, заткнулся. Обойду-ка я его, больно неудачно он носом клюнул, прям в тень за дерево. Вид сбоку просто шикарный, сам немец в тени, но силуэт четко очерчен на освещенном фоне. Очередь. Вот теперь точно все. Теперь барахло и оружие подобрать и ХОДУ! На базе ревун уже давно надрывается, кажется, как я стрелять начал.

Вот так я и стал обладателем штурмгевера с тремя магазинами, вальтера P-38 с запасной обоймой, броника и фонаря. Из четырех других вынул батарейки, на наши «кроны» похожи, названия нет, только невразумительное буквенно-цифровое обозначение. Холодняк подобрал весь, питаю слабость к этому делу.

Всю ночь перебирал ногами под моросящим дождем как проклятый и к утру совершенно выбился из сил. Стали посещать мысли о геройской гибели в неравном бою, гори оно все синим пламенем. Тем более что с рассветом развиднелось, дождь прекратился и где-то в стороне послышался стрекот вертушки. К чему бежать, если они сейчас район оцепят, а потом прочешут. Вертушку я, всяко не обгоню. Жалко гранат нет, фокус с самоподрывом в толпе врагов мне не светит.

С этим похоронным настроением я выскочил на небольшую полянку и наткнулся на сгорбленную фигуру в потрепанном немецком комке, сидящую ко мне спиной на трухлявом стволе. Прятаться, на случай, если этот здесь не один, было уже поздно, и я с перепугу заорал:

— А ну, хенде хох! Мать перемать! Дернешься — стреляю.

— Битте, нихт шиссен, — еле слышно продребезжало в ответ.

— Кол в подол! — заскулил я, обходя пленного на расстоянии и осматриваясь по сторонам. — Куда я попал! В Вологодской области никто по-русски не говорит!

— Руссиш ист ферботен.

— Постой, так ты все понимаешь? — сказал я, заглядывая под капюшон и вглядываясь в лицо дряхлого старика. — Ну стало быть, и говорить можешь.

Да! Собеседник мне достался тот еще. Да ему лет сто — не меньше. Худющий, морщинистое лицо обрамлено редким седым волосом и трехдневной, абсолютно белой щетиной.

— Ты как здесь оказался, старый пень?

— Да как оказался — от хозяина я ушел, добрый херр, — моргнул старик слезящимися глазами и тут же спросил: — А ты большевик, да?

Настала моя очередь часто моргать.

— С какого перепуга — большевик? И сам ты хер, Семеном меня зови.

— Ну как, на арийца ты непохож, одежа чудная, да и бороды они не носят. По-русски говоришь опять таки, — привел он свои доводы. — А отец говорил, мол, настоящие большевики немцев все одно придут и победят. Штурмгевер вон у тебя. Скажешь, на дороге нашел?

— Как на арийца не похож? Я самый, что ни на есть истинный ариец, а немчура твоя — седьмая вода на киселе. Русские — самые арийские арийцы всех времен и народов! Когда это отец тебе такую мудрую мысль про большевиков озвучил?

— Когда? Да, аккурат, об сорок первом годе, как в партизаны ушел. Больше я его и не видел.

— Так партизаны, значит, здесь есть? Дорожку не подскажешь?

— Да какие партизаны? Немцы с финнами их лет за пять всех повывели. Ты вообще первый русский человек за последние полсотни лет, — грустно сказал дед.

— Тааак! А годик какой ныне, старче?

— Так 2011-й, какому еще быть. Или ты последние шестьдесят лет, как медведь, в берлоге проспал?

— Считай, что так. Ты мне давай-ка все по порядочку, для начала скажи, мил человек, как немцы вообще здесь оказались.

— Как оказались? Да напали внезапно, 22 июня, я тот день хорошо помню, воскресенье было. День пасмурный, народу объявили, мол, правительственное сообщение будет. И аккурат в полдень Хрущев объявил — напали на нас германские фашисты на свою голову, так накажем их и понесем же свет мировой революции в Европу! Ага, понесли, немцы уже в октябре в Вологде были, а армия наша разбежалась. Вот тогда-то отец в партизаны и ушел, у него от армии бронь была, а тут чего уж дома-то высиживать. Мать как жену партизана зимой расстреляла айнзацкоманда. Я же командиру их глянулся, взял он меня за собаками глядеть. Ягер он был, любитель. Вскорости усадьбу здесь себе построил, там я все это время и прожил. Сынок его в город уехал, там жил, в усадьбу только на отдых и заявлялся, хорошо ко мне относился. А вот внучок его городской, только по малолетству здесь бывал. И вот незадача, попал он на ракетную базу служить, здесь недалече. Заявился третьего дня с дружками и говорит, надо, мол, старика пристрелить да собакам и скормить. Хорошо перепились они все. Я той же ночью и ушел, больно уж не хочется, чтоб псы мои кости грызли. Лучше в лесу где-нибудь лежать.

— Дааа, дела. Постой, а ты ничего не путаешь? Молотов же заявление 22 июня делал.

— Нее, все точно. А Молотова еще в 39-м расстреляли, шпион он немецкий оказался. Выкормыш сталинский.

— А Сталин-то здесь причем?

— Ну так, это он главный предатель был. После того, как его убили, верхи будь здоров как чистили. Много его сообщников перестреляли.

— Ты хочешь сказать, что Сталина убили до войны?!

— Точно так, в 38-м году, помню, я в школу, в первый класс тогда учиться пошел. Праздник у коммунистов партийный такой был — октябрьская назывался. Вот его прям на празднике и хотели арестовать, да он сопротивление оказал, пришлось убить.

— И что теперь делать? — задал я риторический вопрос сам себе вслух.

— А ты сынок, на запад, к финской границе иди, коли здесь набедокурил. Пока из колоний ягеров поднимут, глядишь, и перейдешь, — принял вопрос на свой счет старик. — На-ка вот тебе, порошочек, собакам след отбивает. Мне он уже ни к чему. Пришло мое время.

— Слушай, может тебе оружие оставить? — попытался отдариться я.

— Зачем оно мне? Не вижу и не слышу почти, да и в руках не удержу.

— Прости, старик, — горько сказал я, — и прощай.

Отвернулся и пошел прочь не оборачиваясь.

— Прощай, добрый человек, — донеслось сзади. — Видно есть Бог на свете, хоть в последний час послал русского человека. Теперь и помирать не страшно.

Вопрос «кто виноват?» передо мной уже не стоял. Связав свой телефонный разговор и полученную информацию, оставив в стороне технические подробности, тихо брел по ельнику и призывал все известные мне маты на свою голову. И кто меня за язык тянул?!

Но человеку свойственно искать себе любые оправдания и перекладывать собственную вину на других. Я-то был полностью уверен, что общаюсь с пациентом дурдома! И к тому же, ну что я ему такого сказал?!

Стоп! Вот здесь подробно! Таривердиев и Рождественский? Нет, в семидесятых они были мужиками средних лет, значит, до 1938 года или не родились еще или совсем мальчишки. Мимо!

«Семнадцать мгновений» усатому, по понятным причинам, не доступен, да и звуковое кино вообще только-только в тридцатых пошло. Нет, не это.

Штандартенфюрер Штирлиц? Вот здесь уже теплее, звонил-то он в кабинет Ворошилова. А там такой фрукт! А звания такие у немцев и вообще СС когда появились? Этого не знаю, нечего гадать. Но факт нахождения фашиста в святая святых Минобороны сбрасывать со счета не стоит, хотя, для шпиона, уж больно нагло получается. К тому же ляпнул, что Ворошилов мертв, что легко опровергается. На всякий случай возьмем на заметку.

Так, что еще? Левитан? Его сам Сталин продвинул, ночью голос по радио услышав, значит, диктор хозяину знаком и тут вопросов не возникнет. Мимо.

Остается «кровавый палач Берия». Так, вспоминай подробно. Берия в Москву переведен в 1938 году, сначала замнаркома, а потом и наркомом внутренних дел. Горячо! Точно, он перед седьмым ноября личную охрану Сталина сменил, Власик[1] стал вождя охранять! А прежний начальник охраны арестован за подготовку покушения был! Они прямо на мавзолее во время парада или демонстрации ударить планировали, ежовские люди. Как под патроном задымилось, засуетились и решили поступить кардинально.

Это что ж выходит? Я брякнул про Берию и его на внутренние дела не поставили? А с какого перепуга Сталин мне, Штирлицу, вообще поверил? Или просто решил перестраховаться? Нет ответа.