Александр Логачев - Разрубленное небо
Шито парализовал страх, тело окаменело, жили одни глаза, широко распахнутые ужасом. Она не могла заставить себя сдвинуться и сделать хоть что-то. «Почему он не встанет на ноги, там же мелко?»
Но все вдруг прекратилось. И вновь стало тихо. Котоку покачивался на успокаивающейся поверхности, лицом вниз. И тогда Шито побежала. Ее столкнул с места дикий ужас. Он погнал ее к распахнутым воротам дома господина Нава Такаши, где должны быть другие самураи, они ее спасут. Ее губы продолжали шептать на бегу: «Котоку, Котоку».
Подошвы отталкивали тело от влажной земли. Она держалась протоптанной тропы от пруда до ворот, чтобы высокая трава не тормозила бег. Ворота все ближе. Но что это там лежит во дворе, на песке? Это человек? Не может быть!
Что-то осой прожужжало за ее спиной. Она не оглянулась. Она продолжала бежать. Продолжала, уже почувствовав в себе инородное тело. Сзади, в шее.
Трава надвинулась на нее. Она поняла, что падает, когда уже ударилась о землю. Боль пришла и тут же пропала. Пропала, когда в глаза хлынула темнота. Темнота и кружение. Кружение, усиливающееся и уволакивающее куда-то вниз…
…Такаши стоял посреди гостевой комнаты с катаной в закаменевшей от напряжения руке. «Где ты и кто ты? Ушел из дома или здесь? Как ты выглядишь? Человек или тварь?»
Такаши никак не мог сойти с места. Чутье, которому привык доверять и которое не раз спасало ему жизнь, безошибочно предупреждая об опасности, сейчас вопило, скребло по нервам, кричало: «Рядом! Рядом!»
— Где же ты? — прошептал Такаши. — Выходи! Я жду.
Сверху донесся шорох, и в тот же миг на голову и плечи обрушилась тяжесть, сбила с ног, подмяла под себя. «Откуда?! Как он мог удержаться на потолке?»
Его вдавили лицом в шершавые циновки. Катана отлетела в сторону, заткнутый за пояс вакидзаси больно врезался рукоятью в живот. Но что эта боль по сравнению с той, которой отзывается сдавливаемое горло, сдавливаемое чем-то узким и каменно-твердым, обвившим шею. Удавка!
Такаши попытался завести пальцы под удавку, пальцы наткнулись на металл, нащупали звенья узкой цепи. Но оторвать от себя не получалось. Это рука? Но какая же в ней сила! Перед глазами пол, голову не вывернуть. Ноздри чувствуют запах чужого пота. Слышится сопение. Он попробовал вытащить вакидзаси. Но руку придавило к полу чье-то колено. Бесполезно, все бесполезно. Спину неумолимо придавливает к полу чужая тяжесть.
Так человек ты или нет?
Такаши понял, что сейчас умрет, что уже ничего не сможет сделать, что сознание покидает его, но… но надо как-то извернуться и увидеть своего убийцу.
Неимоверным усилием повернул голову. Еще немного… Перед глазами все плывет, рот судорожно открывается в попытках вдохнуть…
— Мне приказали назвать имя, — он не увидел, зато услышал голос врага. — Это имя — Белый Дракон. Белый Дракон велел передать, что ты был достойным противником и ему жаль, что у него отныне не будет столь достойного врага. Ты принимаешь смерть от Белого Дракона…
Такаши захотел выкрикнуть проклятие, раз он не мог сделать ничего другого. Но он не мог вдохнуть воздух.
А потом он почувствовал легкий толчок под сердцем, словно пальцем надавили, и все потонуло в беспросветно-черной пелене… так похоже, что он попал в самую сердцевину дождевого облака…
Но Нава Такаши умер не тотчас. Нанесенный ему удар давал возможность прожить еще какое-то время. И его жена тоже не была убита, а была лишь оглушена. Когда она пришла в себя, то бросилась на поиски мужа. Муж умер у нее на руках, успев назвать имя своего убийцы. Белый Дракон.
Часть первая
ЖИТИЕ ФЕОДАЛЬНОЕ
Глава первая
ХАНДРА ДРЕВНЕРУССКОГО ДАЙМЁ
— Шел четвертый месяц увлекательного правления, — пробормотал Артем на чистом русском языке и шлепнул ладонью по мутной воде, подняв тучу брызг.
Потом он вытянул руку над головой и призывно щелкнул пальцами. На призыв незамедлительно откликнулся слуга по имени Рётаро. Он сидел в двух шагах, возле фурако, то бишь деревянной бочки-купели, на господина не пялился, но не выпускал из поля зрения ни на секунду. Был настороже, чтобы не пропустить момент, когда хозяину что-то понадобится. Хозяину понадобилось. Причем хозяину даже не пришлось уточнять, что именно ему нужно, — за четыре месяца слуга неплохо изучил привычки и жесты господина.
Рётаро схватил стоявший в тени поднос с саке и легкой овощной закуской, просеменил к бочке, поставил поднос на ее край.
Этот слуга достался Артему от предыдущего, свергнутого Артемом даймё… Впрочем, и все остальные слуги господина Нобунага в полном составе перешли в услужение к новому хозяину. Никто из них не покончил с собой, не подался в бега. Все-таки не самураи, а люди простые, по большому счету, им что один хозяин, что другой — все едино, лишь бы кормил посытнее и бил пореже…
Рётаро стоял рядом с бочкой, сложив руки на животе и зажмурившись, как кот. А когда Рётаро жмурился, улыбался или иным образом приводил в движение лицевые мышцы, то физиономия у него покрывалась тысячью морщин и становилась совершенно плутовской. Глядя на него в такие моменты, Артем вспоминал игрушку из своего далекого (ох, из какого офигительно далекого!) российского детства — кукольная голова из поролона или какого-то похожего материала, которую надеваешь на руку, а когда шевелишь пальцами, тряпичная морда смешно сморщивается. А еще такие лица, как у Рётаро, принято сравнивать с печеным яблоком.
Из-за этих морщин невозможно было понять, сколько же лет слуге. В спокойном состоянии лицо кажется молодым, стоит появиться морщинам — старик стариком. Можно было бы, конечно, спросить у самого Рётаро, но Артем не спрашивал. Во-первых, не пристало самураю высокого ранга интересоваться возрастом слуг, по идее он на них должен обращать внимание не больше, чем на циновки, по которым ходит, а во-вторых, полученный ответ убивает вопрос, а вместе с ним загадку и тем делает жизнь скучнее. Правда, уж кому-кому, а Артему не приходилось жаловаться на скуку. Веселья в его жизни хватало. Даже порой зашкаливало с весельем…
— Ну, за императора всея Ямато! — по-русски произнес Артем и влил в себя содержимое глиняного сосудика.
Рётаро, изучивший все повадки господина, знал, каким будет следующий приказ всесильного даймё.
— Рётаро, позови Мито! — Артем бросил слуге пустой сосуд из-под саке, и это был уже пятый за сегодня сосуд. — Впрочем, ты и сам все знаешь, старый плут…
Не только Рётаро прекрасно изучил привычки господина, то же самое можно было сказать и об остальных обитателях замка. Та же Мито — в этом можно не сомневаться — уже сидит с бива наготове возле окна на женской половине. Прислушивается, ждет, когда ее позовут. А раньше положенного показываться на глаза хозяину не решается — хозяин может и осерчать. Ведь сегодня хозяин хандрит.
Незнакомое слово «хандра» обитатели замка выучили за четыре месяца и уже даже перестали считать чужеземным, более того, оно давно уже шагнуло за пределы замка и уверенно входило в речь обитателей провинции. Японцы понимали это слово как «сумеречное состояние души».
Вот аккурат в это самое сумеречное состояние их даймё время от времени и впадал. А последнее время впадал все чаще и чаще…
Мито, семеня, пробежала от крыльца до бочки, упала на колени на заранее расстеленную Рётаро циновку, склонилась низко, едва не касаясь лбом земли. Замерла в ожидании приказов господина.
— Играй, Мито! — сказал Артем. — Нашу…
— Хорошо, господин.
Мито кивнула, положила бива на колени. Тронула струны.
В замке считали, что даймё поет свои песни на древнем колдовском языке, этим пением отгоняет злобных духов, которые погружают его душу в сумеречное состояние. И не песни это вовсе, а заклинания. Ведь человеческое воплощение могучего Бьяку-Рю, сиречь Белого Дракона, не может не владеть действенными заклинаниями против злобных духов.
Артем, разумеется, никого ни в чем не разубеждал, еще не хватало! Пусть себе ищут и находят лишние подтверждения могущества Белого Дракона. Это работает на укрепление власти даймё — все хорошо, все правильно, все годится.
— Счастье вдруг как-то раз… — запел Артем под аккомпанемент бива. Певец из него был, конечно, аховый, но дело же не в попадании в ноты и не в лазурной чистоте голоса, а в душе, которой поет русский человек.
— …Постучалось в двери. Неужель ты ко мне? Верить иль не верить?
Артем щелкнул пальцами, и Рётаро со всех ног припустил за новым сосудом с саке.
— Тот, кто ждет, все снесет, как бы жизнь ни била. Лишь бы все, это все не напра-асно было…
Артем знал, о чем думает сейчас его слуга. А думает он о том, что господин еще не один раз пошлет его за саке и еще не одну песню исполнит, после чего выберется из фурако, сильно покачиваясь, направится в замок, поднимется в зал для занятий кэмпо. Там господин возьмет не деревянный меч — боккэн, а свой длинный, остро отточенный — «Свет восемнадцати лун». И будет рубить им воздух, сражаясь с тенью. Он может сражаться с тенями долго, очень долго, в этот момент господина тревожить ни в коем случае нельзя, что бы ни случилось, иначе господин придет в сильнейшую ярость. Еще два месяц назад не пришел бы, а сейчас — обязательно разъярится. Изменился господин за последнее время.
