Комбат Найтов - Крымский тустеп
— Удочка. — прошептал он. — Отползайте ещё дальше, займите качественную позицию, так, чтобы видеть дорогу. Сигнал к открытию огня — взрыв мины.
Подождав несколько минут, он снял с предохранителя винтовку, дождался, когда оба немца высунут головы из окопа, и произвел два выстрела подряд. Ударила огневая точка с противоположной стороны моста, но немцы били наугад. Дмитрий щелкнул прицелом, произвел ещё один выстрел. Пулемёт затих. Зато открыл огонь полицейский на мосту. Выстрел. Огонь прекратился. Вновь заговорил пулемёт. Выстрел. Через пути к пулемётной точке метнулось тело. Точку на прицел. Ждать! А по дороге уже топали сапоги немцев. Немец попался опытный, он ждал подмоги. Чуть заметно дернулся ствол, показалась голова, выстрел. И Дима начал подтягивать на себя нитку. Вокруг стрекотали пули, но он был прикрыт берегом ручья. Нитка натянулась. А он, лежа на боку, наблюдал, как приближаются солдаты и полицейские. Рывок! Послышался хлопок подкидного заряда и взрыв. Тут же сзади заговорил МГ, сметая с шоссе остальных немцев, а Дмитрий, подхватив ящик, бежал к мосту. Сзади слышались довольно шумные шаги Андрушко. МГ прекратил огонь. Добив из ТТ пулемётчика с обратного ската, Андрушко заложил ящик под балку, Дмитрий под вторую, а подбежавший Хабибуллин под третью, соединили ящики детшнуром, зажгли огнепроводный.
— Отход! Двадцать секунд! Ноги! — выкрикнул Кеша. Успели нырнуть в любимый ручей. Взрыв!
— Ноги!
Сзади одиноко захлопала винтовка. Кто умудрился выжить.
— Димон! Ты чем занят!
— Нитку наматываю.
— Ты, что, сдурел?
— Пригодится ещё, это ШХБ-20, из парашютных строп.
И точно, ещё три дня с её помощью рыбу ловили, так как путь назад, к продуктам, им отрезали полицаи. 44-я армия и 7-я ОСМБр высадились в Феодосии, но развить успех смогли не очень сильно. Феодосия освобождена, но, бои вокруг города не прекращались. Группа отошла к Дальним Камышам, к реке Песчанке. Там небольшая пещерка, вырытая, видимо, детьми. В Тома Сойера играли. Море видно, видно, как бьют по немцам крейсера и эсминцы, до города всего восемь кэмэ. А связи и хода нет. Сырая рыба — невкусная, но, не даёт умереть с голоду. На пятый день немцы появились на шоссе, и у Ближних Камышей разгорелся сильный бой. Группа вышла из укрытия и ударила по немцам с тыла, захватив водонапорную башню в Ближних Камышах. Немцы драться в окружении не любят, и они начали отход к Узловой и Владиславовке. Через несколько часов отход превратился в бегство. А группа вышла к своим. Впрочем, вышел один Дмитрий. Остальных вынесли из «Башни». Кеша ещё был жив. Диму перевязали на полковом сборном пункте: два касательных ранения, намазали лицо йодом, посекло осколками кирпичей, и он упал спать. Во сне чувствовал, что его грузили на телегу, куда-то везли, он с кем-то разговаривал, но очнулся он в небольшом домике с видом на море. Чернявая женщина принесла ему воды, лепёшек и козьего молока. Её звали Десфина Илиади. С виду — обыкновенная татарка, но высокая, грудастая, и волосы ничем не мажет. Она говорила, что она «румейка»: крымская гречанка. Рассказала, что легкораненых разрешили забрать из Ближних Камышей, выдали справку, и по ней можно получить продукты в Феодосии. До Феодосии тут недалеко. Взяв с собой справку из эвакогоспиталя, Дима пошёл в город. Час что-то доказывал в комендатуре, затем прошел на канлодку «Красная Абхазия» и попросил связать его со штабом Азовской флотилии. Передал, что жив, и находится на Керченском шоссе у самого въезда в Сары-Гель. Затем получил продукты, и пошёл обратно. Десфина обрадовалась тушёнке, муке и другим продуктам, вечером покормила скотину, приготовила мусаку, откуда-то достала сладкое вино. Выпила немного водки, полученной Димой по справке. Постелила ему на постели и куда-то вышла, вернулась в какой-то накидке, долго что-то шептала на образа, потом задула лампаду перед иконой и легла с ним рядом, обдав его ароматами каких-то масел. Всю ночь она неиствовала, лишь немного давая ему отдохнуть. Только под утро, наконец, устала и уснула, крепко прижав его к себе. Однако проснулась раньше него, зажгла свет перед лампадой, долго молилась, а потом побежала по домашним делам. Весь день она его не беспокоила, стыдливо отводила глаза, но, ночью повторила всё то же самое, и опять до утра. А утром у них были гости: приехал Бархоткин из Керчи на машине за Дмитрием. Глаза Десфины наполнились слезами, она, молча, собрала ему еду в дорогу. Проводила до машины, тут её нервы не выдержали, и она бросилась ему на шею, целуя и шепча, что будет его ждать.
— Ну, прям, Таис Афинская! — улыбнулся Александр Сергеевич, после того, как машина тронулась. — Как себя чувствуешь: не спрашиваю! Сразу видно, что я рановато приехал. Но, труба зовёт! Контр-адмирал Горшков присвоил тебе звание лейтенант. Взвод понёс большие потери, твоя задача: восстановить взвод. Так что, принимай командование.
— А, что с Острецом?
— На связь не выходил. Мост в Кош-Асаке цел до сих пор.
— Там подходы заминированы.
— Уже знаем, но у тебя же получилось!
Дмитрий достал катушку с ниткой и долго на неё смотрел.
— Что это?
— Нитка, которой подорвал мину.
— Не дёргайся! Козлов, Батов, и, в меньшей степени, Первушин настаивали на другой последовательности исполнения операции, чем было определено Ставкой по предложению вице-адмирала Октябрьского и нашего командующего Горшкова. Они настаивали на первоначальной высадке в Керчи, и позже. Ваши радиограммы, что на Парпачском перешейке войск нет, и доклад Архипцева, что в Феодосии сосредоточен всего батальон охранных войск, решили исход операции. 46-я дивизия сняла два полка и бросила их на Феодосию, а в этот момент наши высадились на Эльтигене, в Казантипе, Насыре, Хрони, Зюке, Тархане и Камыш-Буруне, и, враг побежал. И мы его преследуем. Снят Шпонек, командир 46 пехотной дивизии, вместо него Маттенклотт, отменён штурм Севастополя, 170 дивизия снимается и перебрасывается под Феодосию.
— Танки нужны… А у нас всего пара недель.
— Танки уже выгружаются в Керчи, сейчас увидишь.
Действительно, у Кенегеза увидели большую колонну танков, машин 100–120, правда, все лёгкие: Т-26. Кого-то увидев, капитан-лейтенант приказал водителю остановиться.
— К машине!
Дмитрий вышел из эМки, и пошёл за Бархоткиным к группе командиров, стоящих на холме. Подойдя к ним, каплей попросил разрешения обратиться. Командиры были все незнакомые Дмитрию. Знаков различия ни у кого не видно, все в полушубках и ушанках. Он приотстал от Александра Сергеевича и не слышал обращения. Поэтому остановился, не доходя нескольких шагов до начальства. Доносились только обрывки фраз. Бархоткин знаком приказал подойти. Дмитрий представился:
— Лейтенант Матвеев.
— Единственный, оставшийся от группы Остреца, это он подорвал мост во Владиславовке, Павел Иванович.
— Лейтенант, сюда подойдите. Покажите, что видели западнее Парпачка.
Дмитрий отметил разведанные объекты, показал два аэродрома, позиции артиллерии, рассказал о состоянии дорог.
— Сергей Георгиевич! Разберитесь с этим дивизионом!
— Извините, товарищ генерал! — вставил Дмитрий, — Вот здесь вот, напротив этих позиций, старая турецкая крепость. Там около батальона немцев и восемь 150-мм орудий. Сектора обстрела у них могут быть круговыми. Собственно, Парпач прикрывало два таких батальона с усилением: один в Феодосии, второй в Ак-Монае. В Феодосии батальон разгромлен, а в Ак-Монае ещё сидит. С моря его не взять. Но немцы там наступать не будут. Там у них нет войск и дорог, они ударят от Старого Крыма и от Коктебеля. Там, пока держится 2-й румынский горнострелковый.
— Это не наш сектор! Это — сектор Первушина. Разговорчивые у Вас лейтенанты, Сергей Георгиевич!
— На этом фланге у противника войск нет, кроме одного батальона, дороги в очень плохом состоянии. Активно работает только аэродром «Ички», за селом Ислям-Терек, и, западнее Феодосии, и в Первомайке, тоже работающий аэродром противника. А нашу авиацию за три недели мы так ни разу и не видели. Чуть погода наладится, будет нам на орехи. — устало проговорил Дима. Ему было всё равно, чем закончится разговор, принимавший нехороший оборот.
Худощавый генерал, которого Бархоткин назвал Павлом Ивановичем, обернулся на него, чуть прищурив левый глаз. На узком, покрытом глубокими морщинами, лице играли желваки. Ему не нравилось, что лейтенант не испытывает благоговейного трепета перед ним. Помолчав несколько минут, он картинно откинул правую руку, в которую адъютант тут же вложил трубку телефона.
— Четырнадцатого!.. Алексей Николаевич! Тут разведка Азовской флотилии вернулась… Да-да! Та самая. Предлагают без задержки нанести визиты на аэродромы противника в Ички и в Первомайке. Говорят, что самолётов там много. У меня закончили высадку и сосредоточение 56 танковая бригада и 24 отдельный танковый полк. У тебя как?… Понял! Принимай 24-й полк, кадровый, справится. Кроме того, разведка говорит, что удар будет нанесён по тебе, с двух направлений: от Старого Крыма и от Коктебеля. Что говоришь?… — указательный палец его левой руки указал на Дмитрия, — Когда?
