Михаил Ланцов - Россия Молодая. Том 1

«Ладно. Будем стрелять от бедра» – подумал царь и внутренне усмехнулся, вспоминая буквально вылитый облик Архитектора из «Матрицы», который в глазах матери показался «благообразным старцем».

– Это был Петр, – наконец ответил юный царь.

– Как? Кто… – как-то растерянно переспросила Наталья Кирилловна, потеряв разом всю напускную строгость.

– Святой это был, мой небесный покровитель – апостол Петр, – повторил сын, тяжело вздохнув и глядя на матушку так, словно малому ребенку втолковывал очевидные вещи. – И приходил он милостью Божьей наставлять меня на путь истинный, учить и вразумлять.

Мать юного царя, Наталья Кирилловна Нарышкина больше не сказала ни слова. Лишь постояла несколько минут, смотря на своего сына каким-то странным взглядом, смешавшим в себе ужас с удивлением и уважением, после чего молча ушла…

– Дочь моя, ты понимаешь, что говоришь? – Спросил патриарх Иоаким, удивленный не только неожиданным визитом царицы–матери, но и ее в высшей степени странными речами.

– Владыко[4], своими глазами видела… две девки, тоже видели. Да и Петя изменился. Ложился спать ребенком, а с утра… встречаюсь с его глазами, а там нет ни робости, ни волнения.

– Может быть его распирает от гордости? На днях ведь венчали на царство, вот и оценил наконец да возгордился.

– Нет, Владыко. Там была не гордость, а скорее уверенность, спокойная такая.

– Хорошо, я поговорю с ним. Но дочь моя, держи эту новость в тайне. Ежели кто узнает из недругов, быть беде…

– Государь, – поклонился смутно знакомый слуга, «Видимо уже успели заменить, дабы странностей старые не заметили» – пронеслось в голове у царя, – к тебе Владыко!

– Так зови его, дурень! Нечего старого человека заставлять ждать, – буркнул Петр, ожидавший прихода кого-то подобного. Не могли они оставить без последствий подобное событие.

Под довольно грустные мысли, впрочем, никак не отражающиеся на лице юного царя, Иоаким и вошел в палаты, стараясь всем своим видом являть монументальность и величественность.

– Доброго здравия тебе Владыко, – произнес подросток, стоявший до того возле стола и листавший Евангелие.

– И тебе крепкого здоровья, Государь, – едва кивнул головой патриарх, демонстрируя не более чем формальную вежливость, а также свой высокий статус.

– Полагаю, моя любимая матушка тебе уже наговорила всяких страстей.

– Скорее очень странных вещей, – поправил царя патриарх, внимательно и с особым интересом рассматривающий явно и решительно изменившегося подростка. – Это правда?

– Что именно? – Сохраняя полное спокойствие и самообладание, уточнил тот.

– То, что ты беседовал с апостолом Петром.

– Ты ведь в это не веришь и вряд ли поверишь, – улыбнулся царь, уходя от ответа. – Ведь так?

– Государь, в это сложно поверить, – развел руками Иоаким.

– И я тебя отлично понимаю, – покладисто кивнул Петр. – Но давай перейдем сразу к делу. Мы ведь с тобой оба понимаем, что ситуация… хм… патовая. – На лице Иоакима выразилось непонимание и удивление совершенно незнакомым словом от юного царя. – Это из шахмат, – поправился Петр. – Поясню. Если я скажу, что все это правда, то ты посчитаешь мои слова ложью. Посчитаешь. Не кривись. Предположив желание наше с матушкой использовать церковных иерархов в борьбе за трон. Согласись, царь, до общения с которым нисходит сам апостол, имеет много больше шансов усидеть на троне, чем иной. Поправь меня, если я где ошибся в своих размышлениях, – произнес подросток и уставился на патриарха спокойным, внимательным и умным взглядом.

– Ты сильно изменились, Государь, – после практически минутного молчания тихо произнес Иоаким. В его создании только что услышанное совершенно не укладывалось. Не мог этот юный отрок такого сказать. А даже если мать его научила, то откуда такая уверенность и твердость?

– Удивлен?

– Не то слово, Государь, – с куда большим почтением кивнул патриарх. – Ты совершенно не походишь на отрока. Такие речи и от взрослого мужа не часто услышишь.

– За все нужно платить, Владыко.

– Что ты имеешь в виду? – Напрягся патриарх.

– Когда человек постигает мир, на это уходят годы и познание он завершает не беззаботным ребенком, но уже взрослым мужем, а мудрость та и вообще приходит, зачастую, вместе с сединами. Если же тебя наставляет на путь истинный посланец Его, это занимает мгновения. Для тела это остается совершенно незаметным, а вот душа… она вынуждена пройти всю дорогу, шаг за шагом, и не может не повзрослеть. Да, Владыко, за какие-то жалкие минуты мое беззаботное детство осталось в прошлом.

– Мудрость? Познание? Взросление? – С некоторым недоумением переспросил Иоаким. – Но разве общение с Его посланником не должно наполнять, прежде всего, радостью и благодатью?

– Радостью и благодатью? Хм.

– Так говорят святые отцы и их словам есть вера.

– Если так думать, то вино и есть главное средство познания Всевышнего, ибо оно дает именно радость и благодать. На время. Но разве разница столь важна? А далеко на юге с теми же устремлениями вдыхают дым некоторых растений.

– Ваше Величество, – нахмурился Иоаким.

– Полагаю, что радость и благодать, это если и есть следы общения с Всевышним, то далеко не основные. Ключевым делом же я почитаю утоление жажды того, кто стремиться к этому. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.[5]

– И в чем же заключалась ваша жажда?

– Я жаждал знаний, почитая невежество за тьму и прозябание. Вот Всевышний и послал ко мне апостола своего, дабы наставить на путь истинный и обучить наукам разным. Кто-то ведь должен был помочь самодержцу Всероссийскому не остаться без достойного образования, коли уж его так обложили интригами, что даже грамоте толком обучиться не выходило.

– Что?! – Слегка опешил от такой постановки вопроса Иоаким.

– Сильвестр, конечно, вор по которому дыба давно льет горькие слезы, но и Никитка ведь совсем дурной, хотя и преданный. Даже письмом толком не владеет, а уж что касается алгебры, философии и прочих наук, то он о подобном даже и не слышал.

– Ваше Величество! Что же вы такое говорите?

– Владыко, я вас и не виню. Знаю, что это все происки Милославских. И понять их было несложно. Федор слаб от рожденья, Иван тоже. Уже давно им стало ясно, что ни Федор, ни Иван долго не протянут, и править, в конечном счете, буду я. Вот и подсуетились, постаравшись вырастить меня невеждой, дабы можно было крутить как куклой фарфоровой. Болванчиком. Не удивлюсь, что даже вас попытались привлечь к этому делу, хитростью или обманом каким.

Иоаким молча смотрел на царственного отрока. Переваривал. В его голове творился полный бедлам. Шок. Бардак. И какая-то вакханалия. Не мог сказанного произнести десятилетний мальчик, но он произнес. Причем очевидно, что не по научению, а сам. Вон – не сбивается, тверд в словах. И как ему поступать? Какие выводы делать? А глаза юного царя смотрят на него с таким добрым укором… словно дед взирает на шаловливого внука…

– Владыко, – нарушил тишину Петр. – Вот видите, как неудобно и неприятно объяснение с людьми, относительно той беседы. И мне и вам сейчас хочется все взвесить, обдумать, сопоставить. Поэтому полагаю, что увиденного и услышанного на сегодня вполне достаточно. Особенно мне. А посему я вас более не задерживаю. Однако жду вас в гости. Мне всегда будет нужен совет такого мудрого человека, как вы. Сами же знаете, насколько важно благословление пастырское.

С этими словами Петр кивнул, прощаясь, и отвернулся от патриарха, вернувшись к изучению Евангелия.

Иоаким с минуту постоял, продолжая переваривать и обтекать, после чего поклонился царственной спине и молча вышел. Оставив юного царя в покое.

– Поговорили? – Спросила Наталья Кирилловна, встретив патриарха, вышедшего от сына.

– Поговорил. – Кивнул он с задумчивым видом. – Дочь моя, я должен все обдумать. Слишком уж сильны изменения.

– И как же нам быть?

– Живите как жили. Просто помните, что сын ваш более не дитя неразумное, а взрослый муж.

– Неужели все так серьезно?

– Более чем, – буркнул патриарх и пошел далее. Вести разговоры ему было совсем не с руки. В своей бы голове порядок навести…

Петр же, дождавшись ухода патриарха, направился к матушке держать с ней совет, стараясь, как говорил герой в исполнении Папанова, ковать железо не отходя от кассы. Ведь на войне что главное? Правильно, инициатива. Упустишь и все – тебя обошли и разбили.

– Матушка, можем ли мы незамедлительно переехать в Преображенское?