Александр Сапаров - Прыжок в прошлое 1-2
И она, кряхтя, сдвинула с места стол, под которым был крышка небольшого люка, сбитая из грубо тесаных досок, я ринулся поднять ее за кожаную петлю и не мог даже пошевелить.
– Ну-ка отойди внучок, – сказала бабушка и одной рукой легко подняла крышку.
В небольшом углублении лежали замотанные тряпками железяки. Сняв тряпки я увидел кованую пилу, сверло и два плотницких топора.
– А лопаты железной у тебя нет случайно? – спросил я.
– Так ты дальше то смотри, – пробурчала бабушка.
И действительно дальше лежала лопата, она почти ничем не напоминала те, к которым привык, но все же это была лопата, и ей можно было копать.
– Бабушка уже ведь скоро осень, а потом и зима. Может нам пока время есть сделать землянку побольше и крышу переделать. Вот смотри, я тебе покажу как.
И я угольком на столе нарисовал чертеж землянки с накатом из двух рядов бревен.
– Мы в такой землянке зимой мерзнуть не будем, в ней можно дырку сделать для трубы с задвижкой, чтобы дым вытягивало.
– Ну, ты Даня придумал, у меня в голове такого не было. А бревен то, сколько надо пилить?
– Так я сейчас измерю, все посчитаю, и примерно скажу.
Бабушка смотрела на меня, открыв рот.
– Данька ты цифирь знаешь!?
– Знаю бабушка, наверно Господь вразумил.
– Так может он тебя, и читать вразумил? Накося попробуй, – и она бухнула на стол толстенную книгу в деревянном переплете, потемневшем от старости, застегнутую на крючок.
Когда я снял крючок и открыл книгу на первой пергаментной странице старым церковнославянским письмом было написано " Травник".
– Так тут вроде Травник написано бабушка, а дальше я не разберу.
– Бабка смотрела на меня, вытирая слезы:
– Сподобилась чудо великое в конце жизни увидеть, убогий цифирь сам собой изучил и грамоту одолел. Слава тебе господи, я ведь думала, умру и оставлю сироту неприкаянную, будет юродивым ходить по людям.
– Не плачь бабуля, все будет хорошо, – сказал я и стал думать, чем точить пилу.
Пациентов сегодня не было, не было и хлеба, но зато у нас было две сваренные щуки и фруктовый взвар. А я рассчитывал, что в мои ловушки рыба продолжит заходить.
Следующий день начался работой, хоть я умел считать и читать, но в дереве не понимал ничего. И вместе с бабушкой ходил и размечал, какие деревья будем пилить. Свалили мы несколько сосен и распилили их на бревна метра по четыре длиной. Я точно помнил длину моей прежней ладони двадцать сантиметров, теперешняя, казалась практически такой же, и быстро сделал себе мерную палку примерно на четыре метра. Больше мы в этот день не работали. Я сходил, проверил морду, там кроме двух десятков плотиц, оказалось еще несколько раков, которых я тоже прихватил, жалея, что нет пива, с которым этих гигантов прошлого можно было бы употребить. У бабушки в небольшом горшочке были остатки то ли барсучьего, то ли медвежьего жира, которые она держала для приготовления мазей, и на нем эти плотички были пожарены, не очень вкусно, но зато питательно.
После обеда к нам привели мужика с жутко распухшей рукой, при взгляде на которую, мне сразу стало все ясно – флегмона. Бабушка начала свою песню про деготь, но здесь надо было проводить более радикальное лечение.
– Бабушка, здесь резать надо, – прошептал я ей на ухо.
– Молчи дурень, сама знаю, – также тихо прошептала она мне в ответ, – боюсь я, давно не делала, руки дрожат.
– Так давай я разрез сделаю.
Бабка долгим взглядом посмотрела на меня и согласно кивнула головой.
– Слышь Фаддей, надо руку резать, иначе или помрешь, или совсем отрезать придется, сказала она.
– Ну, чего там, давайте режьте, – промычал, уже не очень соображавший от интоксикации, мужик.
Бабушка, откуда-то, достала острый ножик, с рукояткой из оленьего рога, которого до сих пор я у нее не видел, нож был острый, как бритва. Я протер руку Фаддея тряпицей, нож провел над пламенем очага, Фаддей второй рукой схватился за стол, крупные капли пота выступили у него на лбу, он зажмурил глаза, а я быстрым движением разрезал ему предплечье, из открывшейся раны потекла кровь, смешанная с дурно пахнущим гноем. Моя бабушка ловким движением вставила в рану тряпку, смоченную в солевом растворе. После чего сверху положила сфагнум, обмотала еще одной тряпкой и снова сверху полила теплой соленой водой из горшка. Фаддей расслабился, шумно выдохнул и осел на чурке.
Но пока мы разговаривали с его сыновьями и объясняли, что надо делать, он уже пришел в себя, и ожившими глазами, осматривался вокруг.
– Так мне, что Данька руку резал? Ну, Марфа хорошего себе помощника вырастила, я ведь даже испугаться не успел, а уже все. Ты уж извини, нечем вас сейчас отблагодарить, завтра вот пришлю Прова, он полмешка ржаной муки вам принесет, нынешнего помола.
– Так ты что же Фаддей думаешь, что все уже? Тебе надо будет еще не раз к нам придти, так, что завтра, чтобы сам тоже здесь был.
– Да ладно Марфа, не мельтеши, а то от твоего баса голова гудит, приду я, обещаю.
А чего это у вас тут бревна заготовлены, никак избу ставить будешь?
Да, нет Фаддей, вот внук подбил меня старую, землянку переделать, пошире, да посуше и крышу потолще, чтобы зимой не мерзнуть.
– Вот оно что, ну смотри, если у меня все хорошо будет, я сынов вам на пару дней в помочь отправлю, все быстрее дело сделаете.
– Спасибо Фаддей на добром слове, а сейчас можешь идти, на сегодня лечение все.
Когда мужики ушли, бабушка сама села на свой топчан и долго смотрела на меня.
– Я уж не знаю от Господа или от лукавого у тебя умения проснулись, но давай помолимся Богородице, чтобы защитила нас перед Господом, – и, встав рядом, без труда пригнула хилого меня к земле перед иконой божьей матери.
Меня всерьез озаботила моя физическая немочь, видимо хроническое недоедание, проживание в темной сырой землянке изрядно подорвали здоровье моего нынешнего тела. Надо было что-то делать. Поэтому на следующее утро под недоумевающим взглядом бабушки я вылетел на улицу и побежал по тропке в сторону села. Не добежав до первых домов метров триста, я повернул назад, прибежав к землянке, я сделал обычный комплекс упражнений и пошел на речку умываться.
– Ох, Данька и выдумщик ты, что опять у тебя стряслось, бегаешь, как осами покусанный.
– Да ничего не стряслось, покрепче мне надо стать бабушка, а то вон ты, хоть и старая, а сильнее меня.
– Данька не смеши ты меня. Да здесь сильнее, чем я до сих пор никого нет. Я по молодости коня на спине носила, – с гордостью сказала бабушка, – сейчас конечно не унесу, но уж козу там или барана запросто. Я твоего дедку почему выбрала, он один меня на кулачках побил. Вот посмотри, – и она показала перебитую ушную раковину, – видишь, как мне заехал в ухо, аж поломал все. Не знаю, почему ты худоба такая? Твой отец кузнецом был, тоже хмельной лошадь на плечах носил. Ну, раз думаешь, что от рукомашества и дрыгоножества силы прибавиться, то давай маши, может, чего и получиться.
Моя первая морда, пролежав в воде несколько дней, развалилась, но вторая получилась намного лучше и, по крайней мере, рыбой мы с бабушкой были обеспечены. Поэтому можно было целиком посвятить себя стройке. Бревна были напилены и на катках притащены к месту постройки. Я, чтобы сильно не мучиться, решил, землянку будем делать односкатную. Пришедшие утром два здоровенных лба, сыновья Фаддея, в момент разметали хилую крышу, сделанную когда-то Марфой, весь скарб был вынесен и мы, вчетвером взявшись за лопаты, расширили котлован почти в два раза. Переночевали мы с Марфой ночь у костра, а на следующий день уже приступили к укреплению стенок кольями, переложив их тонкими жердями. После чего был сделан из толстых бревен каркас, на который вплотную уложили тонкий накатник, который сверху был закидан лапником. Фаддеевские парни оказались неплохими плотниками и показали мне, как сделать доски, расщепляя бревна железными клиньями и потом получившиеся пластины ровнять топором. Таким образом, у нас появились доски для дверей. К вечеру мы с бабушкой переехали опять в землянку, которая стала почти в два раза больше, потолок, пах смолой и хвоей. А тамбур с двумя дверями берег нас от ночного холода.
На следующий день мы уже снова вдвоем продолжили работу, в выкопанной в земле яме, размешивали глиняный раствор, и заливали крышу, покрытую еловыми ветками. Работа была очень утомительная, и я после обеда уже еле таскал ноги, но все же к вечеру вся крыша была покрыта слоем раствора и таким же раствором была сделана отмостка вокруг землянки, так, что дождь был уже нам не страшен.
Теперь оставалось только закрыть всю эту красоту дерном, и мы будем готовы к зимовке. В продушину в потолке была вставлена деревянная труба с задвижкой, также сколоченная из тесаных досок для вентиляции и топки очага, который выложили из речных камней. Когда я спросил бабушку, как мы раньше бы заготавливали дрова, она сказала, что зимой каждый день ходили с санками за хворостом. Меня такая перспектива абсолютно не устраивала, а так, как до зимы было еще далеко, то мы начали пилить и колоть дрова, складывая их под навес сделанный из жердей и лапника.
