Алиса & Каледин - Георгий Александрович Зотов
Blind Guardian. Welcome to Dying
Глава первая
Жрецы Мельпомены
(23 февраля, среда, полдень)
Ипполит Мельхиоров дрожащей с похмелья рукой взял с фарфорового блюда вишенку, раскусив ее покрытыми налетом желтизны зубами. Вишенка, как и ожидалось, натужно лопнула, усладив язык запахом дешевого коньяка. Свежие вишни и клубнику в зимней Москве можно было купить только в бутике купца Елисеева, доставлявшего их авиалайнером из Парижа, – стоимость ягод, как и, собственно, самолет, была реактивной. Устроители приема зажались, пожалев бабла на свежак, и ограничились консервированными фруктами в алкоголе. От коньячного вкуса Мельхиорова чуть не стошнило, хотя вторая вишня «пошла» лучше – режущая боль в голове начала уходить. Нет, хватит – больше на корпоративы в гусарский полк он ездить не будет. Всегда одно и то же – сначала спой им «Боже, царя храни», после цыганский хор, а в конце садятся в преферанс играть. А какой преферанс с пьяных глаз? Мало того что весь гонорар просадил, так еще и голова болит так, что хоть снова езжай к гусарам одолжить «наган» застрелиться. Голову с утра помыть не смог, теперь похож на пуделя, плавающего в оливковом масле – самому противно в зеркало смотреть.
Кто-то нежно погладил его по локтю. Морщась, Мельхиоров обернулся.
– Ипполит, ты слышал? – к нему робко жался перепуганный танцор Борис Авраамов, изящно держа в руке бокал пунцового бордо. – Третий труп сегодня нашли. Как ужасно, правда? Бедняжка Кшесинская… он ее ножом и так и эдак… я отказался от всех вечерних выступлений, даже с охраной… не хочу в темное время суток появляться на улице и в такси один не сажусь.
– А тебе-то чего бояться? – удивился Мельхиоров. – Он же девок убивает.
– Нуууууу… – многозначительно протянул Авраамов, кокетливо моргнув накрашенными ресницами и томно поправив золотую сережку в ухе.
– Ах да, – спохватился Мельхиоров, бросая в рот сразу две вишни. – Тогда вопросов нет – тебя он зарежет. Но если только вслепую. Ты на девку не похож: хотя следует отдать тебе должное – очень активно стараешься.
– Ты тоже, – огрызнулся Авраамов и ушел в сторону пирожных.
Мельхиоров пошарил по карманам – денег на аристократический опохмел не было, завалялась лишь мелкая монетка в пять алтын. С тех пор как он развелся с женой – 70-летней статс-дамой Стеллой Пугачевой (которая была старше Ипполита на полвека), его эстрадный бизнес стал хромать – спасали только гусарские корпоративы. Сейчас он приглядывал себе новую супругу – сербскую княгиню Людимиру Мурченко: ей было примерно под сто, но благодаря такому же количеству пластических операций она выглядела на двадцать лет моложе. Горестно решив, что на безрыбье и рак рыба, Мельхиоров нацедил себе дрянного, однако бесплатного шампанского.
Возле блюд со сластями стайкой собрался народ: жуя птифуры, звезды обсуждали выборы в Госдуму и партийные рекламные концерты, на устройстве которых можно срубить хорошей капусты, – тема волновала всех. Первым этот метод опробовал шеф генеральской хунты Корнилов, когда пригласил рекламировать правительственную партию Вертинского и Веру Холодную, разъезжавших по империи под примитивным, но доходчивым лозунгом: «Царствуй над нами, царь православный». Однако сейчас среди большинства жующих преобладало уныние, ибо рейтинг правящей партии «Царь-батюшка» и без того был высок, что позволяло обходиться без услуг модных артистов. Последних это лишало приличных финансовых вливаний.
– Его величество уже давно гложет мысль, – с набитым ртом высказывал ценную мысль бард Андрей Старикевич. – Как бы создать в империи политическую систему по типу Северо-Американских Штатов – чтобы присутствовали две важные партии, а более никого. В связи с этим партию «Царь-батюшка» собираются разделить пополам: на «Царя» – для монархистов и «Батюшку» – для православных. Список первой партии возглавит государь император, а второй – Иисус Христос; как подтвердил обер-прокурор Синода, согласие Спасителя уже получено. Хотел бы я знать, кто в нашей драгоценной империи не проголосует за такие кандидатуры?
– Это клево, – радостно поддержал его блондин из трио «Петрушки Лимитед». – Значит, можно обалденный гешефт срубить. Сначала едешь, рекламируешь с утра на концерте «Царя», а после обеда – уже «Батюшку». Скажем, исполняешь «Тучи», а потом кричишь со сцены: «Дорогой наш император – круче ты, чем терминатор!», тут же врубаешь «Пух», и снова: «Хочешь жить годов до ста? Голосуешь за Христа!» От обеих партий конвертики с гонораром собрал – и вечером айда в баньку с девочками.
Поникшие гости заметно оживились, предвкушая перспективу хорошего заработка. В глубине зала мигнула вспышка фотоаппарата-«мыльницы»: бульварные журналисты и тут находили свой хлеб. Обычно на закрытые тусовки не пускали владельцев оснащенных «дальнобойными» объективами камер, но редакции изощрялись – нанимали «бутербродных репортеров». До «смуты» (как официально именовалось в СМИ кратковременное свержение монархии в 1917 году) с мелкими акулами пера расплачивались за статью рюмкой водки и бутербродом. Сейчас традиции сохранялись, однако фото, снятое исподтишка мобильным телефоном (или камерой-«мыльницей»), ввиду инфляции стоило дороже – бутылку среднего коньяка с нарезкой семги. Однако предосторожности были лишними: если кто-то и отворачивался от вспышки, то сугубо формально – гости сами лезли в кадр, показывая приколотый к лацкану пиджака золотой значок с профилем государя. Продемонстрировать лояльность трону было полезно – так считал даже экс-анархист Андрей Старикевич, которого еще 25 лет назад после концертов запихивали в «козла» и всю ночь допрашивали в жандармерии. Сейчас Старикевич объяснял в интервью: он всегда сердцем болел за государя императора, а критиковал лишь отдельных людей в министерстве двора.
Украдкой щелкнув Старикевича, засовывающего в волосатый рот тарталетку с красной икрой, редактор Юля спрятала «мыльницу» в сумочку, сработанную под крокодиловую кожу. Со Старикевичем было опасно связываться – он находился в числе тех, кто подписал челобитную к царю с просьбой оградить звезд от вмешательства бульварной прессы. Злые языки назвали подачу челобитной «продуманным пиаром»: группа певцов и актеров явилась к Кремлю босиком, одетая в посконные рубахи, и пала на колени, держа копии челобитной на обнаженных головах. Министру двора, графу Иннокентию Шкуро, пришлось выйти перед телекамерами и быстро собрать прошения, сохраняя улыбку на каменном лице. В челобитной цвет нации просил ввести против непослушных репортеров битье батогами, а в случае повторного проникновения в частную жизнь звезды – применить насильственное пострижение в монастырь. Через неделю обер-гофмейстер императора князь Слоновский собрал всех звезд за чаепитием в Кремле и попенял им за показное шоу а-ля «бояр рюсс». Мол, возвращение к корням – оно замечательно, но надо ж Западу показывать, что у нас не Саудовская Аравия, а просвещенная европейская монархия – иначе государю станет совсем неудобно с другими королями за одним столом
