Тафгай 5 - Владислав Викторович Порошин
— Вы чё офонарели! — Вскрикнул Данилыч. — Пусть сначала счёт сравняют, а уже потом мы им устроим долгие и продолжительные аплодисменты! Так, что Леонид Ильич Брежнев и тот обзавидуется. Товарищ Озеров, сколько играть-то ещё осталось, скажи нам отец родной? — Спросил вредный фрезеровщик у телекомментатора, который был сейчас за тысячи километров от города Горького, однако простому работяге ответил.
— До конца игры осталось девять минут и двадцать три секунды. Нужно ещё прибавить. Обязательно нужно взвинтить темп и добиться хотя бы устраивающей нас сегодня ничьи.
* * *
За две минуты до конца игры, пока судьи устанавливали сдвинутые с места хоккейные ворота, которые сбил Саша Якушев, неудачно столкнувшись с защитниками хозяев льда и вместо шайбы влетев в сетку Иржи Холечека, я решил сказать «пару ласковых».
— Мужики! — Гаркнул я, как можно громче, так как чехословацкие болельщики свистели и кричали без перерыва. — Слушай сюда! Спутник мы запустили! Гагарина и лунный трактор тоже! Большой балет у нас лучше некуда! Короче выходим сейчас и делам ничью. Да?!
— Да! — Вяленько поддакнула мне команда.
— Не слышу, да?! — Я сверкнул дикими глазами, в которых читалось желание растерзать не только сборную Чехословакии.
— Да! — Уже громче закричали хоккеисты.
— У вас, чё сегодня был у кого-то понос, что вы крикнуть нормально не можете, да? — Махнул я отчаянно рукой.
— Дааа! — Проорал как ненормальный Коля Свистухин, после чего вся команда сложилась пополам от гогота, затряслись, хохоча, даже Кулагин и Бобров.
И с таким несерьезным настроем моя пятерка выехала на вбрасывание в средней зоне, около нашей синей линии.
— Чё понос, да, — хихикал рядом Саша Мальцев. — Иван, как вбрасывание выиграешь, дай на ход.
— Чего вы все ржёте? — Спросил я, уже в став на точку. — Нам отыгрываться, а вы ха-ха-ха. Балбесы.
Но как это часто бывает, напряжение последних минут, которое не давало играть дерзко и нагло, после весёлого эпизода на скамейке запасных куда-то улетучилось. И эту одну из последних атак матча мы разыграли в лучших хоккейных традициях советского комбинационного стиля. Мальцев на центральной красной линии, как и договорились, получив на ход шайбу, легко улетел от опекавшего его Иржи Кохты. Защитник Франтишек Поспишил попытался прорыв нашего нападающего как-то прервать, но Александр быстро перевёл шайбу на другой, левый край, где в атаку уже нёсся на всех парах Боря Александров. Олдржих Махач клюкшой, словно кочергой зацепил за руку «Малыша», но неудачно отработав ногами, грохнулся на лёд. Единственное, Борю сильно отнесло к борту, и он выкатывался на ворота Холечека под очень острым углом. «Чтобы вы сегодня без меня делали?» — подумал я, убегая от Вацалава Недомански и вкатываясь в пустую зону, переел воротами.
— Не спи «Малышатина»! — Заблажил я из последних сил, ведь остальные ушли на то, чтобы оторваться от чехословацкого центрфорварда.
И пас пошёл точно в крюк клюшки. И уже толчок в спину, которым меня «благословил» на ничью Франтишек Поспишил, ничего не решал, так как третью шайбу я буквально закатил в пустые ворота.
— Гооол! — Запрыгала вся наша скамейка запасных, а зал пражского ледового дворца мигом «поблагодарил» нас за спектакль залихватским разбойничьим свистом.
— Прям, одни «Соловьи-Разбойники» на трибунах собрались, — ухмыльнулся Всеволод Бобров, похлопав меня, Мальцева и Александрова по красным хоккейным шлемам.
* * *
— И в заключение увлекательного хоккейного матча, — сказал Николай Озеров из телевизора, накричавшимся до хрипоты болельщикам и одной болельщице в кабинете профкома Горьковского Автозавода, — я по просьбе сборной команды страны хочу передать приветы всем их родным, близким и знакомым из Москвы, Ленинграда, Воскресенска, Киева, Минска, Усть— Каменногорска, Ульяновска, Кирово-Чепецка и другим городам нашей огромной Родины. А так же приветы и их маленьким домашним питомцам. С вами был Николай Озеров, встретимся на хоккее, до свиданья.
— Это чего они в конце кому привет передали? — Почесал затылок фрезеровщик Данилыч.
— Ясное дело кому, котам, — хмыкнул его друг Казимир Петрович
Глава 10
Следующий день, 13 апреля, после эпической ничьи с хозяевами чемпионата наш тренерский штаб объявил выходным. Правда, Всеволод Михалыч предупредил, чтоб мы гуляли, да не разгуливались, так как уже завтра, 14 числа, с большим нетерпением наших заброшенных шайб ожидали шведы. И по окончании завтрака перед большинством игроков команды встал нелёгкий выбор: либо проваляться весь день в гостинице, либо одну половину дня бесцельно побродить по городу, а вторую — всё равно проваляться. Пражские магазины, после Стокгольма, Хельсинки и Мюнхена никакого покупательского ажиотажа не вызывали. Смотреть кино без знания чешского языка было неинтересно, а знакомится с пражскими барышнями — бесперспективно.
— Чего развалился? — Спросил я Борю Александрова, который поверх покрывала улёгся на кровать в спортивном костюме.
— Надоело всё, — пробормотал «Малыш» с закрытыми глазами. — С октября прошлого года — хоккей, хоккей, самолёт, самолёт, автобус, автобус…
— Гостиница, гостиница, — продолжил я визуальный ряд своего юного друга. — Пошли, щёлкнемся для истории на фоне собора Святого Вита, или на фоне Пороховой башни.
— С одним условием, — Боря приоткрыл один глаз. — Я выпью кружку пива, здесь оно не хуже, чем в Мюнхене. Не пьянства ради, а чтоб немного мозги «перезагрузить».
— Сегодня одну можно, — кивнул я. — А я пражских колбасок отведаю, говорят они тоже не хуже мюнхенских.
«Странный день, — подумал я, когда мы вышли из отеля. — Центр города, Вацлавская площадь, а народу минимум. Где-то там, на горизонте около Национального музея кто-то бегает, а вокруг никого. А вот погода замечательная, градусов пятнадцать не меньше, как летом на Урале».
— Тебе странным ничего не кажется? — Спросил я Бориса, после того, как мы, завернув за угол, пошли в сторону Площади Республики к Пороховой башне, к массивному готическому сооружению, которое лично мне всегда напоминало дом великана. — Народу что-то мало вокруг.
— Ясное дело, будний день, все на заводе вкалывают. — Хмыкнул «Малыш». — Тебе что, народ нужен или пиво? То есть я хотел сказать фотограф и колбаски. Кстати, давай в погребок заглянем, а то фотографироваться пока настроения что-то нет.
— Странный погребок, — я почесал свой затылок и подумал: «Здесь же вроде как „Аптека“ была, а сейчас ступеньки немного вниз и характерная для „харчевни“ дубовая дверь». — Ты куда? — Окликнул я Борю, который уже спускался, надо полагать, на запах чешского пива.
— Цены узнаю, — соврал он мне.
Пришлось тащиться следом в полуподвальное помещение. Но какого же было моё удивление, когда за дубовой дверью оказался не бар со столиками, а прилавок, за которым простирались огромные полки с книгами. И судя по корешкам, эти фолианты были напечатаны гораздо раньше, чем я появился
