Польская партия - Михаил Алексеевич Ланцов
— Советского Союза, все же, а не России.
— Сталин несколько лет назад обрушился с критикой на нововеховцев, назвав Союз не новой вехой России, а принципиально иным государством. Но… Сталин мертв. Вот незадача? А Фрунзе делает все для того, чтобы и внутри, и снаружи все были уверены — СССР — это просто новое название Российской Империи. Обновленной. Новая ее веха.
— Империи?! — воскликнул Сандро. — Мне такое даже слышать смешно и больно!
— Будьте уверены. Именно Империи. Даже несмотря на некоторую карикатуру внешних признаков. И насколько я могу судить, он держит ориентир на Наполеоновскую Францию в ее самом сочном и удачном варианте. При этом он не отягощен необходимости вести революционные войны.
— Не так давно вы называли его наследником Бисмарка.
— И я не отказываюсь от своих слов. Он и есть наследник Бисмарка идейный, но пытающийся построить Наполеоновскую Францию. При этом кое-что он пытается взять у японского Императора Мэйдзи. В общем — гремучая смесь.
— Не понимаю… — покачал головой Александр Михайлович.
— Чего?
— Вы говорите о нем, как о правителе государства. Едва ли не как об абсолютном монархе. Но он ведь простой министр обороны.
— Сегун в Японии тоже был всего лишь простым министром обороны.
— Это другое.
— Вы полагаете?
Александр Михайлович задумался.
Его собеседник был личностью совершенно незаурядной.
В нем удивительно сочеталась неистощимая энергия Кагановича, личная храбрость Буденного и весьма неплохое образование, каковым он не манкировал по юности. Да и потом.
И дела его прекрасно это все подтверждали.
Например, во время геноцида армян в Османской Империи он не побоялся туда поехать, чтобы собрать доказательства преступлений. Чуть ли не ежедневно рискуя жизнь.
Потом совершил достаточно непростое путешествие в Тибет, став первым русским, принятым далай-ламой, сохранившим при этом православие, оставшимся в живых и вернувшимся в Россию. Совершил с братом Федором крайне рискованное конное путешествие через Китай, Монголию и Среднюю Азию. То есть, через земли, населенные в те годы воинственными кочевниками.
Воевал добровольцев в Англо-Бурской войне. Не потому что так любил буров, а просто не переваривал англичан. Он хорошо воевал, но в итоге получил тяжелое ранение, попал в плен и едва не умер.
Да и в дуэлях участвовал.
Про его активность в общественной сфере и говорить не приходиться. Он был везде.
Ни минуты покоя.
Ни дня без дела.
Более того, именно он оказался тем человеком, благодаря которому в 1915-1916 году произошло так называемое русское чудо. То есть, разрешение патронного и снарядного голода во многом внутренними силами Российской Империи. Да, под его руководством всякие промышленники завышали цены и воровали. И много воровали. Но в целом эти объемы хищений не сильно превышали «освоение» бюджетных средств в мирное время, которое проворачивали чиновники. Причем не только в Российской Империи, но и потом — как в Союзе, так и в Федерации. Так что в целом эта плата за промышленный рывок и спасение положения на фронтах была вполне оправданная.
А потом случилась революция. Февральская. В которой он был одним из организаторов заговора.
Его цель была проста.
Строго говоря никакой революции, он и не собирался проводить. Пытаясь добиться от политически недееспособного Николая II отречения в пользу сына под регентством брата. Но в этом деле участвовал не только Гучков и, как следствие, что-то пошло не так. Совсем.
Так что он получил серию фиаско.
Все-таки, хоть Гучков и был хулиганом, но являлся человеком системы и в условиях хаоса нормально работать не мог. Поэтому он и провалился, сначала как заговорщик, потом как военный министр заговорщиков, ну и, наконец, как дипломат «не понятно кого». Плюнул на все. Ушел в эмиграцию. И оттуда долгое время поддерживал… Троцкого.
Что было чудно для многих.
Тем более, что Троцкий многие годы критиковал Гучкова выступая на ниве публицистики.
Но Александр Иванович его все равно поддерживал. Почему? Так все просто. Он был по своим убеждениям бонапартистом. И видел спасение России только через приход сильного лидера, каковым он и считал Троцкого. В моменте. Кстати, Лев Давыдович это ценил, несмотря на публичную критику, и активно сотрудничал с Гучковым. Активно пользуясь его связями в финансовых и промышленных кругах Европы. А в 1923 году пригласил его даже в Советский Союз на почетную должность.
Но тогда дела не сложились.
А потом Троцкий ослаб и усилились позиции Сталина. Из-за чего Гучков едва не отчаялся, ожидая лишь военного переворота, как единственного пути спасения России.
И тут на горизонте появился Фрунзе, который в силу своих поступков импонировал ему намного больше. Все-таки Троцкий, несмотря на замашки типичного «наполеончика» и жажду диктаторских полномочий был слишком специфической личность. Скорее даже феерической.
Так что вот уже более года они с Михаилом Васильевичем находились в переписке. А сам Гучков волей-неволей превратился в агента влияния Михаила Васильевича в эмигрантской среде. Не явного. Потому что никаких приказов тот ему не отдавал и ничего не поручал. Да и как такому человеку можно что-то приказывать? С его-то бешенной энергией ему можно было только указывать путь. Колею он сам проложит и себе, и другим. Они просто беседовали через письма, чего вполне хватало.
Александр Михайлович смотрел на Гучкова и не немного пугался. Таким же возбужденным и взвинченным он видел его только в начале 1917 года, когда было уже все решено с Николаем II. А тут… Фрунзе… он был словно одержим этим внуком молдавского крепостного крестьянина. Он для него стал некой идеей фикс. Новым Наполеоном. Тем самым, которого он столько ждал и видел в любом мало-мальски сильном лидере.
— Вы даже не представляете, насколько он интересный собеседник.
— Отчего же? Учитывая его уровень образования и воспитания… вполне.
— Зря вы иронизируете. Если вам будет угодно, мы можем пройти ко мне, и я дам вам почитать некоторые письма, не имеющие конфиденциальных или личных вещей. Это один из самых образованных людей наших дней с невероятным кругозором.
— Где же он его сумел получить?
— Ума не приложу. Но, учитывая то, что он сдал экзамены по гимназическому курсу экстерном, то вероятнее всего следует говорить о самообразовании. Да и высшее образование он получил, защищаясь публично.
— Вы же понимаете, что это не образование, а цирк?
— Цирк, — согласился Гучков. — Но разве это отменяет того факта, что экзамен сдан публично?
Сандро не стал отвечать. Ему все то шоу, что регулярно
