Выбор Пути (СИ) - Щепетнёв Василий

— А финны? Они когда досматривать будут?

— А сейчас и досматривают.

Хорошо быть финским пограничником. Пришли, понюхали, и ушли, влепив печать в паспорт.

На следующей станции, Бусловской, уже наши пограничники начали проверку. Поезд едет, у погранцов служба идёт.

Зашел один — и сразу стало тесно.

— Покажите, что везете.

Я открыл рундук.

— Что в чемодане?

— Одежда. Фрак, смокинг, вечерний костюм…

— Так много?

— Положено. Я выступаю перед зрителями.

— Ясно. Что в сумке?

— Водка. Две бутылки водки. «Финляндия»

— Покажите.

Я показал.

— Красиво жить не запретишь, — с завистью сказал досматривающий.

Я опустил полку на место и получил очередную печать в паспорт.

Попутчика осмотрели ещё быстрее.

На этом страшный досмотр и закончился.

— Вы в самом деле везёте с собой водку! Из Финляндии! В Россию!

Мой попутчик никак не мог успокоиться. Культурный шок: русский человек везет из Финляндии в Россию водку, да не просто водку, а купленную за валюту!

— Ну, везу, — спокойно отвечал я. — А что ещё везти из Финляндии на остатки командировочных?

— И сколько стоила эта водка? — не унимался попутчик.

— Мне думается, что вы в Финляндии бываете нередко, не так ли?

— Ну да, раза два или три в год обязательно. Это направление нашего отдела.

— Не могу поверить, что вам неизвестна цена финской водки.

Попутчик засмущался.

— Нет, известна конечно, но я в другом смысле: не жалко было валюту тратить? Ведь можно было джинсы купить на эти деньги, даже целый джинсовый костюм.

— Спасибо за заботу, но мне не нужен джинсовый костюм, по крайней мере, сейчас.

— Ну, так ведь валюта…

— Вот именно. Ввоз валюты в Союз запрещен. За полчаса до отправления поезда смотрю — осталась. Что делать? Вот и купил водку.

Глаза попутчика загорелись синим светом. Ну, почти.

— И вы её…

— Нет, конечно. Я её пить не буду. Я вообще не пью. А купил — не себе купил. В подарок.

Глаза потухли.

— Подарок — это я понимаю… Начальнику?

— Скажу так — уважаемому человеку.

— Ну да, ну да… Мог купить себе джинсовый костюм, а купил начальнику хорошую водку. Это умно. Это оценят… — забормотал попутчик. — Какой начальник не любит хорошей водки, почёт и уважение!

Кажется, я подарил ему хорошую идею. Кажется, с опозданием на сутки. Ну, ничего, пригодится в следующую поездку. Мои идеи многоразовые.

Далее поездка пошла совсем уже скучно. Ни попутчик, ни я на ночь ничего не ели, потому воздух в купе был приемлемый. Мы выключили верхний свет, улеглись и стали дремать. Так, в дрёме, я и провёл остаток вечера, предаваясь раздумьям, почему в поездах, самолетах, автобусах люди без теней. Призраки не успевают перемещаться? Мое сознание прочищается? Гоголь тоже очень любил странствовать, преимущественно в коляске или дилижансе. Кто преследовал его? Порождения собственного разума?

И в Финляндии… Бледные, почти прозрачные, снежные тени, которым не было до меня никакого дела. Может, потому, что дело было у меня? Чем больше настоящих дел, тем меньше остается времени на вымыслы, пустяки и всякую чертовщину?

Я стал разбирать партии с Кересом. Объективно на чемпионате СССР большинство соперников были не слабее. Пауль Петрович явно в не лучшей спортивной форме. Да и в физической тоже. Я, хоть и студент, явно видел признаки сердечной недостаточности. Ему бы к толковому терапевту. И в Таллине, слышал, есть отличные врачи, в Ленинграде — уж и всякому ясно, да и в Хельсинки, думаю, найдутся. Тут же не светило нужно мировой величины, а обыкновенный, добросовестный врач. Перворазрядник. А там, если необходимо, он направит и к светилам.

Но как скажешь напрямую сопернику, что ему не играть нужно, а лечиться?

Никак.

И только после последней партии, на приёме у мэра города, я позволил себе даже не намекнуть, а направить мысль, сказав, что по возвращении пройду медобследование. Поскольку этот матч стоит марафона по затратам энергии. И вообще, я в институте занимаюсь проблемами функциональной подготовки шахматистов. Приврал немного. Не шахматистов, а одного шахматиста.

Пауль Петрович выслушал меня, сказал, что я правильно делаю, что с ранних лет забочусь о форме, похвалил за отказ от алкоголя и табака, и сказал, что и он тоже планирует побыть в местной санатории несколько дней (санатория у Кереса была женского рода). Побыть, провериться, подлечиться, если врачи посчитают нужным.

Думаю, посчитают.

Победа над Кересом стоила поездки. Во-первых, сняты претензии сторонников старой гвардии, что я-де несправедливо занял место заслуженного бойца. Шесть — ноль, с этим не поспоришь. Во-вторых, сторонники курса на обновление — шахматного, шахматного! — получили новый козырь: не только Карпова, но и Чижика. Шесть — ноль, это ведь вполне по-фишеровски. Заочный спор начался!

Ну, и есть валютный задел на Венский турнир. Постараюсь вывезти всех: Антона и девочек. Нет, так — девочек и Антона, такие приоритеты.

Мы приехали в Ленинград. Вагон перецепили к московскому поезду.

Ну, почти дома!

Глава 14

31 декабря 1973 года, понедельник

ПРОВОЖАЕМ СТАРЫЙ ГОД

Я пригрелся и, кажется, уснул. Немудрено: концовка года выпала напряжённой, и организм стремился к отдыху, как верблюд к водопою. Он, верблюд, способен без воды жить долго, но не вечно. И при первой же возможности стремится напиться сразу за прошлое, настоящее и будущее.

Вот и я — запасаюсь энергией впрок. Потому что за последние дни изрядно её растратил. Двадцатого декабря отправился из Чернозёмска в Хельсинки, где провел шесть партий-поединков с Великим Эстонцем, двадцать девятого пустился в обратный путь, сегодня утром вышел из вагона на перрон родного города, надеясь получить подобающие победителю почести, как минимум — обед в тесном кругу и долгий сон. Я попросту был голоден: железнодорожной кухне не доверяю. Может, и зря, зимой, в мороз, портиться вроде бы и нечему, а всё же…

Итак, в восемь ноль одну стою я на перроне, подбегают Надежда и Ольга и, не говоря худого слова, ведут на стоянку такси, где ждет меня даже не такси, а обкомовская «Волга» из разгонных.

Эге! Видно, я кому-то очень нужен. Догадываюсь, кому, но не догадываюсь, зачем.

Едем. Лиса и Пантера поглядывают хитро, но не зловеще. Значит, ничего страшного не ждёт.

А что ждёт?

У девочек в руках «Советский спорт», вчерашний, воскресный. По понедельникам он и не выходит. По срокам — должен быть обзор нашего матча. Но газету у девочек не беру. Делаю вид, что выше мирской суеты в целом и личного тщеславия в частности. Ну и да, не до суеты, когда везут незнамо куда.

Не совсем незнамо. В обком, как я и думал.

Доезжаем до обкома быстро. Да тут и ехать всего три километра по одометру. Зимой дорога даже днем полупустая, знай, крути баранку, да тормози у светофоров.

Остановились не у парадного входа, а у служебного. Девочки выскочили, и меня за собой вытащили, как винную пробку. Штопором.

— А чемодан? — только и спросил я.

— Не бойся, чемодан здесь — как в танке. Полная безопасность, — сказала Лиса.

Танки, бывает, и горят, подумал я. Но вслух не сказал.

Пропуск на нас был заказан заранее, и вот всей троицей («три весёлых мышки») мы прошли в приёмную.

В приемной — восемь человек. Все серьёзные, все ответственные. Другие здесь не водятся.

— Михаил Чижик? — спросил секретарь. — Андрей Николаевич ждёт вас.

И вот я, Чижик чижиком, иду мимо ответственных людей. Один иду, девочки даже в приёмную не вошли. Довели до двери, да и в сторону.

На меня смотрят с удивлением: откуда взялся такой молодой и борзый?

Зашёл. Через тамбур. Видно, для выравнивания давления с внешней средой. Не обязательно атмосферного, можно и ментального. Что происходит в приёмной Первого секретаря, должно оставаться в приёмной первого секретаря. Если, конечно, не будет иного распоряжения.