Второй шанс — 2 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Сегодня, переночевав в маленькой деревушке Тагхар, вышли рано утром, по холодку, но сейчас, после нескольких часов пути, когда беспощадное апрельское солнце упорно ползло в зенит, в бушлате становилось жарко. Хотелось снять его и желательно постелить под задницу, которая от тряски на металлической поверхности ныла уже нещадно. Был, конечно, вариант ехать внутри машины, но недаром бээмпэшка имеет ещё и нелестное прозвище «Братская Могила Пехоты»: один душман (тогда их моджахедами ещё не называли) при удачном выстреле из гранатомёта в десантный отсек мог «похоронить» всех, кто там находился. Да и обзор с брони лучше, чем больше глаз — тем выше вероятность того, что кто-то заметит притаившегося в кустах на склоне бандита. Хотя такое, говорят, случалось редко, аборигены умели так прятаться, что буквально сливались с окружающей местностью. Да и по скалам прыгали, как горные козлы, куда там нашим в их ботинках — альтернативе зимним «кирзачам». Недаром максимум через полгода многие переобувались в кроссовки. Отслужившие год и больше поделились опытом, что кроссовки можно купить на любом более-менее приличном местном рынке. А ещё лучше — устроить как бы случайную поломку БМП или БТР рядом с магазином типа сельпо, в котором ассортимент зачастую бывал не хуже, чем в советской «Берёзке». Духанщику в зубы — и часть товара за считанные минуты перекочёвывала внутрь боевой машины. После этого вся рота курила «Мальборо» и глушила «Наполеон», а музыку слушала исключительно из «Панасоника». До той поры, пока замполит всю эту «черешню» не конфисковал, разрешая оставить только кроссовки и что-нибудь из одежды.
А в данный момент Алексей думал о том, что напишет в следующем письме матери, учитывая, что каждое письмо из Афгана подвергалось перлюстрации. Тут обычно все пишут одно и то же: служба идёт, всё хорошо, Ну и правильно, незачем лишний раз тревожить родных. Вот после дембеля можно и рассказать… Если, конечно, будет желание.
Сейчас по правую сторону по ходу движения колонны возвышалась практически отвесная стена, слева шёл крутой обрыв, под которым несла свои воды речушка с непонятным названием Баклин, и с той же стороны впереди виднелась поросшая густым кустарником возвышенность. Чем ближе к ней, тем тревожнее становилось на душе у Рымова, он легко мог представить, как в этих кустах прячется целая банда душманов. И когда голова колонны начал втягиваться в это короткое ущелье, где-то впереди раздался взрыв. Шедший первым БТР тут же вспух огненным цветком. Следом рвануло метрах в десяти от них, и сидевший рядом с ним Витька Пискунов, призвавшийся из Гатчины, дёрнулся, и начал медленно сползать с брони, зажимая ладонями рану на шее, а кровь хлестала сквозь пальцы, обагряя красным «разгрузку». Алексей смотрел на него, как зачарованный, даже не делая попытки удержать товарища, когда он свалился с брони на каменистую дорогу.
Кто-то отчаянно завопил: «Ду-ухи-и-и!». Он не видел, кто его столкнул с брони, кажется, это был сержант Султон Маматкулов, которому до дембеля оставалось полгода. Столкнул, и тут же свалился рядом с ним, и потянул за собой, под днище БМП. «А если водила даст по газам, нас же гусеницами может расплющить», — мелькнула в голове тревожная мысль. Мгновение спустя снова рвануло, и в этот раз совсем близко, отчего
каменная шрапнель прошлась по борту бээмпэшки, и они с Маматкуловым синхронно, как черепахи в панцирь, втянули увенчанные касками головы в плечи. Тем не менее, один из камешков успел царапнуть по щеке. Алексей приложил к ней ладонь — на ней остался красный мазок.
— Ерунда, царапина, — успокоил повернувший к нему голову Маматкулов.
Таджик выставил наружу ствол АКМ и водил им из стороны в стороны, выискивая цель. Наконец определился и дал короткую очередь куда-то вверх.
— Рымов! Маматкулов!
Кто там их зовёт? По голосу вроде как капитан Полозков. Опередив никуда не спешившего Маматкулова, он наполовину выполз из-под днища БМП, и точно, комроты сидел у колеса соседнего бэтээра, опираясь на одно колено, с автоматом в руках. Увидев младшего сержанта Рымова, крикнул, но чуть спокойнее:
— Вы чего там отлёживаетесь? Давай ползи к БТР связи, узнай, вызвали они поддержку с воздуха или всё ещё ждут приказа. Если что, скажи, я дал такой приказ, иначе без авиации нам хана.
— Так ведь горы, я слышал, что тут рация не ловит…
— Ты, твою мать, не умничай, а выполняй, что тебе старший по званию приказывает.
— Есть выполнять, товарищ капитан, — без особого энтузиазма отрапортовал Алексей.
И как в этом аду доползти до БРТ связи, которая находится где-то в середине растянувшейся на добрый километр колонны? Ему очень не хотелось вернуться домой «грузом-200», в запаянном цинковом гробу. Инстинкт выживания ценился здесь куда больше, чем глупая храбрость, но и выглядеть трусом в глазах товарищей было ниже его достоинства. Да и под трибунал можно легко залететь, дослуживать в дисбате, понятно, не так страшно, но тоже хорошего мало.
И потому, невзирая на свистевшие вокруг пули и периодически гремевшие взрывы, он пригнувшись, короткими перебежками, стараясь держаться ближе к отвесной каменной стене, за бортами машин, отделявших его от страшной горы, посылавшей в бойцов смертоносную россыпь свинца и гранат.
Вот, кажется, и БТР связи… Он замолотил кулаком по борту, и когда уже собирался лезть наверх, к люку, тот открылся и из него показалась голова сержанта-связиста со смешной фамилией Тараканчиков.
— Ну чего долбишь? — крикнул тот.
— Полозков велел передать, чтобы вызывали поддержку с воздуха.
— И так уже вызываю, только сигнал, сука, ни хера не проходит.
В это мгновение половина головы Тараканчикова странным образом исчезла, оставив вместо себя маленькое красное плато, под которым виднелись нос и нижняя часть лица. Ещё несколько секунд безголовый связист сидел в прежней позе, а затем провалился внутрь БРТ.
Алексей подумал, что его сейчас вырвет, но невероятным усилием воли справился с позывом. Он присел на корточки, спрятавшись за большим, пыльным колесом. Наверное, нужно было попытаться проникнуть в бэтээр и всё же попробовать наладить связь, в общем-то, он представлял, как это делается, видел, как управляться с тангеткой микрофона. Но при одной только мысли о том, что там ему предстоит столкнуться с почти безголовым Тараканчиковым, младшего сержанта едва не вырвало.
Он пополз к корме БТР, осторожно выглянул из-за севшего на обод колеса, пробитого то ли пулей, то ли осколком. Дела обстояли плохо, горели бензовозы, повсюду лежали тела убитых и раненых, отстреливались уже единицы. В кого, куда стрелять — Алексей не имел ни малейшего представления.
Он прижался к колесу спиной и закрыл глаза, продолжая сжимать побелевшими от напряжения пальцами цевьё АКМ. Он не знал, сколько прошло времени, но в какой-то момент вдруг наступила оглушительная тишина. Но нет, вот послышался чей-то стон, затем ещё чей-то, уже с другой стороны, кто-то негромко выругался на русском. А затем раздались другие голоса, Рымов осторожно выглянул из-за колеса и увидел, как между телами убитых и раненых ходят люди, одетые в длинные рубахи и просторные штаны, многие в жилетах, на головах «пуштунки». Почти у всех в руках АКМ, у двоих гранатомёты. Один из моджахедов перевернул на спину раненого бойца, кажется, того звали Василием, был он из Мурома. Душман достал нож и, как ни в чём ни бывало, отрезал ему сначала левое ухо, потом правое, сунув их себе в холщовую сумку. Затем одним движением перерезал раненому горло. Вася захрипел, дёрнулся пару раз и затих.
Рымов словно зачарованный наблюдал за тем, как смеющиеся афганцы отрезают у раненых уши, прежде чем добить, отрезают уши и у мёртвых, обыскивают тела, что-то обсуждая на своём гортанном наречии.
«Сейчас они увидят меня и тоже, как Ваську, как других пацанов — ножом по горлу», — закралась в голову мысль, от которой ему невыносимо захотелось оказаться где-нибудь далеко, где нет ни духов, ни этих проклятых гор.
Но вдруг он почувствовал, как страх в его душе уступает место ярости. Что ж он, будет как агнец на заклании, покорно ждать, пока ему перережут глотку? Можно, конечно, приставить ствол «калаша» к подбородку и нажать на спусковой крючок. А можно попытаться дорого продать свою жизнь. Главное — не дастся живым, Рымов из рассказов старослужащих знал, что бандиты делают с пленными шурави. Двум смертям не бывать, как говорил капитан Полозков, а одной не миновать. Уж лучше уйти с высоко поднятой головой.
