Анатолий Матвиенко - Танки генерала Брусилова
Брилинг был наслышан об истории Александра Можайского, в том числе о денежном крушении самолетной эпопеи. Когда-то он был готов рвать заводчиков на куски, а сейчас сам оказался в положеньи эксплуататора и заботился, чтобы сотня с лишним рабочих не оказалась без куска хлеба. Поэтому работать без оплаты – никак.
Они проговорили до ранних зимних сумерек, увлеченно рисуя крылатые машины и прикидывая, какие моторы им нужны. Максимальная мощность, малый вес и расход топлива, высокий ресурс, умеренная стоимость – эти качества плохо дружат друг с другом. Как и всюду в технике, нужен компромисс.
Когда моряк и авиатор возвращались в Питер по той самой дороге, где в 1905 году Брилинг и Менделеев шли за Гапоном, студента прорвало.
– Здорово, Александр Васильевич! Не в Берлине и Париже, а прямо здесь есть такой завод и такие люди. Да с мотором в двести сил можно столько дел наворотить! Аппарат с большим горизонтальным винтом, которому не нужен разбег и пробег на посадке. А представьте, сделать длинный корабль навроде баржи, без надстроек на палубе. С него аэроплан сможет взлететь, кинуть гранату на врага и обратно спуститься!
– Никак не возможно, милейший. Технически. Где прикажете флаг поднимать, если за мачту аэропланы зацепятся? Без ежедневного подъема флага корабль немыслим.
– Беда… А как же подлодки? Где под водой флаг?
– Шуток не понимаете, Игорь Иванович. Лучше запахните полость, не то простудитесь. Гляньте вокруг. В пяти верстах от столицы избы покосившиеся, за мутными окнами едва огоньки тлеют, уж точно не электрические. Давайте-ка умерим мечты. Для начала требуется благонадежно летающий аппарат. А уж потом взлет-спуск на безмачтовой барже.
Сикорский умолк, невидяще воткнувшись взглядом в спину возницы, горбящуюся под потертым тулупчиком. Такая громадища замыслов разбивается о русские реалии.
Пока умные русские люди ломали свои образованные головы над изобретением новых аппаратов для массовых убийств, на империю обрушилась волна международного гнева, спланированного с необычным тщанием. Тон задала Великобритания. С изгнанием войск микадо с Корейского полуострова влияние России на Дальнем Востоке изрядно вырастет, японский противовес ослабнет. Понятно, что к окрикам из Лондона не прислушаются, когда под боком есть российский жандарм. Англичан поддержали американцы, которые спали и видели, чтобы развалилась Британская колониальная империя, открыв для свободного рынка азиатские страны. Но запустить вместо джентльменов русских колонизаторов – стократ хуже.
Забыв уроки 1879 года, в антирусский хор включилась Австро-Венгерская империя. Память об унижении не изгладилась, хотелось отмщения. А Россию можно проучить только способом, каким волосатые предки валили мамонта – всем миром накинувшись с разных сторон. Германия и Франция напряженно смотрели за грызней, не принимая ничью сторону, но и не желая упустить чего-либо достойного для себя.
Глава девятая
14 февраля в Пхеньян вошла дивизия Пына, произведенного императором Суджоном в генеральское звание, и прибыл сам правитель Страны утренней свежести, который восстановил веру в Небесный мандат. По корейским поверьям, боги дают такой мандат династии как знак благосклонности. Со временем его действие утрачивается, и к власти приходит новая семья. Суджон утвердился во мнении, что боги от него не отвернулись.
Корейские полки очистили север от японских подразделений. В силу многовековой традиции уважения к старшим и почитания иерархической лестницы северяне приняли восстановление императорской власти с охотой, энергично отвешивая поясные поклоны.
Понимая, что в ближайшие недели начнется наступление на юг, Врангель чуть ли не на коленях вымолил у Брусилова короткий отпуск, прихватил в приказном порядке Чена и с двумя денщиками на восьми лошадях, то есть о двуконь, помчался в Кусон. Корейский офицер и предположить не мог, что он сломя голову скачет из-за амурных дел подполковника.
Уездный город носил следы пожаров и недавних боев. К счастью, нужный табан не пострадал.
– Син! – с порога заявил барон.
Жена хозяина заведения что-то быстро залопотала, низко кланяясь в пояс.
– Она говорит вам, что Син сегодня не работает. Будет петь другая кисэн, с которой вы сможете уединиться.
– Скажи ей, что я хочу видеть Син!
Офицер смущенно кашлянул и попробовал объяснить:
– Барон-сси, в Пхеньяне можно найти искусную кисэн, вы забудете эту девушку.
Врангель стукнул кулаком по хлипкому столику.
– Син!
Потом понял, что приказной рык нужно подкрепить еще кое-чем и сунул хозяйке банкноту. Та поклонилась, отчего ее немолодые перси чуть не вывалились из большого выреза, и умчалась в заднее помещение. Гостям принесли чайник со сладким отваром и острый овощной суп.
Певичка появилась минут через сорок в платке, обернутом на мусульманский лад. Она поклонилась и села за столик, точь-в-точь как в прошлый раз.
– Здравствуй, Син. Я был здесь с друзьями в декабре. Помнишь меня?
Чен перевел, не вскрывая удивления. Подвигами в тылу врага барон не хвастал.
– Нет, господин. Некорейцы для меня на одно лицо.
– Я специально приехал за тобой. Почему ты одела платок?
– Меня ударил японский офицер. Сказал, что я была недостаточно нежна с ним.
Чувствуя, как кровь бросилась к голове, подполковник протянул руку и начал осторожно разматывать. Кисэн не выразила протеста.
Через фарфоровую щеку протянулся безобразный сине-бордовый рубец, как от удара плетью. Видавший виды комбат вздрогнул, будто плетка стеганула его самого.
– Петр Николаевич-сси, она говорит, что месяц не может работать, пока след не заживет.
Позвать другую певичку Чен не предложил, осознав, что дело не в простой похоти.
– Поедешь со мной? Тебя никто не обидит!
Девушка повела головой, не так, как это делают европейцы. Однако без переводчика очевидно отрицание.
– Она боится ехать с вами. Говорит, что чувствует в вас хорошего человека, но офицера на войне могут убить в любой день. Тогда она останется одна и каждый день будет получать плеткой в лицо, пока не растеряет красоту от шрамов.
– Дикость! Азиатчина! – Барон хлопнул рукой по столу. – Среди русских ее никто не обидит.
Чен даже переводить не стал. Зато девушка что-то пролепетала.
– Она приглашает пройти с ней русского господина, если его не отталкивает уродство.
– Не отталкивает, но… черт побери, я совсем не для того сюда несся, чтобы просто сходить с нею, – барон растерянно оглядел своих спутников.
Денщик корейского офицера уплетал острейшую еду, проголодавшись во время скачки, Прошка кусал осторожно, поминутно заливая пожар чайным отваром, Чен смотрел выжидающе. Командир выставляется посмешищем, когда женщина перед подчиненными объявляет ему от ворот поворот.
Барон метнул в горло рисовую водку. Тут не глоток нужен – надраться в дрова. Выходит, зря приволок их сюда, зря заставил Син появиться в общем зале с позорящим рубцом на коже. Накатила такая горечь и безысходность, что он обреченно махнул рукой и сказал «пошли». Протянул руку кисэн, она поднялась и увлекла его за собой.
В маленькой комнатке, отгороженной от общего зала только сдвижной бумажной дверью, середину заняла бадья с теплой водой. Син указала на нее и начала расстегивать китель на бароне. Тот хотел было помочь, но с удовольствием отдался мягким порхающим пальцам.
Он много слышал о тайных любовных искусствах Востока, но о таком – никогда. Может, это изобретение хозяев табана? Дурно пахнущее после долгой скачки тело, провонявшее собственным и лошадиным потом, ощутило приятное тепло воды. Потом девушка вытерла его. После горячей ванны барону оказалось совершенно не холодно нагишом в неотапливаемой комнате, отделенной от зимней улицы только тонкой стенкой.
Она сбросила с себя длинную юбку и открытую кофту, нырнув под одеяло. Не столько от форм ее тела, сколько от изящности и жуткой женственности движения мужчина почувствовал нестерпимый пожар внизу живота.
Через час он вышел в общий зал.
– Устраиваемся на ночлег, господа. Завтра с раннего утра – в путь.
Син вышла проводить и на миг прижалась к шинели подполковника.
– Она говорит, что будет рада видеть вас после войны.
Вместо ответа барон погладил ее через платок, снова укрывший волосы и синяк.
– Поехали.
Наутро, когда уездный город скрылся за спиной, Чен задал странный вопрос. Вообще-то корейцы кажутся жутко бесцеремонными непривычному к их обычаям человеку, спрашивая про дела, здоровье, возраст. Они могут за столом заявить, что им необходимо в туалет по-большому, и совершенно при этом не смущаются. Зачастую пускают ветры за едой. А что касается тонких душевных материй – щепетильны.
– Правильно съездили, господин барон-сси?
Врангель уловил интонацию. Дело не в том, хорошо ли он развлекся с ней в постели. Для подобных утех полно девушек в Пхеньяне, скоро к ним добавятся красотки Сеула.
