Олег Мазурин - Убить отступника
– Честь имею, Тимофей Леопольдович Гридинг. Милости просим, сударь. Ждал вас. Не скрою. Премного наслышан о вас от Александра Андреевича.
– Очень приятно, Александр Дмитриевич Голевский.
– Проходите, – предложил исправник и, как водится у сибиряков, сразу провел к столу, где стоял горячий самовар и всевозможная еда.
– Жаль, что моя благоверная и дочка поехали в гости к жене казначея, он живет напротив церкви, а то бы с удовольствием вас познакомил.
– Непременно познакомлюсь с вашим семейством. Только в следующий раз.
– Конечно, конечно. Я знаю, что вы ночевали у вашего друга Федора Мухина. Полагаю, он вам сказал, что мы задушевные приятели.
– Да, да, говорил…
– Прошу к столу…
Гость и хозяин уселись за стол. Голевский не стал откладывать дело в долгий ящик и сразу поинтересовался у исправника:
– Мне сказали, что у вас находится нож, которым убили Боташева?
– Да, совершенно верно, он у меня.
– Покажете?..
– Отчего же не показать, сделаю сие незамедлительно.
Исправник принес какой-то сверток и положил на стол.
– Взгляните, Александр Дмитриевич, – сказал Гридинг.
– Благодарю.
Голевский бережно и медленно развернул сверток… В нем лежал большой нож с засохшими каплями темной крови.
– Вот этим ножом и лишили жизни вашего друга неизвестные душегубы, – сказал Гридинг. – Принадлежало сие оружие беглому каторжанину Степану Богрову. Злодеев было аккурат двое: по следам определили. И на двух лошадях уехали. А вот куда? Неизвестно. Следы затерялись у реки. А способствовал сокрытию важных улик дождь. Он как раз начался в это время – будь он неладен! После убийства сей злодей Богров нигде не объявлялся, и никто его не видел. Люди говорят, якобы он скрылся в тайге. А в тайге, поди, сыщи человека? Там целые поселения староверов сокрыты – никогда в жизни не отыщешь, а человека и подавно.
Голевский внимательно осмотрел нож, особенно рукоятку. Вырезана она была из дерева в форме вставшего на дыбы медведя. Никаких инициалов, никаких насечек, никаких отметок – в общем, никакой дополнительной информации о владельце.
– А каким образом, сударь, вы определили хозяина клинка? Ведь на оружии не выгравировано никаких букв, монограмм, знаков…
– У нас тут старик один имеется, мастер делать такие ручки. Вот я ему и показал сей нож. Мастер сразу признал свою работу и описал наружность того, кто заказывал оную ручку. А эти приметы точь-в-точь совпали с приметами беглого Богрова.
– Ясно.
– Сию минуту, Александр Дмитриевич… – Гридинг сходил в другую комнату и принес какой-то узелок. Протянул капитану. – А вот и личное имущество вашего друга. Трубка, книги, журналы, часы…
Капитан развернул узелок, с грустью посмотрел на вещи Боташева и снова завернул.
– Благодарю вас, сударь. Я отвезу сии вещи его родителям. Они настоятельно просили об этом.
– Что же, забирайте, коли они хотели. Эх, хорошим человек он был. Славным. Мою дочку математике обучал. Искренне жаль его. Только вот документик напишем, что вы у меня взяли сии предметы. И что за предметы, какие и в каком количестве. Опишем в точности, честь по чести.
– Я не возражаю. Пишите…
Они составили опись имущества, и Голевский, внимательно прочитав, подписал его. Потом поинтересовался у исправника:
– Как вам кажется, сударь, смерть Боташева случайная или преднамеренная?
– Случайная. Разбойников у нас хватает. Атаман Никола Дикий орудует в округе. Вам о них, я полагаю, Александр Андреевич подробно рассказал. Ищем их, ищем, да все не можем этих мерзавцев поймать. Утекают как сквозь пальцы вода. Намедни вот купца Гусева ограбили. Злодеи безобразничают. Но мы найдем на них управу. Может, еще чайку-с? Покушаете?..
– Нет, спасибо. Я тороплюсь по делам.
Голевский понял, что больше ничего ценного исправник ему не сообщит, и предпочел откланяться.
* * *Вечером того же дня Мухин повел Голевского к Рощиным в их новый дом (прежний дом по лету сгорел, пришлось отстраивать избу заново). Помимо хозяев там присутствовал Журавлев. Прослышав про новоприезжего гостя из Петербурга, они жаждали с ним увидеться и поговорить.
Мухин представил Голевского своим товарищам, а те сердечно его приветствовали. Как водится, выпили за знакомство. Начали с розового вина с корицей, проще глинтвейна, пунша, потом – славная настойка из вишни. Закурили трубки, рассказывали смешные истории, военные байки. Рощин играл на скрипке. Мухин как всегда налегал на алкоголь. Потом играли в шахматы, в карты и продолжали гусарить. Голевскому понравился старший Рощин. Веселый, остроумный, интересный собеседник. Вьющиеся, густые, черные как вороново крыло волосы, бирюзовый решительный взгляд. Гордая осанка, широк в плечах, тонок в талии. По таким красавчикам женщины сходят с ума.
Так оказалось, что Голевский и Николай Рощин вышли на крыльцо освежиться.
– Вы дружили с покойным? – спросил капитан у Рощина.
– Да. Он был моим лучшим другом. Как жаль, что он так трагически погиб.
– А что вы думаете, милостивый государь, по поводу его убийства. Были ли у него недруги?
– Недруги? Право, не замечал таковых в его окружении. Со всеми он был любезен, добр. И все его тоже любили.
– И что врагов у него вовсе не имелось?
– Может, отчасти с Журавлевым у него были натянутые отношения. Боташев не выносил Дмитрия Святославовича, как и тот Боташева. Накануне убийства они крупно поссорились.
– Что вы говорите, сударь? Это становится интересным. А позвольте полюбопытствовать, какова же природа их дикой неприязни? И отчего они так крупно повздорили?
– Дмитрий Святославович еще до мятежа был командиром Кременчугского пехотного полка. Он довольно-таки частенько путал личный карман с казенным. Удерживал часть жалования солдат и офицеров. Когда Боташев в чине поручика перевелся в Кременчугский, за вызов одного поручика на дуэль, но вы-то должны это знать, Голевский, как-никак Михаил был ваш старинный приятель…
– Да, я прекрасно помню эту историю. Кажется, это был поручик-кирасир Жадобин.
– Так точно, Жадобин. Так вот деньги, причитающиеся Михаилу за службу в Московском полку, получил Журавлев и якобы забыл их отдать Боташеву. А Миша пожаловался в штаб армии. Командующий послал в полк ревизора, и тот обнаружил там серьезные финансовые злоупотребления. Журавлева тогда чуть не осудили и не разжаловали в солдаты. Тот попросил у родственника взаймы денег и покрыл растрату.
– Понятно… Мухин говорил, что Михаил писал какие-то мемуары, но на месте преступления их якобы не нашли, будто в воду канули.
– Вы верите Мухину? Полноте! Мичман пропил все свои мозги и несет всякую околесицу, а вы ему верите, милостивый государь. Право, это забавно. Я, например, в первый раз слышу о каких-то мемуарах.
– Неужели? Как так, вы же были его лучшим приятелем в этом городе.
– Послушайте, Голевский, вы пытаете меня, словно представитель Следственного комитета. Забавно.
– Поверьте, Рощин, мне просто самому интересно разобраться в этой истории, да и старый князь Боташев просил узнать более подробно о гибели сына. Не буду скрывать, сударь, это князь дал мне денег на путешествие в Белояр.
– Вот как? Я думал, Александр Дмитриевич, вы по собственному волеизъявлению сюда пожаловали.
– И по собственной воле, и по воле князя. Вас это устраивает?
– Вполне…
Тут на крыльцо вышел полковник Журавлев. Крупный телом, седовласый, круглолицый, пучеглазый, с толстыми губами, с красными пятнами на пухлых щеках, он был похож на жирного губастого окуня.
– Господа, позвольте к вам присоединиться. Какое звездное небо! – воскликнул полковник. – Вы не находите?
– Трудно с вами не согласиться, милостивый государь, – сказал Голевский. – Действительно, удивительно красивое небо.
– Да, да, – поддакнул Рощин.
Журавлев вдруг ни с того ни сего процитировал:
Долго ль русский народБудет рухлядью господ,И людями,Как скотами,Долго ль будут торговать?
По две шкуры с нас дерут,Мы посеем – они жнут,И свободаУ народаСилой бар задушена.
А что силой отнято,Силой выручим мы то.И в приволье,На раздольеСтариною заживем…
– Рылеев?.. – на всякий случай уточнил Голевский.
– Он самый, – кивнул Журавлев. – Как жаль, что мы в двадцать пятом не были едины, поэтому и упустили победу из рук. А причина довольно-таки проста: не смогли поделить власть. Все тогда хотели быть лидерами. Пестель с Муравьевым-Апостолом делили власть в Южном обществе, тот же Пестель боролся с Рылеевым за безусловное влияние среди всех организаций, Рылеев воевал с Завалишиным за лидерство в Северном обществе. Пестель не сумел привязать к себе солдат полка и, располагая целой армией, допустил себя арестовать самым постыдным образом. Оболенский, вместо того чтобы принять меры о замене сбежавшего Трубецкого, заботился о том, чтобы успокоить графиню Коновницину насчет ареста ее сына и не сумел освободить конно-артиллерийских солдат из-под ареста, когда те только и ждали, чтоб тот подал сигнал к тому. А Якубович? Переметнулся к императору, хотя грозился убить его. Да ну их, этих позеров и фанаберистов!
