Роберт Асприн - За короля и отечество
Черт, да так они и в три дня не уложатся — если, конечно, он не слишком ошибся при пересчете расстояния на мили. Допуск, конечно, тот еще: все его расчеты основывались преимущественно на песне, которую горланили как-то раз в пабе двое подвыпивших американских солдат: «Миль по сорок день за днем на бобах одних живем — эге-гей, слава армии моей!» При этом ему приходилось еще вводить поправку на скорость конного марша, тогда как привычнее было бы представить себе перемещение на машине… ну, в крайнем случае на армейском грузовике.
Стоит ли удивляться тому, что Арториусу так не терпелось скорее выступить в путь…
Сама по себе верховая езда тоже оказалась делом далеко не простым. Стирлинг обнаружил, что может соснуть на несколько часов, предоставив справляться со всем Анцелотису, и все равно путешествие было утомительным. Когда последние лучи солнца погасли за холмами, кавалеристы нарубили в лесу смолистых сучьев и продолжили путь при свете факелов. Да, без факелов им пришлось бы туго. Горы заволокло облаками, совершенно скрывшими луну, так что всадники едва видели друг друга, не то что дорогу. За эту показавшуюся Стирлингу бесконечной ночь его уважение к катафрактам выросло в несколько раз. Единственное, что он нашел положительного в усталости, — так это то, что она помогала легче передавать бразды правления Анцелотису.
Время от времени они сбавляли скорость, давая лошадям передохнуть. На задних защитных выступах седла Стирлинг обнаружил странной формы переметные сумы с дорожным провиантом: вяленым мясом и бог знает как давно зачерствевшим хлебом. Бурдюки с водой висели на передних выступах. Собственно, Стирлинг никогда бы не нашел провизии, не потянись Анцелотис назад, чтобы перекусить. Еда была лишь относительно съедобной, но Стирлингу доводилось жить в двадцать первом веке и на полевых пайках похуже; к тому же он достаточно проголодался, чтобы съесть и подметку. Он все еще не привык к тому, что руки его движутся, повинуясь чужой воле; Стирлинг решил, что ощущение это ему не нравится, но и жаловаться особо не стал — с учетом неприятностей, причиненных им бедолаге Анцелотису.
Ганхумара, молчаливая, как и Арториусовы кавалеристы, выносила все тяготы форсированного марша безропотно, хотя лицо ее заметно побледнело. Моргана с Ковианной тоже производили впечатление выкованных из железа, а не из хрупкой женской плоти. Черт, это было здорово унизительно: уступать в чем-то женщинам, одна из которых была лет на десять с лишним, если не на пятнадцать его моложе. И что, скажите на милость, будет он делать, когда дойдет до настоящей схватки с саксами?
В конце концов небо на востоке начало светлеть, но одновременно с этим с неба заморосило нечто слишком плотное, чтобы назвать это туманом, но слишком мелкое, чтобы назвать это дождем. Впрочем, как бы это ни называлось, влажность вкупе с холодом пробрали его до костей, и шерстяные одежды служили от них неважной защитой. Стирлинг даже позавидовал женщинам с их мехами. Они пересекли границу Стрэтклайда — еще одного королевства из Темных Веков, если верить Стирлинговым учебникам истории, — а солнце так и не показалось еще из-за гор у них за спиной. Впрочем, Стирлинг не отличил бы клочка этой границы от любой другой полосы земли, не подслушай он негромкого разговора Ковианны с Ганхумарой.
— Наконец-то Стрэтклайд, — негромко произнесла Ковианна, перехватив взгляд ехавшей рядом королевы. — Мне эти края всегда нравились.
— Мне бы они нравились еще больше, когда бы не постоянная сырость и Богом проклятая мошкара, — отозвалась Ганхумара голосом, в котором холода было больше, чем в ветре с горных вершин.
Выросший в относительно менее влажных краях восточного Лоуленда Стирлинг нехотя согласился с этим заявлением молодой королевы. Низменные районы западной Шотландии отличались от восточного побережья куда более дождливым климатом, который делал их в теплое время года почти непригодными для обитания. Миллионы прожорливых комаров — вида, присущего исключительно лоулендским болотам, — всегда гнали рыбаков, фермеров и просто отдыхающих искать укрытия в помещениях. Даже в двадцать первом веке эти гудящие, жалящие облака могли запросто свести с ума взрослого человека. Стирлинг поежился при мысли о том, какой эффект они могли произвести на тех, кому негде укрыться… хуже того, кто не в состоянии добыть сильнодействующий репеллент. Может, именно этим вызван обычай пиктов раскрашивать себя синей грязью?
Угадал он или нет, размышления его изрядно позабавили Анцелотиса — это, в свою очередь, поставило его перед выбором: ухмыляться ли, как безумный, или, напротив, морщиться при каждом новом толчке седла. Впрочем, сама идея средства, способного отпугивать насекомых, потрясла воображение короля скоттов, и Стирлингу пришлось — без особого успеха — пытаться объяснить принцип действия диметилфталата. В химии Стирлинг никогда не был особенно силен.
Вот жадина, возмутился в конце концов Анцелотис. Мог бы хоть поделиться толикой своих чародейских знаний, раз уж влез в мою голову. Что тебе стоит отогнать этих Богом проклятых кровососов?
Стирлинг вздохнул. Дни ему явно предстояли не самые легкие.
Запах древесного дыма в утреннем воздухе коснулся его ноздрей прежде, чем он увидел его источник. Дорога свернула за выступ горы, и все стало ясно. По обе стороны от мощенной камнем дороги в траве мерцали огоньки костров. Стирлинг ожидал увидеть деревню, но это были всего лишь костры — правда, в количестве, которого хватило бы на небольшую армию. И что это за армия? Еще один отряд Арториуса? Или короля Стрэтклайда, кем бы он там ни был?
Тем временем светало. Подъехав к первому костру, Стирлинг понял, что перед ними никакая не армия, а сборище оборванных беженцев — сотни людей, по преимуществу пеших. Несколько изможденных лошаденок навострили уши при приближении боевых битюгов катафрактов. Женщины с визгом хватали в охапку малых детей и бежали в лес; мужчины хватались за оружие. Что это за люди такие? Тут Стирлинг разглядел на лицах мужчин раскраску — это подсказало ему ответ, а Анцелотис злобно зарычал.
Пикты!
Целые кланы пиктов, бегущие на юг от ирландских набегов. Как, черт возьми, удалось им миновать цепь сторожевых башен и пограничных фортов? Или они одолели какой-нибудь отдаленный гарнизон, убили охранявших границу солдат и хлынули в образовавшуюся брешь? Моргана, мужа которой только что убили вторгавшиеся в Гододдин пикты, побледнела как мел, а юный Медройт, выругавшись, крепко стиснул рукоять меча. Ехавшая рядом со Стирлингом Ковианна проследила за его взглядом, и лицо ее чуть сморщилось от жалости.
— Пока из Ирландии продолжают вторгаться скотти, — негромко сказала она; слово скотти при этом перевелось в уме у Стирлинга как «разбойники», — а в Далриаде все больше ирландских поселенцев, этим бедолагам некуда податься. Их родня-пикты в Фортрии не поделятся с ними землями: Фортрии и без этого неприятностей достаточно. Им дай Бог отстоять свои границы от ирландцев. Да и Стрэтклайду эти несчастные нужны не больше, чем вам, в Гододдине. — Ковианна вздохнула. — Готова поспорить, большинству из них ничего не нужно, кроме как добраться до Гэлуиддела. Конечно, мы, бритты, давно уже покорили гэлуидделских пиктов, и все же это место для них предпочтительнее многих иных. Гэлуидделу пригодились бы верные воины, когда бы королева Гэлуиддела — и дукс беллорум — догадались бы этой верностью заручиться. — Ковианна покосилась на Моргану, потом снова повернулась к Анцелотису. — Если бы Арториус даровал этим несчастным свободный проход, место, где поселиться — ну и подучил бы немного, — он получил бы несколько сотен солдат, что обороняли бы его западные границы от ирландцев.
Впрочем, по тону ее было ясно, что Арториус вряд ли пойдет на такое — особенно теперь, когда овдовела его сестра. По крайней мере если его не будут усердно подталкивать к этому союзники… Тут до Стирлинга вдруг дошло, что Ковианна Ним хочет, чтобы именно он спорил на этот счет с дукс беллорумом. Вообще-то ее взгляд на проблему был не лишен смысла. Очень даже не лишен — как с политической, так и с военной точки зрения. Кого бросать на борьбу с захватчиками, как не отчаявшихся беженцев, и без того уже полных ненависти к ирландским головорезам? Уж наверняка это спасло бы жизнь не одному бритту. Проблема заключалась лишь в том, что Стирлинг не знал, полагалось ли этим бриттам остаться в живых. Любой его непривычный поступок мог изменить историю, пустив псу под хвост все, за чем он сюда прибыл. Черт, да от этого рехнуться можно было: не знать, что он может делать, а чего не может, — особенно тогда, когда опыт солдата подсказывал ему разумное решение нескольких проблем разом. Анцелотис, только что потерявший брата, тоже ехал молча — что ж, это Стирлинг вполне мог понять.
