Дмитрий Старицкий - Принц Вианы
Так, во взведенном состоянии, в крайнем напряжении прошло полчаса, пока последняя барка орлеанского конвоя не прошла неторопливо мимо нас дальше по течению реки. Прошли и даже внимания на нас — таких красивых, не обратили. Да и на что обращать? Мы же наших флагов не вывешивали. Идем, прикинувшись купцами. А бросающиеся в глаза желтые гербовые котты, готовясь к грязной работе, аккуратные стрелки с себя поснимали.
Глава 7
ЭХО СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ
Отобедали все с хорошим аппетитом, приятно осознавая, что опасность, хоть и мнимая, нас миновала.
Самое большое удовольствие от еды получал мессир Франсуа, как самый из нас голодный. Он очень смешно щурился от наслаждения, опростав очередную ложку в свой щербатый рот. Забавное зрелище, но вот сейчас над ним никто не смеялся: от сумы да от тюрьмы… А уж от голода никто не зарекается. Понимающий тут народ.
Откушав, я переместился с кубком вина на свое лежбище у мачты, приказав Микалу позвать ко мне найденыша.
Мессир дю Валлон не заставил себя ждать. Как и не стал кочевряжиться, когда я предложил ему сесть неподалеку.
Курить хотелось не по-детски. Когда же я от этой пагубы наконец-то отломаюсь? Если каждый раз вином отливаться, то раньше сопьюсь.
— Мессир Франсуа, так чему вы меня собираетесь учить? — начал я посиделки.
— Правильному стихосложению, ваше высочество.
— А в чем мое стихосложение неправильно?
— Вы не соблюдаете ритм и путаете ударные слоги.
На этом месте лекции мимо нас пробежали вдоль борта в сторону носа паж Саншо и младший отпрыск литейщика, на ходу фехтуя щепками от дров. Как я понял из кастильских выкриков пажа, сын литейщика изображал в его глазах сарацина, а сам он был Сидом. Но судя по немецким фразам отпрыска литейщика, этот мелкий представитель третьего сословия считал себя вовсе Зигфридом.
Когда они с «боем» и топотом возвращались к корме, я остановил это безобразие и приказал привести ко мне старшего сына литейщика.
Когда того привели, строго с него спросил:
— Пошто за младшими не смотришь? Ждешь, когда они себе глаза выколют этими щепками? Вырежи им из дерева нормальные тренировочные мечи. Тупые. Понял? Исполнять.
И снова повернулся к бродячему менестрелю:
— Так на чем мы остановились, мессир?
— Поэзия, ваше высочество, как всякое высокое искусство, подчиняется небесной гармонии, выраженной цифрами.
— Это как же? Алгеброй гармонию проверять? — усмехнулся я, припомнив пушкинского Сальери.
— Именно так, ваше высочество. Именно так. Хорошо сказано. Поэтическое произведение должно быть построено таким образом, что все оно целиком, или каждая отдельная его часть, состоит из ряда повторяющихся метрических систем — строф одинаковой структуры. В равной упорядоченности чередования долгих и кратких слогов внутри целого; при этом само целое может разбиваться на меньшие отрезки одинаковых по чередованию слогов. Низшей ритмической единицей стиха является метр или икт: собственно само ритмическое ударение в стихе, которое объединяет две стопы в диподию. Сильная доля в метре, попадая под икт, превалирует над соседней — слабой. Сочетание двух метров образует диметр. Трех метров — триметр, четырех — тетраметр, пяти — пентаметр, шести — гекзаметр. Считается это так…
Мессир выложил передо мной гостку тонких и толстых щепок и стал выкладывать ими стихотворные формулы.
— Простейший пример, ваше высочество, это структура диметра.
Он выложил рядом две толстые щепки.
— Это будет пиррихий или дибрахий. А если вот так…
Ниже пристроились тонкая и толстая щепки.
— То это уже трохей, или как его еще называют — хорей. А если наоборот — то будет ямб.
Следом были положены две тонкие щепки.
— А это спондей. Сейчас мы научим вас считать слоги диметра, и как освоим его, то пойдем дальше к более сложным метрам. А считается это так…
Твою маман! Вот уже никак не ожидал, что попаду на урок прикладной математики с пародией на двоичный код. Скучища! Но, блин горелый, сам же напросился: учить эту средневековую Булеву алгебру, что характерно…
— Вы меня слушаете, ваше высочество? — напомнил мне учитель, что я на уроке.
— Извини, отвлекся. Очень скучно это. Я привык стихи воспринимать, как музыку речи, на слух и мелодичность.
— Так ведь и музыка, ваше высочество, также вся устроена на счете. И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Надул он щеки и попытался выдуть какую-то мелодию, одновременно размахивая рукой, вроде как дирижируя. Глаза дю Валлона горели и, казалось, метали искры. В общем, этот мужик среди меня активно сеял разумное, доброе, вечное… Впрочем, почему мужик — он дворянин. И обучает меня как раз дворянской куртуазии. Вот так вот ляпнешь по привычке и, считай, врага нажил на пустом месте. А оно мне надо?
— Музыка так же подчиняется законам ритма, как и стихосложение. А в основе познания ритма лежит математика, — мессир Франсуа развел руками, — таково Господнее предопределение, небесная гармония. И если ее нарушать, то быстро можно скатиться в дьявольскую какофонию.
— А как же григорианское пение? — вставил я свои пять копеек. — Там нет никакого «раз-два-три».
— Нет, — согласился со мной поэт и продолжил: — Там все на раз-два. И, кстати, неспроста. Этот строй предназначен для молитвенного озвучения шествия пеших монахов, отправляющихся на богослужение в монастыре. Ногу монаха всего две, вот и хор свой григорианские монахи приспособили под неспешный шаг. Забегая вперед, скажу, что из всего богатства античности мы усвоили всего четыре стихотворных метра, потому как наши кони имеют четыре аллюра. А вот в сарацинском стихосложении целых тринадцать метров, так как у верблюда именно столько аллюров.
— Забавно, — ухмыльнулся я. — А как быть с теми народами, которые на осликах ездят?
— Онагров* чаще всего запрягают в повозки, поэтому размер будет несколько иной — на раз-два-три-четыре.
Мне моментально вспомнился мультик из детства, в котором среднеазиатский бай на ослике вез в повозке арбуз и пел:
Тяжел мой груз, велик арбузА в нем таньга, моя таньга…[3]
Хм… Действительно: на раз-два-три-четыре.
— Магарические песни. — Меня стала реально развлекать такая беседа.
— Простите, ваше высочество, не понял.
— Ну если трагедия — это песни трагоса*, то песни магаре* будут магарическими, — пояснил я свою мысль. — Логично?
— Это вы так шутить изволите, ваше высочество?
— Изволю, — не стал я запираться.
— Ваше высочество, к моему глубокому сожалению, в математике монарших путей не бывает.
— Это-то я прекрасно понимаю, мессир Франсуа. Но душа жаждет сделать этот процесс немного увлекательней. Я и так раненный в голову, а тут такая же скукота, как играть гаммы. Мне сейчас такое не полезно.
— Как прикажете, ваше высочество, но я бы…
— Давайте лучше вы будете показывать все мне на конкретном примере. У меня есть красивая мелодия и к ней забавный текст, который надо будет перевести в стихотворную форму. Правильную стихотворную форму. Если вы мне в этом поможете, то я думаю, обучение пойдет быстрее.
— И какой текст?
— Вот этот, — ответил я и стал напевать:
В те времена жила красавица одна…[4]
— Фи… Это слишком вульгарно, ваше высочество, — брезгливо заявил дю Валлон, прослушав весь текст, где я Луи Второго заменил на Паука Луи. — Невместно принцу писать такие простонародные куплеты, свойственные лишь безродному жонглеру.
— Ну мы же не во дворце, а на лоне природы, так почему бы не…
Чуть было не сказал «похулиганить», но вовремя язык прикусил. В Англии семейка Хулигэн, которая грабила и убивала постояльцев своего трактира, еще не родилась. А когда их повесили, то данный термин совсем не означал хорового пения скабрезных куплетов.
А в глазах дю Валлона читалась борьба принципов поэзии с принципом не упускать халяву. Наконец он произнес:
— Ну попробуем… Почему бы и нет, ваше высочество. Действительно, ваших придворных тут нет. А военная косточка такой веселой песенке только обрадуется.
Проснулся практически счастливым. Ничто меня не беспокоило, кроме утренней эрекции. С помощью Микала умылся на корме и даже немного попробовал размяться по Мюллеру, но появившееся головокружение показало, что для таких экзерсисов время еще не пришло. А жаль… Мне очень хотелось узнать пределы развития нового тела, обремененного моей душонкой. Крайне нужно для меня такое знание о себе в эту эпоху всеобщей резьбы по человеческому мясу. Но придется подождать путешествия на корабле до Сантандера и вылежаться положенный срок. Посему после завтрака я дисциплинированно занял свое лежбище у мачты, хотя у моего молодого организма явно шило свербит в одном месте.
