Андрей Буянов - Сорняк
Старый Койт переглянулся с Хугом и хитро улыбнулся.
Через пару часов Мише такая работа надоела, если бы успел он овладеть языком племени в полном объеме, может, и было бы полегче. Но так, сидеть в кругу людей и понимать пусть и много, но далеко не все, что они говорят… Хотя, по правде сказать, не особо он и вслушивался, потому как рассказывали у костра, разумеется, о Большой охоте. И рассказ этот каждый раз в новой вариации Миша слышал уже далеко не первый раз, и, если честно, он уже прилично надоел. Но это ему. Охотники же могли предаваться воспоминаниям бесконечно, не утомляясь и совершенно не теряя упоения. Оно и понятно, и в душе Миша их прекрасно понимал. Вот только менее скучно от этого ему не становилось. Тем более когда есть действительно интересные занятия…
– Мисаш… – Мишка чуть не вздрогнул, так, прямо как гром с ясного неба, неожиданно прозвучал шёпот Тауки в самое ухо. – Иди, я за тебя сделаю.
При этом брат жены широко улыбнулся белыми здоровыми зубами, довольно сверкнул лезвием выданного ножа. Миша благодарно кивнул, было поднялся, но в последний момент сел обратно, отцепил от пояса ножны, вытер кровь с лезвия своего ножа, вставил в них и протянул в таком виде Тауке.
– Возьми… мой тебе подарок.
Глаза охотника вспыхнули. Второй нож! Причем какой, более длинный и широкий, с красивой костяной ручкой, но самое главное – до зеркального блеска отполированный. И даже мелкие точечки вкраплений, что выбить из металла так и не удалось, совершенно не смущали, потому как не знал, а если бы и знал, то всё равно это не омрачило бы радости. Таука принял ножны двумя руками, с поклоном – в знак уважения и признательности, благодарности. Он был горд, что у него появился такой брат.
Еще немного постояв, понаблюдав, Мишка пошёл проверить свой топор, вытащил из горшка, хорошенько очистил, потом с силой стукнул о камень и выругался.
– Чёрт тебя дери, ну что за гадость! – ругался он, рассматривая небольшую зазубрину на темном лезвии. – И как такой фигнёй мне деревья рубить! Мать твою…
Еще немного поругался, а потом, понимая, что особых вариантов нет, решил топор закалить. Зажег в горне костер, затем раздул угли, в которые и положил заготовку. Привычно дождался ярко-красного цвета и, вытащив щипцами железку из горна, опустил её в воду. Потом пораскинул мозгами и повторил процедуру ещё раз, но только уже с самим лезвием.
С другой стороны, деревья ведь совсем не камень, древесина гораздо мягче, и если поддаётся медному топору, то железному с ней справиться будет не проблема. А то, что тупиться быстро будет, так что ж поделаешь… Короче, заканчивать надо эти эксперименты с закалками, пока весь металл не испортил.
Дождался, когда топор полностью остынет, насадил его на топорище и осторожно ударил по камню – зазубрины вроде бы не осталось. Не веря своему счастью, Миша замахнулся снова и с силой ударил по краю булыжника. На лезвии появилась глубокая царапина – лезвие соскользнуло по неровной поверхности в сторону… Миша еще раз осмотрел лезвие, взял в руку камень и принялся править, мысленно ругая себя идиотом.
Придурок, не мог на деревяшке пробу снимать… Сам об этом рассуждал, а как до дела дошло, опять по камню лупить принялся! Ну не идиот ли?
Тем не менее Миша был доволен: сегодня он понял, как делать железо более твердым. И главный вывод – сначала надо насыщать железо углеродом, а уже потом закаливать. Конечно, до качества даже раннего Средневековья ему еще ой как далеко[15], но сейчас и для него в частности – это мегапрогресс! Сначала, конечно, не особо верилось, что всё получится, но… Оказалось не так уж и сложно, а технология – древняя как мир, и университетского образования отнюдь не требующая. Скорее наоборот: требующая много усердия, физической силы, терпения, желания, наконец, а вот интеллекта… Без него здесь вполне можно было обойтись, как без приятной, но не особо нужной в хозяйстве вещи.
Пока правил лезвие, обдумывал сложившееся положение, мысленно похвалил себя за находчивость, что подарил свой нож Тауке. Тот же теперь близкий родственник как-никак… А о нём Миша забыл совсем, когда ножи Койту отдавал. О перспективах подумал: как изменится его положение в роду, да и сам образ жизни маленького поселения. С учётом того, что железное дело здесь, похоже, его персональное ноу-хау, то уровень его и социальный статус в обществе неминуемо взлетит до небес. И тут очень важно не накосячить и не разругаться с Койтом. Очень важно, потому как снова жить в гордом одиночестве Мише не хотелось. Как и разрушить и потерять тот маленький и пусть не очень комфортный, но сложившийся вокруг него мир и людей его образующих: Тую, Тауку, всего рода саотов, наконец, и Койта, старого и мудрого, тоже…
Когда лезвие заострилось, засияло на солнце чистым металлом, Миша довольно осмотрел его и отложил в сторону. Хотелось, конечно, опробовать топорик на какой-либо деревяхе и желательно крупном брёвнышке, чтобы оценить в полной мере превосходство железного инструмента, и себе напомнить, и другим результат показать. Но таких в ближайшем окружении не было, по крайней мере, ненужных Миша не видел… С половодьем, конечно, весной река принесет. А пока придётся обычные палочки порубать на костерок. Зато сейчас можно снова ножики поделать, на что-то большее угля уже не хватит.
Но, несмотря на такие мысли, в остаток этого дня сделал шило. Сильно его закалил и насадил на деревянную ручку. А когда принёс домой и показал Туе, то та хоть сразу и поняла, что у нее в руках, но долго проверяла иголку на прочность, протыкая толстую шкуру по краю. И, кажется, этому подарку она была рада даже больше, чем ножу… Бабы, одно слово…
Следующие несколько дней Миша провёл в кузне, дожигая уголь и делая ножи. Четыре отдал молодым охотникам, чтобы не чувствовали себя обделёнными и обиды в душе не держали, а остальные шесть понёс старому Койту. Старик в ответ только покачал головой, отправил к Хугу, пусть тот баб заставит сделать для них нарядные ножны и оставит для торга, на который ему Мише, Унге, Тауке, Уру и самому Койту предстоит отправиться в ближайшие дни. Как раз степь успеет стянуться льдом и снегом, подсохнуть. Хотя какая в этом разница, Миша не совсем понял, потому как, судя по всему, путешествовать им предстоит на лодке. Но старейшине виднее – он тут и вождь, и шаман, и вообще владыка посёлка, правящий твердой, но справедливой «рукой», если вкратце.
На остатках угля Миша сделал ещё несколько иголок и штук пять шил. Одно отдал жене Тауки, как и две иголки – маленькую и большую. Остальные отнес сразу к Хугу: пускай сам с бабами разбирается. Туе же отдал целый комплект, помимо того, первого шила, сделал ещё одно – потоньше, и комплект из пяти иголок. А на следующее утро настало время отправляться в путь.
Глава 13
Новая куртка, штаны и мокасино-чулки были гораздо удобнее и, что самое главное, теплее предыдущих. Аккуратно скроенные мехом внутрь с прошитыми и проклеенными краями, а снаружи крашенные и пропитанные жиром так, что редкие капли, нет-нет падающие вместе со снежными хлопьями, скатывались вниз, не в силах проникнуть внутрь. Расстаралась Туя, одела мужа на совесть. В такой одежде, накинув на голову широкий капюшон, не будет страшен ни ветер, что, говорят, все время дует зимой вдоль реки, пробирая иногда до костей, ни дождь и снег. Сверху на куртку Миша надел пояс, повесил на него в петлю новый топор, аккуратно прикрыв лезвие от влаги меховым чехлом, вымазанным изнутри по шерсти топлёным жиром.
С другой стороны пристроились расшитые ножны с ножом. Узор на них был под стать вышитому на рукавах и верхней части мокасино-чулок, и как он теперь знал, указывал на род Пегой лисицы – саотов. Ещё к поясу были привязаны небольшой мешочек из оленьей кожи со всякой мелочью вроде кусков кремня, пучка сухих травяных волокон, костяной расчески. В другом, который был пристроен возле тюков, лежала руда – не для того чтобы менять, а спросить: видел ли кто ещё что-то такое. В тюках, замотанных в прожированную шкуру, лежали горшки с красками, основным товаром саотов. Чуть дальше – связки крашеных кож тонкой выделки, пару больших горшков с бобами, корзины с сухими ягодами, прикрытые всё теми же шкурами, и несколько горшков с мёдом. Вот, собственно, всё, что везли на обмен, не считая Мишкиных ножей и небольшого количества мехов.
Большую часть груза везли они, Мишка сидел спереди большой лодки и время от времени грёб коротким широким веслом. За ним располагалась поклажа, за ней сидел Койт и уже за ним, в самом конце, Ур. Старик не изменил своей привычке и снова потащил здоровяка с собой. Вот и сейчас он сидел на корме, если эту неотличимую от передней части можно так назвать, и периодически взмахивал широким веслом, а то рулил, подправляя направление. Впереди шла вторая лодка, в ней груза было поменьше. Правили ею Таука с Унгой.
Миша осмотрелся по сторонам и невесело вздохнул. Они плыли уже четвёртый день. Погода стояла откровенно мерзкая: небо низкое, с него из тяжёлых туч то и дело сыпался снег, который ближе к земле становился дождём, постоянный ветер, иногда такой холодный, что на толстой куртке от стекающих капель образуется ледяная корка, иногда просто промозглый, разносящий повсюду опостылевшую уже влагу. Хорошо хоть сверху лодка перекрыта толстыми шкурами говов, прочно подвязанными к бортам, ногам, по крайней мере, сухо. Темная речная вода расходилась вокруг мелкими волнами, которые гнали налетающие время от времени порывы, постоянные завывания, казалось, уже навсегда засели в ушах…
