Мэрион Брэдли - Туманы Авалона
– В нем нет ничего нечестивого, Лионора, что бы там ни твердили священники, – мягко возразила она. – Ну подумай сама – разве приемный отец Христа стал бы втыкать свой посох в землю, если б почувствовал в ней зло? Разве Дух Святой не во всем?
Лионора опустила голову.
– Ты права. Я пришлю послушниц, чтоб они помогли тебе. Моргейна скорее предпочла бы посадить веточку сама, но она понимала, что Лионора поступает так из лучших побуждений. Послушницы показались Моргейне сущими детьми; им было лет девятнадцать-двадцать, и Моргейна, позабыв, что сама была посвящена в жреческий сан в восемнадцать, удивилась: ну что они могут смыслить в вопросах религии, чтоб выбрать подобную жизнь? Моргейна прежде думала, что монахини в христианских монастырях должны быть печальными и скорбными, и думать лишь о том, что твердят священники – о грешной сути женщин. Но эти послушницы были невинны и веселы, словно птички. Радостно щебеча, они поведали Моргейне о здешней новой церкви, а потом предложили ей посидеть и передохнуть, пока они будут копать ямку.
– Так она приходится тебе родственницей? – спросила одна из девушек. – Ты можешь прочесть, что тут написано? Мне бы и в голову никогда не пришло, что я научусь читать, – матушка говорила, что это занятие не для женщин. Но когда я пришла сюда, мне сказали, что надо уметь читать то, что нужно для обедни, – и теперь я читаю по латыни! Вот, слушай, – гордо произнесла она и прочла: – «Король Артур построил эту гробницу для своей родственницы и благодетельницы, Владычицы Озера, предательски убитой при его дворе, в Камелоте». Год я прочесть не могу, но это было очень давно.
– Должно быть, она была очень благочестивой женщиной, – сказала другая женщина, – ведь Артур, как рассказывают, был наилучшим и наихристианнейшим из королей. Он не стал бы хоронить здесь эту женщину, не будь она святой!
Моргейна улыбнулась. Эти девчушки так походили на послушниц из Дома дев…
– Я бы не стала называть ее святой, хоть я и любила ее. В свое время некоторые именовали ее злой колдуньей.
– Король Артур никогда бы не стал хоронить злую колдунью среди святых людей, – возразила девушка. – А что до колдовства – ну, невежественные священники и невежественные люди всегда готовы кричать про колдовство, если только видят, что женщина хоть немного превосходит их умом. Ты собираешься остаться и принять здесь постриг, матушка? – спросила она, и Моргейна, на миг сбитая с толку таким обращением, поняла, что девушки обращаются к ней с тем же почтением, что и ее собственные ученицы из Дома дев.
– Я уже дала обет, в другом месте, дочь моя.
– А твой монастырь такой же хороший, как и этот? Матушка Лионора очень добрая, – сказала девушка, – и нам здесь очень хорошо живется. Среди наших сестер была даже одна такая, которая раньше носила корону. И я знаю, что мы все попадем на небо, – улыбнувшись, добавила она. – Но если ты приняла обет в другом месте, то там, наверно, тоже хорошо. Я просто подумала: может, ты захочешь остаться здесь, чтоб молиться за душу твоей родственницы, которая тут похоронена.
Девушка поднялась с земли и отряхнула темное платье.
– Вот, теперь ты можешь сажать свою веточку, матушка… Или, если хочешь, давай я ее посажу.
– Нет, я сама, – сказала Моргейна и, опустясь на колени, положила побег в ямку и присыпала мягкой землей. Когда она встала, девушка предложила:
– Если хочешь, матушка, я каждое воскресенье буду приходить сюда и молиться за твою родственницу.
Моргейна понимала, что это нелепо, но ничего не могла с собой поделать: на глаза у нее навернулись слезы.
– Молитва – это всегда хорошо. Спасибо тебе, дочка.
– А ты в своем монастыре – где бы он ни был – молись за нас, – бесхитростно произнесла девушка, взяв Моргейну за руку. – Давай-ка я отряхну землю с твоего платья, матушка. Вот. А теперь пойдем посмотрим нашу церковь.
В первое мгновение Моргейне захотелось отказаться. Покидая двор Артура, она поклялась, что никогда больше ноги ее не будет в христианской церкви. Но девушка была так похожа на юную авалонскую жрицу, что Моргейна решила не оскорблять ее религиозных чувств – ну что поделаешь, если девчушка знает бога лишь под этим именем. Моргейна сдалась и отправилась вместе с послушницей в церковь.
"В другом мире на этом самом месте стоит та церковь, построенная христианами древних дней, – подумала Моргейна. – Должно быть, какая-то святость просачивается сюда с Авалона, сквозь завесу туманов…" Она не стала опускаться на колени или креститься, но склонила голову перед высоким алтарем. Девушка осторожно потянула ее за рукав.
– Пойдем, – сказала она. – Это алтарь Господень, и мне здесь всегда делается немного боязно. Но ты еще не видела нашей церкви – той, в которой молятся сестры. Пойдем, матушка.
Моргейна послушно прошла следом за девушкой в небольшой боковой придел. Там было множество цветов – целые охапки яблоневого цвета – перед изваянием женщины, закутанной в покрывало и увенчанной сияющим нимбом. Моргейна судорожно вздохнула и склонила голову перед Богиней.
– Вот, это матерь Христова, Мария Безгрешная, – сказала девушка. – Бог так велик и ужасен, что перед его алтарем мне всегда становится страшно. Но здесь, в церкви Марии, мы, давшие обет девства, приходим к ней, словно к собственной матери. А еще у нас тут есть маленькие статуи святых. Вот Мария, которая любила Иисуса и вытерла его ноги своими волосами. А вот Марта, которая готовила ужин для него и ругала свою сестру за то, что та не помогает ей готовить. Мне нравится думать об Иисусе как о простом человеке, который заботился о своей матери – взять хоть тот случай, когда он на свадьбе превратил воду в вино, чтоб она не огорчалась, что гостям не хватает вина. А вот здесь очень старинная статуя – нам ее подарил наш епископ. Он привез ее с родины… Это одна из их святых. Ее зовут Бригид…
Моргейна взглянула на изваяние Бригид и ощутила волны силы, исходящие от статуи и пронизывающие собою церковь. Она склонила голову.
"Но Бригид – вовсе не христианская святая, – подумала Моргейна, – даже если Патриций и вправду так считает. Это Богиня – тот ее облик, которому поклонялись в Ирландии. И я знаю, что этим женщинам – даже если сами они считают иначе – известна сила Бессмертной. Как бы они ни старались изгнать ее, она все равно возьмет верх. Богиня никогда не покинет род людской".
И Моргейна зашептала молитву – впервые она молилась в христианской церкви.
– Вот, глянь, – сказала послушница, подведя Моргейну к выходу, – у нас здесь тоже растет Святой терн – не тот, который ты посадила на могиле своей родственницы, а наш.
«И я еще думала, что могу с этим что-то поделать?» Ну конечно: святыни сами перебираются сюда с Авалона; а некоторые из них были перенесены с Авалона в мир, туда, где они были нужнее всего. Они будут сокрыты на Авалоне, но им надлежит являться и в мире.
– Да, у вас тоже есть Священный терн. И в грядущем – сколько будет существовать эта земля – каждой королеве будут подносить на Рождество веточку терна, как символ Той, которая царствует на небесах, равно как и на Авалоне.
– Я не очень-то понимаю, о чем ты говоришь, матушка, но спасибо тебе за благословение, – отозвалась юная послушница. – Настоятельница ждет тебя в доме для гостей – она хочет позавтракать вместе с тобой. Но, может, ты хочешь задержаться в церкви Владычицы небесной и помолиться? Иногда, если остаешься со Святой Матерью наедине, многое становится понятнее.
Моргейна, не в силах вымолвить ни слова, просто кивнула, и девушка сказала:
– Вот и хорошо. Когда ты будешь готова, просто приходи в дом для гостей.
Она указала, где находится этот дом. А потом Моргейна вернулась в церковь, склонила голову – и, сдавшись наконец, опустилась на колени.
– Прости меня, Матерь, – прошептала она. – Я думала, будто должна сделать то, что ты могла сделать сама, – теперь я это вижу. Да, Богиня существует в наших сердцах – но теперь я знаю, что ты пребываешь в мире, ныне, и присно, и во веки веков, точно так же, как ты пребывала на Авалоне и в душе каждого человека. Пребудь же и во мне, веди меня, указывай, когда мне должно будет лишь предоставить Тебе вершить свою волю…
Моргейна долго простояла на коленях, склонив голову и погрузившись в безмолвие; а потом, словно подчиняясь некоему повелению, она подняла взгляд и увидела на алтаре свет – тот самый, который она уже зрела на алтаре древней христианской церкви на Авалоне и в пиршественном зале Камелота, – и тень, всего лишь тень чаши в руках Владычицы…
«Она находится на Авалоне – и в то же время здесь. Она повсюду. И всякий в этом мире, кто нуждается в знаке, узрит ее».
Откуда– то донеслось благоухание, исходящее не от цветов. На миг Моргейне послышался тихий голос Игрейны… но она не могла разобрать слов… и рука Игрейны коснулась ее головы. И когда Моргейна поднялась, ничего не видя из-за слез, она вдруг осознала -словно в яркой вспышке: «Нет, мы не потерпели поражение. Все, что я говорила Артуру, утешая его в нас смерти, все было правдой. Я вершила дело Матери на Авалоне до тех пор, пока те, что пришли за мной, не сумели перенести ее в этот мир. Я не потерпела поражения. Я свершила то, что она на меня возложила. Это не я, а моя гордыня считала, что я должна была добиться большего».
