Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал - Владимир Геннадьевич Поселягин
В воздухе несколько звеньев висело, крутясь на разных высотах. Некоторые пары спускались ниже да приветливо качали крыльями, похоже, уже все знали, что я от немцев сбежал, и как могли, приветствовали меня. Потом катера отошли, и мы направились к пирсу, где уже организовывали торжественную встречу. В этом мне признался один из командиров катеров. Немцы всё же появились, видимо собрали всё, что можно, даже финнов подтянули, и эту армаду бросили на Ленинград. Тут выяснилось, что советских истребителей было даже больше, чем я видел, не пять звеньев, а несколько полков – точно. Потянулись к водам залива первые траурные дымы, но немцы рвались к нам упорно. Сами мы уже входили в устье Невы. Драка шла в воздухе страшная, к нашим то и дело подходили подкрепления, не понятно, откуда здесь столько истребительных полков, включаясь в ту свалку, что шла. Около тридцати минут шли воздушные бои, но немцы прорваться к городу не смогли, зенитчики только эпизодически участвовали в этом сражении. Когда мы подходили к нужному пирсу, один бронекатер подошёл ближе. Второго не было, ушёл в бухту, на случай, если потребуется поднимать с воды наших лётчиков. Туда всех бросили. Так, с его слов, наши потеряли около двадцати истребителей, немцы около восьмидесяти бомбардировщиков, точно чуть позже сообщат, но прорваться к городу им не дали.
На катере я был не один, с тремя моряками, что мне оставили командиры бронекатеров. Пока один управлял катером, он рулевым был, это дело знал, ну а я указал, какие приборы за что отвечают, так что разобрался быстро. Второй помогал, а третий стоял у открытых дверей обеих кают с ППШ на груди, пленных охранял. Их развязали, чтобы привели себя в порядок. Пока мы двигались, я в основном наблюдал за воздушным боем. Когда ещё такое эпическое сражение увидишь. Вот и я считал, что это редкость, иначе не спровоцировал бы, когда открыто сообщал о пленных. Не скажу, что это подстава, это я про наших лётчиков, хотя так можно подумать, скорее я как немцам, так и нашему высшему руководству сообщал о своём триумфальном возращении. Люди разные, особенно наверху, уж я-то это знаю, много недоброжелателей, которые в уши шепчут про меня всякую грязь. А сейчас им останется только засунуть язык в задницу и молчать, а лучше сесть на неё. Я должен был сделать своё возвращение ярким.
По словам рулевого, до места торжественной встречи осталось минут десять. Так что я рванул вниз, готовить пассажиров. Когда мы подошли к пирсу, там и флотский оркестр был, и толпы ленинградцев, народу хватало. Даже оцепление выставили из милиционеров, генералитета хватало, корреспондентов и, конечно, адмиралов, которые тут и командовали парадом. Когда катер причаливал, двое матросов на пирсе помогли, сам я в этом не участвовал, оркестр заиграл, все приготовились, и многие ахнули, когда я вывел на палубу полностью одетых пассажиров, со всеми их регалиями. Только несмотря на торжественность момента, выводить их на пирс по сходням я не спешил, а поставив на палубе, стал щёткой проходить по форме, убирая мелкие недостатки. Тут ещё заметив, что сапоги у одного не очень ярко блестят, достал из кармана тряпочку и начал наводить блеск.
– Александр, может, поторопишься? – услышал я с пирса знакомый голос.
Мой музыкальный слух утверждал, что именно с ним я общался вместо молодого радиста. Обернувшись, я посмотрел на адмирала, стоявшего в первом ряду.
– Да вы что? – воскликнул я. – Тут такая торжественная встреча, а мои пленники будут выглядеть как шаромыжники? Да я же умру со стыда. Сейчас я, быстро. Всё должно быть идеально.
В этот раз мне не мешали, наоборот, с интересом смотрели, что будет дальше. Заметив грязный след на щеке у генерала, я достал носовой платок и, поплевав на него, стал оттирать щеку, зрители за спиной, которые это видели, начали посмеиваться. Достав из кармана монокль, я посмотрел на Дёница, он бы ему хорошо подошёл, да и адмирал мне нравился, не хотелось его так позорить, как генерала, так что, подойдя к последнему, попытался вставить. Генерал дёрнул головой и отшатнулся, этого издевательства он уже не выдержал. За спиной у меня уже откровенно звучал смех. Сунув тому под нос кулак, да и моряк громко клацнул, взводя автомат, так что генерал покорился, и я вставил ему монокль. Я его в кармане того капитана нашёл. Задумчиво держась пальцами правой руки за подбородок, обойдя эти две скульптуры на палубе, я ещё раз внимательно посмотрел на немцев, как художник на своё творение. Щетина, сбрить бы, но я пользоваться бритвой не умел, изрежу всех, а давать им в руки… Нет, уж пусть небритыми ходят.
– Вроде нормально! – громко сказал я. – Можно начинать.
И тут же зрители взорвались воплями радости, орали все, от простых зрителей до генералов. Просто безумие какое-то так выплёскивать свою радость и восторг. Да-а-а, такой встречи у меня ещё не было. И опять качать начали, подбрасывая в воздух, и генералы с адмиралами. Как дети малые.
Когда это буйство немного стихло, снова заиграл оркестр, он вообще всё время поддерживал эту встречу, только сейчас его стало слышно. Оказалось, на пирс подогнали машину с большими рупорами, и мне дали немного допотопный микрофон, на радио в студии у нас куда лучше были. В общем, попросили описать, кого я привёз. Поздоровавшись со всеми присутствующими, в первых рядах корреспонденты были, несколько раз срабатывали вспышки фотоаппаратов, я начал рассказ:
– Всё описывать я, извините, не буду, потому что уже сейчас это является военной тайной, вон, как видите, некоторые чекисты согласно кивают. Описывать, как я попал в плен, тоже не буду, меня нагло похитили, а вот остальное без подробностей кратко расскажу. Так получилось, что мне удалось сбежать, причём в воздухе, когда меня перевозили на транспортном «юнкерсе». Воспользовался безалаберностью охраны. А когда перебил их, не ожидали они этого от мальчишки, выпрыгнул с парашютом. Управлять я не умел, а лётчики погибли, когда граната в салоне взорвалась. Самолёт упал в двух километрах от окраины Берлина.
