Спецназ ГРУ. Жизнь после смерти. часть 2 - Вадим Владимирович Чинцов
Софье удалось смутить умы стрельцов, которые выполняли в Москве полицейские функции, патрулируя улицы всю ночь, не церемонясь с встреченными разбойниками и ворами — эти отбросы уничтожались на месте, а стрельцы оставляли себе треть всего того, что было найдено при разбойниках, из-за чего они рьяно несли свою службу. Стрелецкий голова Глебов Никита Данилович, чей род происходил от Синеуса, родного брата Рюрика поддался чарам французской герцогини, которая смогла вместе с Софьей разжечь в нем обиду своим нынешним положением.
Софья нашептывала ему — Никита Данилович, по своему великому предку ты должен как минимуму водить армии, а тебя поставили над стрельцами, разве тебе это не обидно? Какие-то английские бароны смогли накрепко привязать к себе нашего царя, видно колдовством внушили к себе доверие моего братца! Федор полностью послушен этим проходимцам и на царство нужно поставить нового царя, того, кто будет чтить твоих предков, Никита Данилович! Подымай ночью своих стрельцов и в Кремль! Вырежем всех, кто за этих англичанишек стоит! Ты станешь одним из ближних бояр и будешь водить армии на завоевания новых земель, вся слава твоя будет, нужно только не тянуть резину и не ждать пока вернутся эти исчадия Ада, которые отняли разум у Феодора. Власть нужно передать его брату Иоанну!
— Постой! Иоанн слаб и душой и телом, какой из него царь!
— Дурень, ты боярин! — Софья постучала себе по лбу — Это же хорошо, что братец мой слаб здоровьем, некогда ему будет заниматься управлением царством, я как сестра его смогу подсказать кого на какую должность назначить, кому сколько землицы с крестьянами прирезать!
— Сама дура! Крестьянам то твой брат Федор вольную дал! Теперь, что бы землицу обрабатывать, приходится посуху за серебряные деньги нанимать!
— Вот потому и нужно Федора с царства гнать! А Иоанн как я ему скажу, так и поступит — и обратно крепостное право введет и отменит всю глупость, что неразумный его старший брат напридумывал с нашептывания этих пришлых англичан!
— И как же ты хочешь с братцем своим поступить? Ведь он коронован шапкой Мономаха!
— Не беспокойся, тебе не придется его убивать, пострижем Федора и его жену-турчанку в монастырь.
— Ну если только в монастырь! — неуверенно пробормотал Глебов. Но все-равно, стать клятвопреступником!
Тут вмешалась герцогиня — Я смотрю на вас и удивляюсь! Вы хотите получить отобранное у вас положение при дворе русского царя и в то же время вы боитесь стать клятвопреступником! поверьте, сделав богатый вклад церкви, вы отмолите все ваши грехи!
Стрелецкий голова выпил вина и решился — Хорошо! Этой ночью я подниму стрельцов и мы выдвинемся к Кремлю. Вот только ворота будут закрыты и на их охраняют эти демоны, которых из крестьянских детишек превратили в настоящих бесов войны!
— Вам нужно будет взять с собой пару пушек и выстрелив по воротам, вы их снесете прочь! Причем наверняка погибнут охранявшие их солдаты! — герцогиня усмехнулась, неужели мне, женщине, учить вас, полковник, как воевать?
— Хорошо! Быть по сему! — Глебов вскочи и поспешил на выход — Завтра увидимся в Кремле после того как все у нас получится!
Собрав своих сотников, Глебов поставил перед ними задачи и, получив кошели с серебром для оплаты вина для своих подчиненных, они разбежались по городу, времени до ночи оставалось достаточно для того, чтобы разгоряченных алкоголем стрельцов направить в нужное русло.
Ромодановский вместе с подьячим Приказа Тайных дел развили деятельность по выявлению предателей и вскоре были в курсе, что в заговор были вовлечены все московские стрельцы. Послали за царевичем Петром, который неделю как прибыл в Москву с берега Нева, где истово строил город, который побывавшие в нем иностранцы назвали второй Венецией. Петру не хватало строительного материала и он примчался лично выбить все, что ему недоставало для возведения самого крупного городского собора преподобного Исаакия Далматского.
— Ну что, царевич! — Ромодановский удивленно рассматривал вытянувшегося под два метра Петра, который при этом был очень худым и узкоплечим, его размер ноги едва ли дотягивал до тридцать девятого. — Вот ведь несуразен вымахал, царевич-то! — пробормотав эти слова, князь-кесарь кивнул Петру на стул рядом с ним — Садись в ногах правды нет!
— Я постою, почто звал, князь! — почтительно спросил Петр, знавший, что попадись тать к Ромодановскому в застенок — прощайся с жизнью. Розыск же он часто вел, будучи полупьян. Одно его имя наводило ужас на окружающих, даже его дом на Моховой у Каменного моста люди старались обходить стороной. В частном обиходе Фёдор Юрьевич жил укладом старинного боярина, любил и почитал старые нравы и придерживался старинных обычаев; был гостеприимен, но изысканных блюд не жаловал, любил щи, буженину и пироги. От всех требовал к себе особого почтения. В обществе перед ним все стояли. Никто не смел въезжать к нему во двор, — сам Государь оставлял свою карету у ворот его.
— Сейчас жду твоего царственного брата, он пропадает в своем университете, все никак не закончит свое обучение!
Наконец появился Федор в сопровождении трех казаков-характерников, которые были приставлены к нему в качестве и инструкторов и телохранителей — Что случилось, князь? — увидев Петра, пошел к нему, раскинув в стороны руки — Здравствуй, братец, дай я тебя обниму, ты совсем уж мужчиной стал!
Ромодановский хмыкнул, разглядывая казаков, одетых в необычную для этого времени форму с накладными карманами, которую ввели бароны, ставшие боярами, сшитую из крашеной в темно-зеленый цвет парусины, однако носившие сорочки из дорогого шелка и сафьяновые сапоги. — Убивать нас сегодня ночью будут стрельцы московские и приведет их брать Кремль их голова стрелецкий Никитка Глебов! Правильно предлагал боярин Перебейнос отказаться полностью от стрельцов, да ты, Государь, пожалел стрельцов, велев им вести охрану города от разбойных людишек!
Федор виновато кивнул — Все так, князь-кесарь! Как теперь с ними, с бунтовщиками теперь поступим?
— Зачинщиков прилюдно казнить, а остальных отдать Петру, ему постоянно людей на строительстве нового града не хватает. Пусть камень ломают, если не хотят жить по-человечески!
Петр ощерился — Я сам лично им голову рубить буду! Ишь, удумали на своего царя руки свои мужицкие
