Караул устал - Василий Павлович Щепетнёв
Мои слова насчет инструкций Женю успокоили. Действительно, пока инструкции нет, что может посольство? Ничего не может посольство.
И он пошёл в свой номер.
А я остался в своём.
Попробовал позвонить в Москву. Каждый вечер я не звонил, но два раза в неделю — да. Международная связь пока дело канительное, пока примут заказ, пока соединят, может и час пройти.
Но сегодня мне ответили сразу. Вот только пользы от этого никакой: сказали, что связи с Москвой нет, и сегодня не ожидается. И с Чернозёмском нет. И со Стокгольмом нет. Вообще, международная связь временно приостановлена. В связи с заменой аппаратуры на более передовую.
Полный отлуп. Но вежливый. Что мне нравится в поляках, что официантках, что продавцов, что гостиничных служащих, что обычных прохожих: они не только себя считают панами, они и остальных считают панами. Ну, пока не получат доказательств обратного.
— Это потому, что они принимают вас за немца, — пытался открыть мне глаза на суровую действительность Женя. — Вы одеты на западный манер, вы хорошо говорите по-немецки, вы даете на чай западные марки, вот они и думают, что вы из тех, западных.
— Но они и между собой вежливы, — продолжал заблуждаться я. — И в кондитерской, и в булочной. Никаких тебе «вас много, а я одна».
— Ну, между собой — это другое, — ответил Женя. — Это неискренняя вежливость, это воспитание у них такое. Они человеку улыбаются, а в душе, может, ненавидят.
— А может и нет, — ответил я, и разговор прекратил. Пустое это — убеждать уже убеждённого. Может, он в чём-то и прав. Вежливость, как кофе, но без сахара и без шарлотки.
Спать не хотелось. Тем более, что рано просыпаться и ни к чему.
Взял радиоприемничек. Весь день откладывал, откладывал, откладывал, но теперь — пора.
Что говорит о Польше Анатолий Максимович Гольдберг?
Примерно то, что и остальные. Да, войсковые учения. Приглашены наблюдатели из ряда стран, включая ФРГ, Францию, Великобританию. По сценарию, имитируется захват аэродромов и переброска крупных контингентов по воздуху, с одновременным вторжением по суше и с моря. От Советского Союза — две дивизии, от Германской Демократической Республики — одна дивизия, от остальных стран Варшавского Договора — меньшие силы. Задействованы транспортные самолеты, десантные корабли. Первое впечатление западных наблюдателей благоприятное.
Об учениях было объявлено заранее. Но оппозиционные силы в Польше рассматривают учения, как демонстрацию силы. Протаптывают дорожку, сегодня учения, а завтра, глядишь, и всерьёз придут.
Послушал и «Немецкую Волну», и «Голос Америки», и «Свободу». Говорят практически в унисон. С одной стороны учения — дело обыкновенное, с другой стороны, польские оппозиционеры расценивают эти учения как угрозу повторения операции «Дунай», или даже генеральную репетицию операции «Дунай». Со всеми вытекающими.
«Маяк» же сказал только, что на территории Польской Народной Республики начались учения «Братство», и что участвуют вооруженные силы стран Варшавского Договора. И в эфир пошла «Полевая почта»: для нашего сержанта, замечательного командира и человека Рустама Тарпищева, передайте песню «Вологда».
И передали. Отчего ж не передать?
Но транзистор я выключил. В Польше, между прочим, тоже с батарейками не очень. Для меня это решается легко, в валютных магазинах они есть. Но где обыкновенному поляку взять валюту? Он, поляк, весь день работает, починяет примусы, метёт улицу, учит детей в школе, откуда валюта? И вот они придумывают способы продлить жизнь батарейке: подготовить и прокипятить в солёной воде, к примеру. Сам прочитал в «Życie Warszawy», прочитал и запомнил, мало ли, как будет дальше. Сегодня валюта есть, а завтра как знать. Сегодня батарейка есть, а завтра как знать. Вот отключат электричество, и ни новостей не послушаешь, ни репортажа с футбольного матча, ни ту же «Полевую почту» с хорошими песнями. О «Би-Би-Си» помолчим.
Спать всё равно не хотелось.
Включил телевизор. И на первом, и на втором канале — фильм. Один и тот же. Черно-белый. Я присмотрелся: ура! Четыре танкиста и собака!
Этот сериал я смотрел отрывками, а целиком не получалось никак. Показывали его на каникулах, а на каникулах я был занят больше, чем в учебное время. Музыку сочинял, в шахматы играл, рисовал понемножку, гулял с ребятами, да мало ли дел у советского пионера?
Стал смотреть.
Что-то вспоминалось, что-то нет.
Танкисты сражались храбро и умело, но война есть война, и плохо бы им пришлось, если бы не умный пёс Шарик. Что он только не делал, Шарик: и донесения передавал, и запчасти приносил, и показал путь в непроходимом, казалось бы, болоте, и проводил по минным полям, и даже поймал немецкого разведчика, прятавшегося в старой заброшенной усадьбе и посылавшего по рации сведения о передвижении польской армии. Разведчик и прятался, и отстреливался, но Шарик ловко уворачивался от пуль, потому что знал, куда и как будет стрелять враг. Он мог читать мысли, Шарик, потому что был не простой собакой, а инопланетянином, посетившим Землю с целью определить, достигла ли земная цивилизация уровня, допускающего открытый контакт. Решил, что рановато будет. Слишком много на земле фашистов и прочих нехороших людей. И как-то незаметно для себя привязался к польскому мальчику Янеку, который искал своего пропавшего отца, польского офицера, на сибирских просторах.
В три часа ночи я проснулся. Огонь, крысы и прочие атрибуты кошмара. Опять. Ну, бывает. Верно, реакция на «Зубровку». Или нет?
На экране телевизора белый шум. Уснул я, уснул, вот и приснился Шарик — инопланетянин. А вот с какой серии уснул — не знаю.
Выпил полстаканчика «боржома», и отправился в спальню.
Глава 11
17 мая 1979 года, четверг
Уроки истории, уроки пения
В половине девятого пришёл Женя.
— Вы, Михаил Владленович, в посольство не звонили?
— Нет. Зачем?
— Ну, инструкции получить…
— Какие инструкции? Я не сотрудник посольства, какие у посольства могут быть насчет меня инструкции?
— А я звонил. Мне так и сказали: вы
