Турист поневоле [СИ] - Сергей Артурович Большин
Предложение поддержали, налили по полной и выпили. Леночка поперхнулась, закашлялась и залилась слезами.
– Ленусь, что такое? – обняла ее Лариса.
– Я посчитала, сколько мне будет лет, когда эти-и-и… Я буду старая! Вся жизнь пройдет, пока этот долбаный социализм закончится! А я сейчас хочу, пока молодая, и за границу, и машину, и шубу, и все-е-е-е…
«Да уж, подумал Николай, такие вот – хочу все и сейчас – и распилили советскую державу на металлолом», но вслух ничего не сказал.
– Лаборантке больше не наливать, – скомандовала Вера Сергеевна, – а вы, Николай, исправляйте ситуацию. Вы нас в траур вогнали, вы и веселите, как-никак праздник на дворе!
– Николай, – обратился к нему Константин, – мне в фильме несколько песен понравилось. Возможно как-то перемотать фильм до них, я бы переписал?
– Костя! – Николай игриво-торжественно пожал ему руку. – Отличную идею ты мне подал. Вы просите песен? Их есть у меня [2]! В 2000-е модно проводить дискотеки 80-х, где крутят старую музыку. А мы в 80-х, устроим дискотеку 2000-х! Константин, ставь кассету на запись, будет тебе музыка, у меня отличная подборка русского рока и попсы. С комсомольской юности не вел дискотек. Эх, тряхну стариной! Как вы насчет потанцевать?
Народ радостно загомонил.
- Так. Пока я составляю плей-лист, все закуски на кухню, стол убирайте, напитки и рюмки на стенку.
– Пока ты что составляешь? – попытался уточнить Тарасов.
– Не важно. Ставь кассету и освобождай место для танцев, будет жарко! Свет гаси, оставь в коридоре и спальне.
– Есть цветомузыка…
– Отлично!
Вскоре все было готово.
– Ну что, аборигены, готовы? Поехали! Для начала задохнемся от нежности вместе с Земфирой [3]…
Грянула музыка. Вера Сергеевна и Леночка первыми присоединились к пританцовывающему Николаю…
Дискотека удалась. И хотя рок и поп-музыка в 80-е давно существовали, аборигены, как назвал их Николай, впали в счастливый танцевальный транс. Им было все в новинку: качество и насыщенность звука, яркие аранжировки, незнакомые имена и голоса, неожиданные тексты и, конечно, русский язык. Модное и продвинутое непривычно было только по-русски!
Музыкальные пристрастия Николая формировались в одно время с остальными танцорами, поэтому его подборка легла на душу всем. Благодаря музыке молодые люди совсем растеряли «советскую» скованность: пели, кричали, свистели так же лихо, как это будут делать через четверть века их ровесники.
Чемпионом вечера по числу повторов стал Валерий Меладзе [4]. Николай в шутку анонсировал посвящение Вере Сергеевне песни «Салют, Вера!» и вдруг почувствовал, что незатейливый текст шлягера царапает сердце: мы можем быть только на расстоянии… Песню ставили много раз.
* * *
Наступила ночь. Соседи уже несколько раз стучали в стены, пол и потолок. Музыку приглушили и перешли на медленные танцы.
Николай, как свободный игрок, танцевал то с Татьяной, то с Леночкой, но чаще с Верой Сергеевной. Каждый раз, обнимая ее за тонкую талию и крепко прижимая Веру к себе, он ощущал мягкую упругостей ее грудей, тепло ее живота, что повергало его в трепет. Его – прожженного ловеласа, циничного делягу, именно, что в ТРЕПЕТ! Николай поймал себя на высоком штиле в описании Веры Сергеевны и своего отношения к ней.
Во время очередного танца Вера, глядя ему глубоко в глаза, уже подернутые дымкой взаимной очарованности, сказала:
– Какие у вас мощные плечи… и руки. Так надежно за них держаться… - видимо, алкоголь таки сделал свое дело в развязывании языка.
Николай не подозревал, какой силы восторг обрушится на него! Маленький щеночек, которым он стал пару часов назад, завертел хвостиком быстрее, чем вентилятор лопастями. Убеленный сединами подросток не придумал ничего остроумнее, чем на автомате заявить, что «у него все, за что можно подержаться, такое же мощное». Во всех иных случаях он счел бы такую реакцию вполне уместной, но сейчас он испугался, ляпнув глупую пошлость.
Его смущение рассмешило Веру Сергеевну, но, отсмеявшись, она ответила:
– Даже не сомневаюсь… – и крепче прижалась к Николаю.
Ближе к двум часам гости стали сворачиваться. Захмелевшей Леночке до Косино было явно не доехать, ее оставили у Тарасовых. Малюты пошли домой на соседнюю улицу. Дальше всех – на Октябрьское поле – было Вере Сергеевне, поэтому Николай предложил ехать с ними через Ордынку.
В машине он сел рядом с водителем, а дамы расположились сзади. Николай с отчаянием понимал, что это неправильно, что нужно было сесть рядом с Верой, оставить Татьяну на Ордынке, а самому ехать дальше – без разрешения брать свое, но… им овладели робость и смущение (а он-то думал, они давно забыты). В салоне витала неловкость.
У дома он помог Татьяне выйти из машины. Заглянул в салон, вымучил формальность о приятном знакомстве и хорошем вечере, попрощался. Нужно было решить: захлопнуть дверь или сесть рядом… Николай мучительно тянул паузу и выдавил:
– Не возражаете, если я позвоню?
– Звоните, – сухо ответила Вера Сергеевна и отвернулась.
* * *
– Ну, ты дурак! – возмущалась Татьяна, пока они поднимались в квартиру. – Ты зачем ее отпустил? Ничего не видишь? Сам же запал – за километр видно! Коля, что с тобой?!!!
– Не знаю. В каком-то ступоре: знаю, как должен поступить, но не могу. Боюсь.
– Чего? Ты же видел, что она ждет, когда позовешь. Ну, нормально! Познакомила подругу с олухом! Думала, вот хоть один нормальный мужик, а мужик оказался ни рыба ни мясо…
– Тань, дай номер ее мобильного. Ах да… домашний у нее какой?
– Она дома будет через полчаса, не раньше.
Он понимал, что бессмысленно, но позвонил Вере, как только вошел в квартиру. Долго ждал ответа. Повесил трубку. Снова набрал. Снова слушал гудки. Одетый он стоял у телефона и ждал ответа. Тысячи гудков отзвучали, прежде чем он услышал заветное: «Алло».
– Это Николай…
– Слушаю.
– Вера, я хочу вас видеть…
– Вам что-то мешает?
– Мне? Нет… Я… Я еду!
В лихорадке, сделав множество лишних движений, чуть не сбив телефон с полочки, мечась по квартире, он нашел листок бумаги и ручку, дрожащим почерком записал адрес и
