Под флаг адмирала Макарова [СИ] - Герман Иванович Романов
— Я бы так не сказал, Евгений Иванович, — в отличие от расстроенного наместника, начальник штаба излучал уверенность, даже оптимизм. — Фактически мы победили противника, хотя, не спорю — понесли серьезные потери. Но «Севастополь» с «Дианой» все же устаревшие тихоходные корабли. Нам бы пришлось хуже, потеряй мы «Ретвизан» с «Варягом». А вот у противника гораздо серьезнее утраты — два новейших броненосных крейсера «Ивате» и «Асама», с ними быстроходный бронепалубный крейсер «Такасаго» с восьмидюймовыми пушками — фактически первого ранга. Такой «размен» нам выгоден, тем более мы смогли спасти экипажи, а противник нет. Что касается потери канонерской лодки и трех более старых клиперов, которые и так собирались отправить на слом, то невелика утрата, чтобы о ней так сожалеть. У японцев погибли два малых бронепалубных крейсера, представлявших большую ценность для нашего врага.
— Адмирал Того быстро восполнит потери — вскоре к нему прибудут два броненосных крейсера итальянской постройки. Они миновали Формозу. перехватить их мы не в состоянии, даже если «Россия» с «Громобоем» немедленно выйдут из Владивостока. К тому же, как мне известно, один новый трехтрубный крейсер 2-го ранга проходит испытания, а второй достраивается на верфи, уже спущенный на воду.
— Осмелюсь заметить, что на Балтике достраиваются четыре новейших броненосца, а один уже вступил в строй. А еще три бронепалубных крейсера близки к завершению работ, если поторопиться. И это не считая трех старых броненосцев, и нескольких таких же крейсеров, я имею в виду «Нахимова», «Корнилова», «Память Азова» и «Мономаха», что по окончании ремонта могут прийти на Дальний Восток.
— Для этого потребуется не меньше года, Вильгельм Карлович, чтобы собрать воедино еще одну сильную эскадру. Менее сильный отряд, если отправить старые корабли, японцы могут перехватить в море и уничтожить. А потому надеяться на скорое прибытие подкреплений не стоит. Хотя мы сможем выйти в море и встретить прибывающий отряд, как недавно сделали. Но пока предстоит рассчитывать только на собственные силы.
— Их вполне достаточно, для завоевания господства на море, ваше высокопревосходительство. У нас восемь броненосцев и два броненосных крейсера, не считая еще двух во Владивостоке. Двенадцать на двенадцать — полное равенство по кораблям линии. Но мы имеем пять больших бронепалубных крейсеров, не считая пришедшего «Донского», и два малых — яхту «Алмаз» не стоит считать. Японцы же могут выставить лишь три больших крейсера, и около полудюжины малых — так что примерное равенство. По дестройерам у нас теперь полное превосходство, почти двойной перевес — мы потеряли два таких корабля, а японцы четыре. Все зависит от того, как мы сумеем воспользоваться нашим преимуществом. Война только началась, но первый успех уже достигнут.
Наместник задумчиво посмотрел на Витгефта — тот после всего с ним случившегося совершенно изменился, перестал впадать в привычную меланхолию, хотя трудился так же неутомимо. Однако полностью переделал все изначальные планы войны, и вовремя — иначе бы японцы смогли бы уничтожит подходивший отряд Вирениуса, застигнуть «Варяг» в Чемульпо и провести ночную атаку миноносцами на стоящие на внешнем рейде Порт-Артура броненосцы. И страшно представить, к каким бы потерям это привело, но то, что они были бы очень серьезные — шесть-семь кораблей 1-го ранга — в том сомнений теперь у Алексеева не оставалось.
— Как вы себя чувствуете, Вильгельм Карлович?
— Слава господу, хорошо. А то страшно было, что здесь, — Витгефт коснулся лба, — кто-то сидит и шепчет…
Вильгельм Карлович от его слов непроизвольно передернул плечами, съежился за столом, и взглядом побитой собаки посмотрел на Алексеева. Тот не стал тянуть, и уверенно произнес:
— Я ведь отыскал второго «адмирала», вот только он вряд ли «бес», как тот первый. Сам командовал броненосцами в бою, и главное — когда разрывом снаряда убило врачей, стал оперировать и перевязывать раненых. Каково? На русском флоте всякого люда в адмиралах хватало, но чтобы доктора были среди них, не упомню!
— Контр-адмирал Вирениус, других «Андреев» просто нет, — тихо произнес Витгефт, и наклонил голову…
Повреждения броненосца «Цесаревич» после боя.
Глава 40
— Андрей, ты действительно жаждешь испытать все прелести местной «психушки»? Флаг тебе в руки и барабан на шею! Только учти, с тебя еще беса изгонять будут, а это очень больно, словно раскаленный гвоздь в мозг вбивают, и глаза от этой «процедуры» на лоб вылезают!
Сидящего напротив него пожилого человека передернуло, даже скривился, с болезненной гримасой на лице. Но это, несомненно, Виля, именно он — прохиндей, мерзавец, но относительно порядочный из тех сволочей, каких Андрей видел по жизни, старый приятель с далеких времен школьной поры, «друг детства», так сказать.
— В каждом из нас бес сидит, причем самый натуральный, но чтобы это осознать, потребовалось умереть. И за грехи наши, за все то зло, что мы в жизни с тобой натворили, в это «чистилище» нас с тобой и засунули. Там, — Виля ткнул пальцем вверх, — своеобразное чувство юмора, и лучше остеречься от всех тех пакостей, что мы в своей прошлой и пошлой жизни натворили. По заслугам нам и награда вышла!
— Ты творил, Виля, а я скромный врач, письками занимался, мужскими и женскими, людей лечил…
— Мы два сапога парой, только этого ты пока не осознаешь, — в голосе приятеля прорезалась горечь, — знаю, что ты догадываешься, как я себе полтора «лимончика» в заокеанской валюте сделал — квартиры переписывал, завещания и дарственные подделывал. Но я никого не убивал собственными руками, хотя то, что совершил сродни убийству. Но позволь спросить — ты в «лихих девяностых» сколько абортов сделал⁈ Думаю, на экипаж крейсера наберется, а то и твоего флагманского броненосца. Ведь это есть самое натуральное убийство — сколько ты не рожденных детей жизни лишил по прихоти их мамаш, я не говорю о тех случаях, где имелись медицинские основания. И тоже денежки за это получал!
Удар был такой страшной силы, что, несмотря на весь цинизм профессии, Андрей содрогнулся. И тут неожиданно нахлынуло острое чувство боли, перемешанной с раскаянием. Он достал платок и вытер выступивший на лбу пот. Дрожащими пальцами достал папиросу из коробки, сломал две спички и лишь после этого смог закурить.
— Ты прав — по грехам и награда. Нам с тобой в аду сковородки раскаленные лизать нужно, а так второй шанс предоставили. И все, к чему я в той жизни стремился — богатство, машины, квартирка в два уровня, девки с ногами до зубов — все тлен, бестолково жизнь прожил. Да и подло, завидуя тем, кто выше меня по статусу. И при этом знал, что они еще большие мерзавцы, чем я сам. Ты посмотри, что в интернете творилось — столько лютой злобы, зависти, клеветы, желания оскорбить любого, кто хоть что-то пытается сделать — это был тот мир, где мы с тобой жили. И для нас он умер!
— Еще не рожден, не появился…
— И не должен появиться, вот это как раз и есть тот случай в твоей любимой гинекологии, когда аборт настоятельно необходим! И мы его сделаем любыми способами — ты разве хочешь две мировых войны и парочку революций в России со всеми последствиями⁈
— Нет, — после долгой паузы отозвался Андрей Андреевич, продолжая утирать выступающий пот. Вся жизнь буквально пролетела перед глазами — столь жуткого потрясения он никогда не испытывал. И после раздумий, он потушил окурок в пепельнице и негромко спросил:
— Вот только как этот аборт сделать⁈ И главное — кому⁈ Есть историческая предопределенность, ее не изменить!
— Я тоже так думал в гордыне своей, когда в эйфории от новой жизни пребывал — в Порт-Артуре очутился и броненосцы рассматривал в гавани. Но меня живенько в оборот взяли и «беса», что есть просто раздутое самомнение с завистью, подлостью и корыстолюбием перемешанное — изгнали. И методы я тебе скажу весьма действенные, еще раз не хочу их отведать, и тебе не советую. Причем категорически — поверь на слово. Так, наверху, кто-то действительно есть, иначе мы бы здесь не очутились. Причем заметь — нам полных тезок подобрали, с реализованной детской мечтой стать адмиралами. Один раз может быть случайность, два совпадение, но три…
— Закономерность, — глухо закончил Андрей Андреевич, теперь полностью осознав, что с ними двумя случилось.
— Пока
