Соправитель - Денис Старый
— Ваше Высочество, Елизавета Петровна сама просила Марфу Егорьевну остаться и быть рядом с ней, — Михаил Илларионович Воронцов решился на защиту женщины.
— Рядом, вице-канцлер, не одно и тоже с тем, что статс-дама на свой лад трактует волю государыни. Не правда ли? — не оставил я шанса Воронцову на ответ.
Скажи он «нет» и тем самым усомнится в моих словах. В таком случае, я не убоюсь приказать увести пока еще вице-канцлера вообще вон. Ну, а его согласие — это поражение без какого-либо боя.
— Что с тетушкой? Это первостепенное! А никак не желание убрать подальше законного наследника престола Российского, государя-цесаревича, внука Петра Великого, — наступила пауза, никто не решался говорить.
— Больно худо матушке-государыне, медикусы говорят, что апоплексический удар ее хватил, — ответил Алексей Григорьевич Разумовский.
— Отчего двери в ее покои закрыты? — задал я очередной вопрос.
— Так пользуют ея, матушку нашу императрицу, государь-цесаревич, — ответил Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.
В небольшом зале возле спальни Елизаветы собрались наиболее близкие ей люди. Это был Разумовский, Марфа Шувалова, Бестужев-Рюмин, вице-канцлер Воронцов, в углу тихо плакал Иван Иванович Шувалов.
Когда мы проходили по коридорам и залам дворца, я замечал иных придворных, среди которых была и мать Петра Румянцева, и брат тайного мужа государыни Кирилл Разумовский, и еще немало вельмож. Кто-то из них переговаривался, кто-то в некоем ожидании прохаживался взад-вперед.
В углу одной из залы, где переговаривались молодые фрейлины раздался заливистый девичий смех. Умирала государыня, которую в будущем могут именовать «веселой императрицей». Умирала под смех и веселье.
— Кто из медикусов смотрел государыню? И кто нынче с ней? — задал я очередные вопросы.
— Медикусы руками разводят, с государыней Антон Иванович Кашин. Он взялся лечить Елизавету Петровну и уже не дал ей помереть, на грудь силой жал, она в забытьи, — за всех ответил Бестужев.
Этот хитрый лис, поняв, куда дует ветер, уже присылал ко мне в Москву своего весьма смышленого помощника, пусть тот и прикидывался простачком. Мне дали недвусмысленно понять, что готовы к сотрудничеству. Может быть, именно поэтому канцлер и был первым, кто правильно среагировал на мое появление.
Отказываться от Бестужева не следует, пока не следует. Не вижу я равнозначной по изворотливости ума фигуры, чтобы не потерять нити международной повестки. Он не нужен мне, но пока необходим России. Сменить Бестужева на посту канцлера без особого упадка уровня международной повестки мог бы Михаил Илларионович Воронцов, но тот был в шуваловской партии и даже сейчас пытается в некотором роде мне дерзить. Вот узнает вице-канцлер, что нету больше его соратников, тогда посмотрим, как в полете переобуваться станет да лебезить передо мной. А нет — Сибирь большая.
— Господа, я не совсем понимаю, почему вы тут бездействуете. Дело медикусов — спасать жизни, и в свободное время я истово помолюсь за спасение государыни, но нужно принимать меры! — я окинул всех взглядом, даже Ваня Шувалов вытер слезы и стал само внимание. — Первое! Я уже отправил отряд в Шлиссельбургскую крепость. Думаю, для присутствующих не секрет, что нужно усилить там гарнизон, ибо непонятно, что происходит.
— Как? Вы еще не знаете? — удивился Иван Иванович Шувалов.
— Иван Иванович, а что я должен знать? Я только что из Москвы! Это вы, все собравшиеся, должны прояснить творящееся, если что знаете. Слушаю Вас, Иван Иванович, — я изобразил максимальное удивление, на которое только был способен.
— Когда государыня узнала о смерти Иоанна Антоновича, с ней и приключился удар, она… — не успел договорить Шувалов, как был перебит мною.
— Убит? Кем? Преступников схватили? — внешне проявляя удивление и даже некую скорбь, внутренне я был спокоен.
Да, убит. И Это нужно было сделать Елизавете сразу после вхождения на престол. Разве это жизнь? С младенчества в тюрьме. Не знаю, был глуп или умен Иоанн Антонович, но ему не суждено было выйти из стен Шлиссельбурга. А теперь хотя бы отец с сестрами смогут выйти из заточения в Холмогорах. Я отпущу их, они уже неопасны для России, и даже дам денег на переезд. Такова она власть, пожирающая тех, кто ее лишен, и тех, кто был рядом с троном.
— Я уже послал в Ропшу и Ораниенбаум, оттуда войска двинутся на Петербург, чтобы навести порядок. Дальше, — я посмотрел на канцлера, — Алексей Петрович, если потребуется, успокойте послов. Вестовые с Вашими письмами должны следовать сразу же за армейскими колоннами. Еще не хватало, чтобы европейские державы что-нибудь себе надумали в связи с тяжелой болезнью государыни. Да, господа, болезни. Я обещаю тому медикусу, который сможет сохранить жизнь императрице сто тысяч рублей. По завету матушки государыни, я — наследник Российского престола и мне предстоит править, пока государыня не выздоровеет. Посему назначаю князя Никиту Юрьевича Трубецкого обергофмаршалом двора с сохранением должности вице-губернатора Москвы. Требую незамедлительно, по прошествии трех дней, привести гвардию и все рода войск, как и флот, к присяге мне и государыне, — вводил я в шоковое состояние присутствующих.
— Петр Федорович, так жива Елизавета Петровна, как ей присягать, коли присяга уже была. А сколь уже было такого, что опосля хвори вставала и еще веселилась? — задал вопрос Алексей Разумовский.
— Алексей Григорьевич, именуйте меня в обществе по титулу. Это апоплексический удар, после него очень редко кто живет. Государыня в забытьи, пусть придет в себя, я сниму бремя правления и не стану перечить воли ее. Только ныне я требую, чтобы вы все дали присягу наследнику и государыне. Все видеть должны преемственность власти, и что Россия крепка и такой будет на веки вечные, — сказал я и стал ждать.
Уже было я начал закипать, набираться злости и решимости разогнать всю эту кодлу, но вот встал на одно колено Трубецкой, встали на колени Кондратий и Степан, что все еще стояли по бокам от меня, преклонил колено Шевич… Бестужев со скрипом и ворчанием, что, дескать, стар он уже, но все равно готов встать на колени перед наследником, как и перед матушкой императрицей. Все склонились, только Марфа смотрела в сторону, как будто ее тут нет, потом резко развернулась и ушла прочь столь быстро, сколь позволяли ее телеса.
— Так лучше, — сказал я, окинул всех своим взглядом, который считал жестким и повелительным, судя по реакции собравшихся, они разделяли в этом мое мнение. — Теперь за работу, господа. Итак, Алексей Петрович, идите и составьте письма послам всех государств с указанием, что престол Российский в надежных руках и что политика российского государства не изменится.
— Простите, государь-цесаревич! А она не изменится? — спросил канцлер.
— Пока, нет. Нельзя сразу одномоментно изменять фигуру отношений, даже если это и нужно сделать. Тем более, что данная система мне видится вполне разумной. В одночасье она не изменится. И англичанам своим напишите об этом. Нам не следует терять самого важного торгового партнера, — сказал я и уже обратился к Разумовскому: — Алексей Григорьевич, Вам поручаю отправиться со своими казаками в южный выезд из Петербурга и прознать, что случилось с полками, что вышли на подавление бунта разбойников. Приведите их к присяге и передайте мою волю двигаться в Петербург. Закрыть все питейные места, трактиры, ресторацию. Объявить, что выходить в город запрещено, пока не станет ясно, что случилось и почему. Графу Воронцову поручаю прознать про Александра Ивановича и Петра Ивановича Шуваловых и доложить немедля, почему их нет у постели государыни и что сделала Тайная канцелярия для прояснения ситуации.
— Но…- попытался было воспротивиться Воронцов.
— Исполнять! — пусть без повышения голоса, но жестко сказал я.
Мне нужно было убрать наиболее одиозных игроков. Пусть займутся делом. И пусть эти дела выглядят, как «иди туда, незнамо куда». Это лучше, чем будут глаза мозолить. Тут же и проверка на лояльность. Если не станут подчиняться, то нужно арестовывать. Казаков на решение проблем силовым путем достаточно.
— Никита Юрьевич, Вам поручаю привести к присяге весь двор и гвардию, что при дворце. Помощниками отряжаю полковника Шевича и есаула Кондратия Пилова. Берите власть над двором и всеми службами дворца и командуйте от моего имени, — отправил я и Трубецкого.
Пусть
