Давным давно была... - Василий Колесов
— А завтра ночью самолёт… Ну, что ж, не наш стиль, сдаваться! — капитан Смирнов принял решение. — Завтра, с утра, Крафт, как обычно, отправится с инспекцией укрепрайона. Послезавтра возвращается. Машина и броня охраны на несколько секунд притормозят у поста полевой жандармерии. Будем брать в бою самого полковника. Одна проблема: самолёт подождёт, а полковник может и не дождаться, пока мы его возьмём. Живого.
— Да уж… Серёга почесал затылок. — Я предлагаю — сдаться!
По пыльной проселочной дороге ехал «Опель — капитан» прикрытый спереди и сзади бронетранспортерами. Впереди показался пост полевой жандармерии, передовой БТР охраны оторвался от колонны, чтобы предупредить о проезде полковника.
— Боже, сколько же можно пытаться нас останавливать для проверки, ох уж эти «цепные псы фюрера»! — пожаловался фон Крафт адъютанту, намекая на Ringkragen, что висел у жандармов на груди на цепочках.
Офицер головного БТРа взмахнул рукой, сигнализируя, что все формальности решены и можно не притормаживать.
— Ну, вот и прекрасно. Хоть сегодня не останавливались! Стой! Стой! Тормози! — возбужденно скомандовал полковник шофёру.
Фон Крафт был вне себя от злобной радости: офицер полевой жандармерии бил, недалеко от шлагбаума, привязанного к дереву мальчишку! Того самого мальчишку, который недавно сумел выкрасть у него, фон Крафта, секретные документы, а эти самые документы, в красных папках, держал стоящий рядом обер — вахмистр. Полковник и его адъютант поспешили выйти из машины.
— Герр оберлейтенант!
Офицер вскинул руку в нацистском приветствии: — Слушаю, герр оберст!
— Оберлейтенант, я всегда знал, что «Бог с нами», на нашей стороне! Ну, что, узнаёшь, сволочь? — сказал он связанному мальчишке не заботясь, поймет тот его или нет. — Наверное уже и не мечтал увидеться.
Полковник зло прищурил глаза и резко ударил кулаком Серёжку в лицо. Кровь двумя ручейками побежала из разбитого носа. Лицо оберлейтенанта исказилось в гневе.
— Не надо, оберлейтенант, я сам с ним разберусь! Представьте себе, этот мерзавец сумел выкрасть из моего сейфа вот эти две папки. Прошу вернуть их мне, а также отдать мне этого бандита. Оберлейтенант, прикажите отвязать его.
— Но, господин оберст, — пришел в себя оберлейтенант. — Я уже доложил командиру! Я должен позвонить в гарнизон.
— Звоните! Я подожду!
Пока обер — вахмистр отвязывал мальчишку, а офицер связывался с гарнизоном, полковник придумывал казни для маленького мерзавца:
— Вилли, ты даже не представляешь, что я с ним сделаю! Мне посчастливилось, в свое время, прочитать книгу «Молот ведьм». Ты не представляешь, как много можно сделать интересного, не проливая ни капли крови! Я его подвешу за ноги… Или не за ноги… Как много хочется сделать! Начну с простенького, чтоб он, как можно дольше был жив, чтоб умолял меня его пристрелить!
Уехавший вперед бронетранспортер вернулся и остановился в пятнадцати метрах от «Опеля». Из караулки тут же вышел оберлейтенант:
— Герр оберст! Я доложил, все в порядке. Можете его забирать.
— Оберлейтенант…?
— Оберлейтенант Вайс!
— Оберлейтенант Вайс! Я похлопочу о Вашем награждении! Я не забуду Вашу услугу! Я постараюсь, чтоб Вам выделили лучшие земли под поместье! Вилли, — полковник обернулся к адьютанту. — Мерзавца во второй транспортер.
Оберлейтенант вскинул руку вверх в нацистском приветствии… Взрывы сливаются в один, гранаты рванули внутри БТРов, из них уже никто не сможет выйти. Испуганный фон Крафт и его адъютант увидели наставленное на них оружие и наглую улыбку мальчишки, развязанными руками вытирающего вытекшую из носа кровь.
Адъютант пришел в себя быстрее полковника, не зря его приставила служба безопасности SD с приказом не допустить попадания важнейшей информации к противнику: в падении выхватил из-за голенища сапога парабеллум.
— Капитан! — Серёжка первым бросился на адъютанта, попытавшегося застрелить фон Крафта. Выстрел. Выстрелы…
Серёжку грузили в самолет.
— Вот так всегда… — прошептал Серёжка. — Он мне по морде… а я его от пули…не поверил бы…
— Серенький, помолчи, береги силы… — капитан Смирнов понял, что Серёжка его уже не слышит. — Доктор, он дотянет до госпиталя?..
— Сквозное… Я немного подлечила, остановила внешнее кровотечение, но … Без шансов… думаю, не долетит. Два — три сантиметра ниже, и он умер бы сразу… Хотя, чудеса бывают… Но не с такими ранениями и не с такой транспортировкой. — врач партизанского отряда покачала головой из стороны в сторону.
Глава 9
Похоронка…
Серёжка сложил похоронку и стал читать письмо, которое передали, с оказией, друзья — разведчики:
"Серенький, герой ты наш, здорово!
Пишу тебе я — Иван Овчаренко. Ты не видел и не представляешь, что творилось в нашей разведроте… да что в роте, в дивизии, когда Сафронов из госпиталя написал (его за день до тебя зацепило, помнишь?), что ты живой! Мы просто обалдели (так пищу потому, что вдруг кто из сестричек прочитает) все! Вот, письмо написать не дают, майор Смирнов карандаш отнимает. Да! Он теперь у нас майор…
Серый, леший тебя раздери! Молодчина, что выжил! Мы ещё покажем этим, по чём пирожки с котятами! За тот поиск всех представили к наградам, так что жди орден! Готовься, будем "мыть" его по полной программе.
Овчаренко тут меня стуканул, а сам-то старшина! Теперь сидит лычку пришивает…
Потихоньку жмём фрица, но они тоже не дятлы. Позавчера пытались пройти нитку — нарвались на мины…Саперы только проверили всё, говорили — нет ничего, а тут раз… и всё. Петров сразу, а Осипова до санчасти не донесли. Вот так. Ну ничего! Живы будем не помрём! Ждем тебя, но я слыхал, что вышел приказ, по которому всех сынов полков будут отправлять в тыл, в суворовские училища. Ну, как бы ни получилось — мы тебя разыщем, будь спокоен! Бывай! "
А дальше стояло с десяток подписей.
Серёжка откинул голову на подушку. Как приятно прочитать еще раз Он был пятым в офицерской палате. Грудь и плечо ещё кровоточили, оказывается пуля попала под углом, снизу вверх, (адъютанта полковника ухитрился достать пистолет из за голенища сапога, когда он бросился на него и даже выстрелил 2 раза) в левую часть груди и вышла 5 сантиментах ниже плеча, вторая только черканула по ребрам. Главный врач Санитарного Эвакогоспиталя СЭГ — 1857 Владимир Владимирович Гемпель так и сказал: "Повезло. В рубашке родился. И как я понимаю, не один раз? По моим прикидкам, раза три…"
Майор Гемпель строго-настрого запретил Серёже вставать с кровати (а Сережке надоели утки — обтирки), лежащего
