Кухарка тайного советника - Красовская Марианна
Он помог мне снять пальто, провел в кабинет, полный всяких непонятных приборов и усадил на стул с высокой спинкой — напротив стола, за которым сидел плюгавенький мужчина в огромном парике. Или нет? Я моргнула. Парик как-то странно расплывался перед глазами, да и сам мужчина внезапно показался мне крупнее. Виски прострелило острой болью.
— Льер Иволгин, это та дама, о которой я вам вчера толковал, — сказал Йозеф, внимательно меня рассматривая. — Лирра, вы побледнели.
— Голова болит, — выдавила из себя я. — Льер Иволгин… пожалуйста… уберите это.
— Что это? — наклонился ко мне Иволгин.
— Вашу магию. Иллюзии, да?
В голове словно щелкнуло, и боль сразу схлынула. Передо мной сидел чем-то очень довольный обычный мужчина средних лет с прилизанными волосами с проседью и в черном сюртуке. Сложив перед собой руки, он кровожадно улыбнулся, оглядывая меня с головы до ног.
— Итак, льера — внучка Егора Сабирова, я правильно понимаю? Из Руана?
— Да, — настороженно ответила я, предчувствуя, что мое прикрытие трещит по швам.
— И кто ваш отец?
Я молча смотрела на него, понимая, что не знаю ответа на этот вопрос. Мы ведь с Еropoм Матвеевичем даже не рассматривали подобный поворот событий. Внучка и внучка. Опустила глаза. Поводила пальцем по столу.
— Можно я пойду без всяких проверок? — спросила я безнадежно. — Ну ее, эту недомагию, право слово!
— Йозеф, ты проиграл мне сто златников, — ехидно заметил Иволгин. — Итак, льера… дайте угадаю. Вы появились в Орассе в конце октября, и веса в вас было… ну, килограммов пятьдесят. Совершенно логично, что выкинуло вас в лесу, Сабиров все же привратник. Пожили у него в избушке, дед к вам явно проникся теплыми чувствами… Вы — его любовница?
— С ума сошли? — искренне изумилась я. — За кого вы меня принимаете? Ну ладно, я! А за кого вы принимаете Егор Матвеича? Ему же почти восемьдесят!
Мужчины переглянулись и грохнули хохотом.
— Для мага — не самый критический возраст, — просветил меня Йозеф. — Моей жене нет и тридцати, и поверьте, она не жалуется.
Я смерила его взглядом, едва не морщась. Ну знаете! Не хотелось бы спать со стариком. Но Гродный, подмигнув, вдруг выпрямился, расправил плечи и вскинул подбородок. На моих глазах веселый толстенький старичок превратился пусть в не слишком высокого и не очень молодого, но вполне импозантного мужчину лет этак пятидесяти на вид. Без бороды и живота он выглядел довольно привлекательно, да еще глазами темными сверкал, как заправский ловелас.
— Но как? — растеряно спросила я. — Ведь я не почувствовала! И вы не иллюзионист!
— На самом деле — это оба варианта меня, — весело сказал Йозеф. — Тут магические петли и игра с вероятностями. Немногие маги так умеют, но я в самом деле силен. Матвеич тоже умел раньше. А сейчас — ну, если он сбреет свою бородищу и скинет лапти — вы и не узнаете. Признавайтесь, какой льер Гродный вам больше по душе?
— Пожалуй, в образе доброго гнома вы мне нравились больше, — вздохнула я. — Там не нужно думать о том, что ваша молодая жена может повырывать мне волосы в случае недоразумения.
— Я вижу, вы из развитого мира, — кивнул Иволгин. — Грамотная, образованная, уверенная в себе. Зачем согласились? От чего бежали? На преступницу не похожи, но кто знает. Хотя нет, проверялись же. Без этого никак. Давайте, Ольга, раскрывайте карты.
— От себя бежала, — хмуро ответила я. — Пропадала там от одиночества.
Он посмотрел на меня странно и киавул:
— А что, здесь стало лучше?
— Не намного, — призналась я. — Сначала казалось, что лучше. А потом — да то же самое.
— Мир менять собираетесь? Технологии знаете какие-то?
— Мой максимум — муссовый торт, зефир ручной работы и роллы, — вряд ли в моем голосе можно было расслышать энтузиазм.
— Торт — это звучит гораздо лучше, чем революция и электрификация, — заметил Иволгин. — Ну что ж, Ольга, не вы первая, хотя, признаться, в Орассе таких, как вы, не было лет двадцать, но протокол есть протокол. Легенда у вас есть, договор о неразглашении и невмешательстве в технический прогресс подпишете, тестирование пройдете — и свободны. А Сабирову выговор в личное дело. Знал, как надо поступать в таких случаях, как- никак привратник, да почему-то не зарегистрировал вас. Ну это уж мы у него спросим — почему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мне подвинули бумаги, которые я внимательно прочитала. Жизнь в столице научила читать даже мелкий шрифт.
— Я это не подпишу, — заявила я. — Знаете что! Оставьте меня в покое, я не хочу никуда встревать!
— Почему?
— Потому что тут сказано, что при необходимости я должна всячески содействовать службе магического контроля, а меня это не устраивает. Я просто хочу тихо и незаметно жить.
— Поздно, льера Сабирова, — жестко ответил Иволгин. — Бы уже влезли по самые уши. Спасли Лисовского, обнаружили незаурядный дар… Вы понимаете, что лишь вопрос времени — что все поймут, что вы не отсюда?
— Да кому нужна простая кухарка?
— Ферзь уже на вас стойку сделал. А что знает Ферзь, то знает и король. Хотите под инквизицию лечь? Вперед!
— У вас и инквизиция есть? — в ужасе спросила я.
— Разумеется. Для магов. Так вот, наш многоуважаемый Ферзь — птица очень важная, несмотря на то, что он лирр. Впрочем, не зря же он от всех званий отказывается — гордый.
— Ян Рудый? Вы о нем? — уточнила я.
— О нем самом. Поверьте, он очень страшный человек.
— Страшнее, чем королевский палач?
Мужчины посмотрели на меня странно, но Иволгин нехотя ответил:
— Пожалуй, нет. После столкновения с Ферзем шансы есть, а если попал и Палачу — это уже конец.
— А почему? Он и в самом деле… убивает людей? — я сглотнула, испуганно глядя на мужчин. Ну не вязался у меня Лисовский с нарисованным моим воображением образом!
— Нет. Он полностью обнуляет личность. Убивать магов слишком расточительно, куда удобнее воспитать нового. Но для общества человек пропадает бесследно, но факт. Так что, льера, подписывайте.
— Я могу подумать?
— Можете. Но недолго. Скажем, до завтра. Но проверку все равно придется пройти. Так нужно.
Я кивнула, совершенно опустошенная. Шоковое состояние даже не позволяло удивляться. Мне же, пользуясь моей потерянностью, подсовывали всякие штуки, которые на меня никак не реагировали. На какой-то кривульке явно из чистого золота я очнулась, повертела ее в руках и, бросив на стол, поднялась.
— Господа, мне нехорошо, — сообщила я. — Нервы, знаете ли. Я сейчас впаду в истерику, оно вам надо?
— Мы узнали все, что хотело, льера. Это вам, — мне в руки сунули пачку мелко исписанных листов. — Выучить и уничтожить. Это ваша родословная. И да, после посещения нашего отдела полагается два дня выходных дня для восстановления сил. Отдыхайте, думайте, ждем вас завтра.
Я пошла домой пешком. Одна. На Гродного, который хотел было меня сопровождать, поглядела таким взглядом, что тот отшатнулся. Мне, кстати, было совершенно понятно, от чего меня хотел уберечь Егор Матвеевич — вот от таких вот шакалов, которые готовы из меня высосать все силы и выкинуть отработанный материал из помойку.
Я вдруг поняла, что если у меня дома были хоть какие-то права, пусть и смутные, я могла хотя бы попытаться добиться справедливости, в конце концов — там были друзья и родители (какие-никакие, а родители, Машку же они спасли!), то здесь я вообще никто. Даже не гражданин страны. Всем на меня плевать. Дошла до дома, плюхнулась на кровать и молча уставилась в стену. Почему у меня все через одно место? Нежели за одну-единственную ошибку я должна расплачиваться всю жизнь? И ведь даже ошибкой это не назовешь, разве может ребенок быть ошибкой?
Надо было вставать, что-то делать, а меня вдруг накрыло черной тоской. Вернулось то состояние, которое так часто преследовало меня в прошлой жизни. Хотелось напиться и забыться. Правильно говорят — от судьбы не уйдешь, да и от себя не убежишь. Судьба и здесь меня нашла.