Царь нигилистов — 3 - Наталья Львовна Точильникова
— Будут тебе инвестиции, — пообещал Константин Николаевич.
— И нужны металлические патроны, — продолжил Саша. — Бумажные будут мяться и отсыревать. Нужна постоянная форма. Для автоматической зарядки. Иначе все будет ломаться по десять раз.
— Это очень дорого! — сказал Путилов. — Из латуни гильзы сворачивать? Золотой будет мультипликатор.
— Не обязательно, — возразил Людвиг. — И с бумажными будет работать. Латунные тяжелее. Если нужно облегчить мультипликатор — это не лучшее решение! К тому же надо как-то выкидывать гильзу, а бумажная полностью сгорит сама.
— А еще можно сделать электрический привод для передвижения ленты, — предложил Саша.
— Это уж ни в какие ворота! — хмыкнул Константин Николаевич. — Лейденские банки за собой таскать?
— Гальванические элементы, — уточнил Саша.
— Электродвигатели очень медленные, — сказал Нобель. — Легче вручную ленту передвигать.
— Значит, лента — неплохая идея? — спросил дядя Костя.
— Думаю, да, — кивнул Нобель.
— Людвиг Эммануилович! Жду новые чертежи, — резюмировал Константин Николаевич. — Не забудьте соавтора указать.
— Не забуду! Как можно? Но…
— Будут деньги, — кивнул дядя Костя. — Сколько тебе нужно на разработку нового мультипликатора?
— Хотя бы тысячу рублей, — попросил Нобель. — На первое время.
— За чертежи? — удивился дядя Костя.
— На поддержание производства на нашем заводе, — признался швед. — Чтобы не закрыться окончательно.
— Чертите, — усмехнулся Константин Николаевич, — проектируйте. Немного подкину.
— Боюсь, это будет сложный и дорогой проект, — заметил Саша. — У меня есть попроще. Могу я с господами Яковом Беккером и Карлом Шредером поговорить?
И передал фортепьянным мастерам по листу с чертежами.
Честно говоря, веры в успех у него не было ни на грош. Если уж они шариковую ручку не могут сделать!
— Я пригласил именно вас, — начал Саша, — поскольку принцип близок к работе пианино. Там музыкант ударяет по клавишам, и в результате молоточки бьют по струнам. У меня человек тоже нажимает на клавиши, чем приводит в движение рычаги с буквами на концах, которые бьют по пропитанной чернилами тканевой ленте, и буквы делают отпечаток на бумаге. Господа! Яков Давыдович! Карл Иванович! Нет в этом ничего невозможного?
— Не совсем фортепьяно, — заметил Яков Давыдович, разглядывая чертеж. — В фортепьяно каждый молоточек бьёт по своей струне, а здесь они все должны попадать в одно место, а бумага сдвигаться. Как бы не мешали друг другу…
— Совсем не фортепьяно, — кивнул Саша. — Пишущая машинка. Да, в одно место. Поэтому рычаги и расположены полукругом. Можно это сделать?
— Пожалуй, — проговорил Беккер.
— Может быть, — согласился его коллега Шредер.
Юркий Путилов встал, переместился к центру событий и заглянул в чертеж из-за плеча Якова Давыдовича.
— Здесь не только фортепьянный мастер нужен, — заметил Николай Иванович, — здесь нужен типограф.
— Ничего не имею против, — сказал Саша. — У вас есть на примете мастер печатного дела?
— Найду! — сказал Путилов.
— Нет в этом ничего невозможного с точки зрения металлурга? — поинтересовался Саша.
— Нет, — сказал Николай Иванович. — Сделаем.
— Яков Давыдович, беретесь за механическую часть? — спросил Саша.
— Да, попробую. Нужен один инструмент пока?
— Да, — кивнул Саша. — Прототип. А господин Шредер?
Второй немец покачал головой.
— Я бы хотел сосредоточиться на музыкальных инструментах.
— Ок, — сказала Саша. — А то бы я обоим заказал, для увеличения конкуренции.
Тем временем дядя Костя тоже переместился к фортепьянным мастерам и Путилову и смотрел в чертеж.
— Саш, ты собираешься заявку на привилегию подавать? — спросил он.
— Конечно, — кивнул Саша.
— Тогда добавь «ять», «ижицу» и «фету». И «ер» перенеси в центр. Такая частая буква не должна быть на отшибе.
Вспомнить расположение букв стоило Саше некоторого труда. Накануне он нарисовал на листе бумаги клавиатуру без букв и попытался вообразить, что печатает. Куда там пальцы идут?
Нарисовал. Но не был уверен, что воспроизвел все правильно. Но уж твердый знак точно был на верхней буквенной строке вторым справа. А про местные особенности орфографии он просто не вспомнил.
— Никогда! — сказал он. — Никаких «ятей»!
— «Яти» увеличат шансы на привилегию, — заметил дядя Костя.
— Пока ее будут рассматривать, я успею продавить новую орфографию! — парировал Саша.
— Голодовку объявишь? — поинтересовался Константин Николаевич.
— Это не подходящая причина.
— Ну, смотри! Мое дело посоветовать. Второй экземпляр — мой. Но с «ятями».
— Не успеете попользоваться, — заметил Саша. — Придется сдать в музей.
— Музея нет подходящего, — хмыкнул дядя Костя.
— Откроем, — бросил Саша.
Они вышли на улицу. Снег прекратился. Открылось черное зимнее небо, полное звезд.
Свет фонаря освещал заснеженные ветви деревьев: белое кружево зимы.
Дядя Костя закурил.
Они попрощались с купцами и фабрикантами. Кроме Константина Николаевича осталась Елена Павловна и они с Никсой и Рихтером.
Было не очень холодно. По ощущениям чуть ниже нуля.
Дядя Костя был в серой шинели с пелериной, Мадам Мишель спрятала руки в муфту и накинула шубу. Братья — гусарские ментики с меховой оторочкой. Рихтер — шинель.
— Здорово! — сказал Саша. — Так бы каждый месяц. Нужно сделать эти встречи регулярными. Назовем, например, «Совет промышленников и предпринимателей».
— При великом князе Александре Александровиче, — с усмешкой продолжил дядя Костя.
— Неважно, — сказал Саша. — Я бы предпочел при императоре. Или при цесаревиче. Главное, чтобы меня туда пускали. Ты что об этом думаешь, Никса?
— Я пущу, — усмехнулся брат.
— Совет промышленников и предпринимателей при цесаревиче Николае Александровиче, — сформулировала мадам Мишель.
— А Константина Николаевича назначим председателем, — предложил Саша. — Дядя Костя, ты как?
— Наглый ты, Сашка, — сказал Константин Николаевич. — Не рано ли тебе должности раздавать?
— Я не раздаю, я предлагаю. А обидеть меня трудно. От полезного человека я и больше могу стерпеть.
— Я понял, — сказал дядя Костя.
И бросил окурок в снег.
— Вы с Путиловым и Нобелем просто незаменимы, — сказал Саша. — Был счастлив с ними познакомиться, с обоими. Оба ведь твои протеже?
— Путилов — мой, — подтвердил дядя Костя. — А Нобель скорее Елены Павловны.
— Как бы нам Елену
