Атташе - Евгений Адгурович Капба
Сам Петр Петрович относился к этой идее весьма скептически:
— Каждые сто лет народ сходит с ума и начинает верить во что угодно: на нашей далекой родине, например, триста лет назад верили в самозванцев, двести лет назад — рубили «окно на Запад», сто лет назад — впервые заговорили о «свободе, равенстве и братстве»… А поверив, люди чаще всего начинают творить совершенно безумные вещи! Ну, вы и без меня навидались, знаете. Мы сейчас с вами находимся в конце такого периода. Сумасшествие заканчивается, прагматизм побеждает… По правде, и моя затея с золотом почти сработала именно на волне всеобщего помешательства. Ну и из-за Манцева, конечно. Потому и поднялась эта волна с Алёшкой Гусевым — он даже общество организовал для помощи трудящимся Марса, представляете… Там наверняка можно будет найти его координаты, хотя понятия не имею что стало с этой сектой за два с половиной года и чем она занимается, — вот что сказал мне Пьянков-Питкевич. И добавил: — А Лось, наверное, подох уже от опиума. Ну, вы как Гусева найдете — у него спросите. Гусев точно живее всех живых, такие не помирают.
И вот я искал незабвенного Алексея Ивановича, чтобы передать ему письмо от жены Маши и сообщить о рождении сына, и о том, что его ждут на Родине. Но Гусева, по всей видимости, на месте не было, хотя горящая лампочка свидетельствовала о том, что кто-то всё же сюда периодически наведывается, и по счетам платит. В капиталистической Сипанге с этим строго — обрезали бы провода на первый же день задолженности. Поэтому я продолжил свои попытки, ухватившись левой рукой за осклизлую металлическую сваю, чтобы удержать каяк на месте, а другой — за самый кончик шеста. И постучал другим кончиком в окно конторы.
— Э-э-эй!
Внутри определенно послышалось какое-то шевеление и мычание, внезапно двустворчатая дверь барака широко распахнулась и наружу вывалилось тело. Сделав чуть ли не сальто, оно рухнуло спиной в воду, подняв тучу брызг и принялось тонуть, не делая даже попыток как-то исправить свое положение.
«Марсианин!» — промелькнула совершенно сюрреалистическая мысль.
Оттолкнувшись от сваи, я мигом подогнал каяк к утопающему, ухватил его за седые волосы и за шиворот грязной рубахи, и втащил в лодку, которая опасно качнулась. В нашу сторону уже устремились кайманы, заслышав плеск воды. Тихо матерясь про себя, я нащупал шестом раскладную лестницу на пороге, за дверью наверху, и после нескольких попыток сумел спустить ее вниз.
Кайманы подплыли совсем близко, и поглядывали своими желтыми глазами, едва высунув морды над темной поверхностью воды. Обстановка накалялась. Я привязал каяк к последней ступеньке лестницы, чтобы он не уплыл, и, оставив мычащее тело на дне лодки, полез наверх. В свете лампочки, которая горела снаружи, я сумел насмотреть какие-то толстые веревки, протянутые поперек помещения: кажется, прищепками к ним крепились фотокарточки. Фотокарточки полетели на пол, веревку я закрепил за широкий брус над дверью, и спустился в каяк. Обвязав несостоявшегося утопленника подмышки, я снова поднялся и потянул его наверх, под аккомпанемент чудовищного рычания рептилий. Тело стонало и брыкалось, но мне было наплевать.
Затянув его, я втащил наверх и каяк — благо весил он всего ничего, поднял лестницу и захлопнул дверь.
— Проклятье! — сказал я, наконец рассмотрев лицо спасенного.
Это был Мстислав Сергеевич Лось собственной персоной. И его вырвало прямо на меня.
* * *
Лось бредил.
— Магацитл! Магацитл! — кричал он. — Где ты, где ты, Сын Неба? Аэлита… Аэлита!!!
Я понятия не имел, как выводить людей из такого состояния. Если верить Пьянкову-Питкевичу — Мстислав Сергеевич был наркоманом, и сейчас он тяжело переносил дурман. Чем я мог помочь ему? Хорошее средство при любом отравлении — вода. Но с чистой водой тут были явные проблемы — пришлось отправиться на поиски, связав перед этим Лося той же веревкой, с помощью которой я втянул его внутрь, и уложив набок — чтобы не захлебнулся в блевоте.
Штаб-квартира «Общества…» представляла собой обширный барак, разбитый на несколько помещений. Оказывается, я подобрался к нему с тыла — это был черный ход, с этой дурацкой раскладной лесенкой. Наверное, с парадного имелся доступ поприличнее. Но берлога Лося располагалась именно тут, и услышал он меня чудом. В его-то состоянии.
Стены этой берлоги были сплошь обклеены чертежами, картами, набросанными от руки схемами полушарий Марса, и рисунками — людей, диковинных механизмов, животных, каких-то строений. И девушки — почти девочки, миниатюрной, хрупкой, с одухотворенным грустным лицом. А еще — верстаки, приборы, чертежные принадлежности, инструменты, упаковки и банки из-под консервов, сухарей и сухпайка, пустые водочные и винные бутылки, курительные принадлежности — всё в жутком беспорядке.
И отвратительный запах. Точно такой же, как на «Безумной танцовщице», которую мы подорвали вместе с капитаном Фахнертом и стариной Тесфайе.
На столе я увидел картонную серую папку на которой имелась каллиграфическая, идеально ровная надпись: «Болид 2.0». Она так резко контрастировала с окружающим бардаком, что я не удержался и приоткрыл обложку. На папиросной бумаге был изображен чертеж некого объекта яйцеобразной формы, с соплами и направляющими, навроде крыльев у аэроплана только гораздо меньше. Пачка листов под этой схемой была весьма внушительной. Черт побери!
Это всё было очень привлекательно, но искал я воду. И в этом логове маньяка от науки и техники ее точно не было.
Мне пришлось пройти нечто, напоминающее казарму — помещение примерно двадцать на пятьдесят метров — чтобы найти бочку с дождевой водой — как раз у парадного входа. Резервуар для ее сбора, оказывается, находился на крыше, и системой стоков был соединен с приемником-бочкой. Конечно, пить такую воду я бы не стал — она тоже не была самой чистой и качественной. Но тут имелась печь-буржуйка и целое жестяное ведро, и обломки мебели: тумбочек, кроватей, стульев — человек на тридцать, так что кипячение проблемой не стало.
Лось как раз успел отключиться — и я перетащил его на одну из более-менее целых кроватей, разложив там пару тюфяков. Пришлось снять галифе и
