Пионерский гамбит (СИ) - Саша Фишер
— Ууууу... — прогудели названные.
— И не ныть мне тут! — повысила голос Анна Сергеевна.
— Так нечестно! — заявила Коровина. — Они будут отдыхать, а мы вкалывай на клумбах, значит?!
— Все честно, Коровина! — отрезала Анна Сергеевна. — Потом вы будете отдыхать, а они работать.
— А почему мы вообще там должны работать? — спросил Мамонов. — У них персонал для этого есть, которому они деньги платят.
— А тебе, Мамонов, я бы вообще не рекомендовала возникать. Кстати, имей в виду, улизнуть, как прошлым летом, не получится!
— Так точно, Анна Сергеевна, — зевнув, сказал Мамонов.
— И мне тоже в «Киневские зори»?
— Конечно, Верхолазов, у нас ни к кому особого отношения нет!
Потом мы снова построились в две шеренги и пошагали на утреннюю линейку.
Я слушал вполуха рапорты председателей советов отрядов дежурному вожатому, а сам разглядывал лица. Сейчас, без парадной формы, дети вовсе не смотрелись каким-то там загадочным коллективным разумом. Даже мне уже не особенно сложно было встать на нужное место и в нужное время вскидывать руку в пионерском салюте, что уж говорить о тех, кто повторил эти действия неизмеримо больше раз, чем я?
Кроме того, не сказал бы, чтобы кто-то выказывал особенное пионерское рвение. Ну, разве что Самцова, которая даже на рутинную утреннюю линейку надела парадную форму. Остальные относились ко всей этой атрибутике как к чему-то привычному и каждодневному — без пламенного восторга, но и без заметного протеста. В свои школьные годы я застал лишь самый закат пионерии. Даже когда старшие товарищи нам повязывали галстуки, то же делали это с иронией, как будто знали, что эта организация скоро рухнет вместе со всем Союзом.
Про вчерашнее ЧП на утренней линейке никто не вспомнил. Флаг доверили поднимать двоим ребятам из третьего отряда. На что Коровина фыркнула, что, мол, когда это, мол, они успели выделиться, что еще за любимчики?
Завтрак мне показался ужасно маленьким, хотя вроде бы порция была не меньше, чем вчера. А когда мы вернулись к отряду, нас уже поджидали. На скамейке рядом с корпусом сидела незнакомая женщина. Она вся была какая-то крупная — и сама большая, и цветы на ее сарафане крупные, и прическа тоже какая-то большая. И в руках у нее была большая тканевая сумка.
— Анечка! — она вскочила и сделала несколько быстрых шагов нам навстречу. — А я уж думала, что вы про меня забыли и после завтрака на речку убежали. Жарища такая!
— Как мы можем, Зинаида Андреевна! — наша педагогиня сдержанно улыбнулась. — Вы же наше подшефное хозяйство, можно сказать!
Ну да, точно. Чуть не забыл. Нас же отправляют куда-то на трудотерапию, без вины виноватых. И эта дамочка явно наше временное начальство. Лет ей было, наверное, около пятидесяти. Или, может быть, меньше, просто лишний вес и хреновая косметика накидывали ей лишний десяток. А еще она приторно улыбалась, постоянно прикладывала руки к груди и качала головой. Глаза ее были намазаны ужасными голубыми тенями, которые на покрасневшем от жары лице смотрелись как будто недоделанный грим под зомби. Вчера Коровина такими же глаза мазала, но на ее молодом лице они смотрелись чуть более уместными что ли.
Судя по выражению лица Мамонова со товарищи, да и той же Коровиной, эту даму они видели не впервые. Правда, вслух они не высказывались, но кривились так старательно, что было понятно, что особенной любовью эта женщина в костюме продавщицы овощного на углу среди старожилов не пользуется.
— Ребятишечки, работы сегодня не много, но сделать ее надо, а то наш пионарий совсем сорняками зарастет! — сказала она. — А как только мы справимся, я вас тут же отпущу обратно! Идемте же быстрее, раньше начнем, раньше закончим! Если будете молодцами у меня, то угощу вас вкусненьким!
От ее сладкого тона у меня аж скулы свело. Кажется, такие тетки — это какое-то вечное явление, как и училки с апломбом английской королевы, вроде нашей Анны Сергеевны. Империи могут рождаться и рушиться, а они все равно останутся такими же.
Часть отряда, любезно выделенная Зинаиде Андреевне безрадостно поплелась вслед за ней. Она шла бодро, как будто всеми силами старалась показать, что вся такая юная и задорная, но выходило у нее так себе. Пока дошли до ворот, ее лоб покрылся крупными каплями пота, она шумно дышала, но все равно продолжала щебетать что-то про прекрасный летний отдых, и как нам всем повезло, что мы проводим лето не в душном пыльном городе, а на природе, где воздух чистый, а по утрам чирикают птички.
«Киневски зори» оказались санаторием чуть дальше по той же грунтовой дороге, что и наш лагерь. Выглядел он довольно уныло — серые кирпичные корпуса с зелеными балконами, асфальтовые дорожки, засаженные по обочинам какими-то оранжевыми цветочками и несколько беседок. По дорожкам медленно прогуливались парочки пенсионного и предпенсионного возраста. Скорее всего, это был санаторий для сотрудников того же завода, что и наш лагерь, поэтому и расположены считай что забор к забору. Впрочем, вникать в это я особенно не стал.
— Ну что, ребятишечки, вот наш с вами фронт работ на сегодня, — тяжело отдуваясь, сказала дамочка, взмахом пухлой руки указывая нам на бескрайнее какое-то поле, засаженное кустами с крупными розовыми цветами. — Пиончики — цветы нежные, так что аккуратненько вырываем травку вокруг кустиков. А потом собираем в кучки. А когда закончите, травку надо будет на носилках унести к компостной яме.
— Там крапива! — взвизгнула одна из девиц вокруг Коровиной. — А перчатки?
— Да что там этой крапивы-то? — всплеснула руками Зинаида Андреевна. — Тут работы-то всего ничего.
— До послезавтра, ага, — буркнул Марчуков.
— Ну все, ребятишечки, хватит прохлаждаться, — дамочка уперла руки в бока. — Раньше начнете, раньше закончите.
— А инструменты? — спросил Верхолазов.
— Травку дергать инструменты не нужны, — отрезала она, отошла в тенек и устроилась на скамеечке обмахивая мокрое от пота лицо руками.
— Ой, ну отлично... Я вчера только ногти накрасила... — Коровина со вздохом опустилась на корточки рядом с первым кустиком и вырвала одну травинку двумя пальцами.
— Девчачья какая-то работа, — буркнул «сын степей» Мусатов. — Я думал, может копать чего надо...
— Ирка
