Жак Садуль - Луна и солнце Людовика XIV
Остается ответить лишь на один вопрос: стал ли Сендивог впоследствии адептом? Лично я в это не верю и считаю его удачливым суфлером; однако Эжен Канселье, пристально изучавший его жизнь, придерживается противоположного мнения и полагает, что Сендивог сумел разобраться в сочинениях Космополита и превратился в настоящего адепта. Человек этот дожил до восьмидесяти лет, и, поскольку о его последних годах нам известно очень мало, в подобном факте нет ничего невозможного. Как бы то ни было, это ничего не добавляет к сообщениям о трансмутациях, которые он реально осуществил в присутствии зрителей, и я тем самым могу внести еще один позитивный пункт в мое историческое расследование.
Трансмутации, совершенные учеными
Мы только что рассмотрели трансмутации, совершенные либо адептами, либо суфлерами. Но с научной точки зрения куда более интересными и убедительными могли бы стать примеры проекций, исполненных лучшими учеными эпохи. Такие примеры существуют, и я собрал их в данной главе, хотя некоторые из них довольно далеко отстоят друг друга во времени.
Все эти примеры имеют несколько общих черт; в каждом случае речь идет об ученых, настроенных к алхимии чрезвычайно враждебно; адепты, вступавшие в контакт с ними, никогда не открывали своего имени и утверждали, что действуют исключительно «в интересах науки»; трансмутацию всегда совершали сами ученые в отсутствие адепта и, как правило, в присутствии свидетелей; полученное золото подвергалось апробации с приглашением лучших специалистов своего дела и с особым тщанием. Понятно, какое значение для нашего расследования имеют нижеследующие примеры, которые лично я считаю решающими.
Первым нашим свидетелем будет Ян Баптист ван Гельмонт[48]. Этот бельгийский врач и химик родился в Брюсселе в 1577 году. Он является автором одного из самых замечательных научных открытий – существования газа. Обнаружив сначала присутствие угольной кислоты, он путем дедукции пришел к заключению, что речь идет о новом химическом веществе. Вот что он говорит по этому поводу: «Дух сей, который нельзя заключить в сосуд или обратить в видимое тело, назову я новым именем – газ». Кроме того, он доказал наличие сероводорода в кишечнике человека; доказал, что желудок выделяет кислоту; выделил соляную кислоту, серное масло, пары аммиака и т. д. Одним словом, найти лучшего свидетеля для доказательства истинности трансмутации невозможно.
Кстати, Луи Фигье, при всем желании доказать нереальность трансмутации, вынужден был считаться с этим фактом: «Герметические философы в подтверждение возможности трансмутации всегда ссылались на свидетельство ван Гельмонта. Действительно, трудно отыскать более значительную и достойную доверия фигуру, как этот прославленный химик-врач, чья вполне заслуженная репутация ученого могла сравниться лишь с уважением к его безупречной честности. Да и обстоятельства, при которых произошла трансмутация, были поразительными, так что легко можно понять, почему ван Гельмонт позволил убедить себя и провозгласил истинными принципы алхимии после необычного опыта, в котором ему было позволено принять участие».
В 1618 году ван Гельмонту, работавшему в своей лаборатории в Вильворде, нанес визит незнакомец, который, по его словам, хотел поговорить о некоторых вещах, интересных для них обоих. Ученый подумал сначала, что имеет дело с коллегой, желавшим обсудить медицинские проблемы, однако незнакомец завел речь о герметическом искусстве. Ван Гельмонт тут же прервал его, заявив, что считает алхимию пустым предрассудком, лишенным всякого научного значения, а потому не желает слышать о ней. Тогда незнакомец сказал:
– Я понимаю, что вы не хотите спорить, мэтр ван Гельмонт, но посмеете ли вы утверждать, будто не хотите видеть?
Удивленный ученый спросил, что, собственно, означает слово «видеть». И получил такой ответ:
– Я утверждаю, что философский камень существует и обладает способностью совершать трансмутацию. Это не выдумка, но я допускаю, что вы в это не верите. Согласитесь ли вы сами произвести опыт, если я дам вам кусочек этого камня?
Ван Гельмонт, полагая, что перед ним безумец или шарлатан, ответил тем не менее, что хотел бы произвести опыт с кусочком камня – при условии, что собеседник его ни во что не будет вмешиваться и даст ему возможность действовать самостоятельно. Он думал смутить этим своего странного гостя, однако тот немедленно согласился и высыпал на листок бумаги, лежавший на столе химика, несколько крупинок порошка, который ван Гельмонт описывает следующим образом: «Я видел философский камень и работал с ним. Это был порошок шафранового цвета, очень тяжелый и блестящий, как осколки стекла».
Вслед за тем посетитель отклонялся. Ван Гельмонту хотелось узнать, вернется ли тот, чтобы узнать результаты опыта, и незнакомец ответил, что в этом нет нужды, поскольку в успехе операции он совершенно уверен. Провожая его до двери, Ван Гельмонт спросил, почему он так настойчиво просит совершить трансмутацию, и получил такой ответ:
– Я желаю убедить знаменитого ученого, чьи труды служат вящему прославлению его отчизны.
Несколько поколебленный самообладанием своего собеседника, химик решил произвести опыт. Помощники его подготовили тигель, куда он поместил восемь унций ртути. Когда металл расплавился, он бросил в середину данный ему порошок, предварительно завернув в кусочек бумаги, как рекомендовал незнакомец. Затем он закрыл тигель крышкой и подождал примерно четверть часа, после чего велел залить тигель водой? чтобы резко охладить его и расколоть. В центре находился слиток золота, равный по весу той ртути, которая была помещена в тигель изначально.
Все рассказанное мной отнюдь не является плодом воображения, поскольку сам ван Гельмонт опубликовал описание этого опыта под своим именем и под полную свою ответственность. У него хватило мужества публично признать свою ошибку: проявив высшую научную объективность, он объявил, что отныне убежден в истинности алхимической трансмутации[49]. В память об этом необыкновенном событии он назвал одного из своих сыновей Меркурием[50]. который в свою очередь стал пылким защитником алхимии, поскольку впоследствии ему удалось обратить в свою веру знаменитого философа Лейбница. Прочитаем теперь заключение Луи Фигье: «Ван Гельмонта, лучшего химика своего времени, обмануть было трудно; сам он был неспособен к лжесвидетельству и не имел причин лгать, так как никакой выгоды из своего утверждения не извлек. Наконец, опыт был произведен в отсутствие алхимика, поэтому здесь нельзя заподозрить мошенничество. Ван Гельмонт до такой степени позволил обмануть себя. что с этого дня превратился в преданного сторонника алхимии». Отметим, что слова «обмануть себя» звучат довольно двусмысленно, ведь Фигье не приводит никаких разумных объяснений подобного обмана. В общем, нет худшего глухого, чем тот, кто не желает слышать. Напротив, Ван Гельмонт являет собой великолепный пример подлинно научного ума, готового принять очевидные факты, и можно только сожалеть, что не всем ученым свойственна подобная широта взгляда.
* * *Перенесемся теперь в 1666 год, в дом Гельвеция, который был врачом принца Оранского. Гельвеций, чье настоящее имя было Иоганн Фрадрих Швайтцер, родился в 1625 году в герцогстве Анхальт; он очень быстро стал знаменитым врачом, оставаясь при этом подлинным ученым, и принц Оранский пригласил его к себе на службу.
Гельвеций был убежденным противником герметического искусства и яростно нападал да шевалье Дигби с его порошком привлечения, когда этот «суфлер» появился при дворе принца Оранского. В связи с этим он даже опубликовал ядовитый памфлет, который мгновенно распространился по всей Гааге.
И вот 27 декабря 1666 года к врачу, точь-в-точь как в случае с ван Гельмонтом, явился незнакомец.
Гельвеций опишет его впоследствии так: человек маленького роста, лет сорока, очень почтенной наружности. Для начала гость похвалил последнее сочинение врача «Пиротехническое искусство», затем перешел к его памфлету против шевалье Дигби. Одобрив аргументы, с помощью которых Гельвеций не оставил камня на камне от так называемого порошка привлечения, незнакомец спросил, считает ли врач невозможным само существование в природе универсального снадобья, исцеляющего все болезни.
Гельвеций ответил, что ему известны претензии алхимиков на обладание подобным снадобьем, которое они называют жидким золотом, однако сам он считает, что это обман, хотя и признает, что о таком лекарстве мог бы мечтать любой врач. Затем Гельвеций осведомился, имеет ли он дело с коллегой, но незнакомец от прямого ответа уклонился, сказав, что занимается всего лишь медным литьем, но слыхал от одного из своих друзей, будто из металлов можно извлечь совершенно замечательные снадобья. Разговор продолжался в том же духе, каждый из собеседников словно бы старался перехитрить другого. Наконец гость не выдержал и спросил, способен ли Гельвеций узнать философский камень, если ему его покажут.
