Александр Тестов - Варяги

— Простите, Елена Константиновна, — серьезно произнес Вадим, — но я сколько ни старался думать, например, об Андрее, у меня ничего не выходило.

— Это, в конце концов, не радио…

— Не телевизор, — шепнул Павел.

— Что?

— Не телевизор… извините, Елена Константиновна, — немного смутился Павел, — не обращайте внимания. Продолжайте.

— Так вот. Это не радио. Захотел включил, захотел выключил. Если надо будет, ты увидишь. Всему свое время. И потом дар, как любая природная сила, требует тренировки, совершенствования.

— То есть надо просто потренироваться?

— Да, Вадим. Надо потренироваться. И главное — слушать свой внутренний голос, внимательно слушать. В лесу, совсем рядом с шалашом шаманки призывно ухнула сова.

— О, как время бежит, — покачала головой Коди, — уже стемнело, и мой совенок проголодался. У вас есть ко мне еще вопросы?

— Еще только один, — поспешил Вадим, видя нетерпение шаманки.

— Слушаю.

— Вы нам в прошлый раз все изложили по поводу наших первых встреч… Ну, про русалку эту… лесовичка.

— Да-да помню. Что-то не так?

— Нет, все так. Только у Андрея тоже была встреча, и он нам про нее рассказал. Не поможете с этим разобраться?

— Говорите же скорее, — поторопила Коди, — хотя постойте, — она задумалась ненадолго, что-то усиленно припоминая. — Нет, не могу вспомнить.

— Вообщем, он повстречал кикимору. Она сама ему так сказала — поцелуй кикиморы забыть нельзя.

— Что-нибудь еще?

— Ну, вроде она говорила, что многое изменяется, — продолжил объяснения Вадим, — и что, мол, изменчивость — сущность людей.

— Та-ак, — протянула Коди, пришлепывая губами, — ну, если ваш друг и вправду погиб, то вот вам и изменчивость в самом буквальном смысле. Был жив — стал мертв…

— А если все же он жив? — перебил ее Павел. — Ведь может же такое быть?

— Вам, я вижу, юноша, не хочется верить в суровую правду жизни? — вопросом на вопрос ответила шаманка.

— В смерть вообще нелегко верить.

— Увы, — вздохнула Коди, — смерть венчает все живое на земле. Даже если предположить, заметьте, только предположить, ибо я не возьмусь утверждать, да и не один даже самый сильный шаман не сможет отыскать человека из другого мира. Так вот, если предположить, что ваш друг жив, то его постигнет перевоплощение… изменение, одним словом. И изменения эти будут носить душевный характер. Большего я, увы, не знаю.

— Спасибо и на этом, — вставая, поблагодарил Вадим.

— Да, нам пора, спасибо за все, — присоединился Павел.

Учтиво раскланявшись, они вышли из шалаша. В густом лесу стояла ночная тьма.

— Вадя, ты при случае посмотри, как там моя Настена поживает, — положив руку на плечо друга, попросил Павел. Но не успел Вадим ответить, как медвежий полог откинулся.

— И еще, что касательно Андрея, да и вообще… Чем большей информацией о человеке ты владеешь, тем легче тебе будет проникнуть в события.

— Еще раз спасибо, Елена Константиновна.

Раскланявшись с шаманкой во второй раз, они вышли на тропу и зашагали по направлению к Каргийоки. Коди проводила их недолгим взглядом и, усевшись на скамейку подле шалаша, принялась кидать мясо. Маленькие кусочки мяса, пролетев пару метров, шлепались на землю и, издав мышиный писк, стремились зарыться в землю. Но зоркий совенок тут же срывался с ветки и настигал свою жертву.

— Вот как ты думаешь, Хейна, не быть ли беде? — тихо спросила шаманка. Сова так же негромко ухнула три раза.

— Вот и я так думаю…

Глава девятая Выборы

Если люди не знают, то боги, они все видят наперед.

На следующий день гости и родня вепсов из дальних и ближних весей съезжались с самого утра и до полудня. Вадим пару раз выходил подышать и слышал всю эту суету. Еще с утра он проводил гонца к князю и теперь наслаждался законным отдыхом. Вчерашняя девчушка принесла ему утром все необходимое, чтобы не испытывать голода целый день.

Павел, занятый хозяйственными хлопотами, под присмотром старейшин встречал всех прибывших — знакомился. Ему удалось забежать к другу, только когда солнце перевалило зенит.

— Ну и понаехало этой родни, — выпалил Павел и, взяв со стола сосуд с квасом, принялся жадно пить.

— Да уж, — протянул Вадим, — я видел. Вот бы их вчера сюда!

— Так Коди посылал к ним.

— Я знаю. Отказались, мерзавцы. За свои шкуры и дворы испугались. Павел поставил опустевшую емкость.

— Вообще-то тебя старейшины приглашают на похороны, — заявил он, — прислали меня пригласить тебя официально.

— А выборы сразу после? — спросил Вадим.

— Ага. Сразу после похорон, — подтвердил Паша.

— И где?

— Конди похоронят возле Хидена — священной рощи, там же будет общий совет и выборы.

— Добро, — кивнул Вадим, — коли приглашают, то приду.

— Ладно, я пошел, а вечером пришлю за тобой кого-нибудь.

После ухода друга, Вадим решил поспать. Смутная боль все еще тревожила ногу, мелкими молоточками стуча по нервам. Но он заставил себя не думать о ране.

Когда его разбудили, за окошком уже темнело. Вечерняя прохлада потихоньку вытесняла тепло, а солнечный круг, упав за кромку дальнего леса, догорал в верхушках деревьев рубиновым абажуром.

До места обряда, которое находилось недалеко от шалаша шаманки, новгородского десятника проводил Юски, назвавшийся его соседом. Еще издали Вадим заметил несколько горевших на поляне по кругу костров. В центре круга расположилась стройная и раскидистая береза. Вокруг костров стояло множество мужчин. Подойдя ближе, Вадим узнал стоявшего у березы мужика с бубном, которого он видел в сожженной деревне на берегу озера. Рядом с этим мужиком с серьезно-горделивым видом возвышался высокий по вепсским меркам человек с посохом.

— Это Капс — наш нойда, — по-словенски сказал Юски.

— Нойда? — не понял Вадим.

— Волхв, по-вашему, — ответил вепс.

Вадим качнул головой, — мол, понял, а про себя подумал «Шаман он и есть шаман». Не доходя до священного круга из костров, они остановились.

— Ближе нельзя, — предупредил Юски.

Вадим не возражал. От действа их отделяло не более пяти-шести метров. Место было удобное — обзор хороший. Нойда вепсов держал в руках огромный посох, который венчала фигура вздыбленного медведя. У ног Капса находились носилки, на них лежало тело, укрытое тяжелым темным плащом. На голове покойного была повязана широкая вышитая полоска ткани. По приказу нойды, вепсы ближе подступили к кострам, образовав плотное кольцо. Что говорил вепсский волхв, Вадим не понимал, он уловил лишь знакомое по курсу мифологии — Юмал и Ижанд. Насколько помнил Вадим, Юмал — это верховный бог финно-угорского пантиона, или не очень верховный? А Ижанд, что-то типа Хозяина тайги, Хозяина леса, в общем, тоже не последний парень!

Нойда говорил долго, то повышая, то понижая голос. Он иногда потрясал посохом, махал рукой и топал ногами. Затем, прислонив посох к березе, он воздел руки к небу и трижды произнес имя бога. Вепсы хором повторили божественное имя, и над священной рощей разнеслось:

— Юмал! Юмал! Юмал!

Потом Капс указал на тело главы рода и что-то произнес. К нему подошли шестеро крепких вепсов и подняли носилки на плечи. По знаку нойды, они пересекли линию костров и двинулись по кругу, слева направо. Они шли медленно, так, чтобы все собравшиеся могли приложить руку к телу Конди, прощаясь с ним. Волхв взял у мужика бубен и ритмично забил по инструменту, извлекая из него короткие монотонные звуки.

Завершив круг, носилки вернули в центр, к березе. Бубен умолк, и шаман в очередной раз двинул речь. На этот раз весьма короткую речь. В конце он вновь упомянул имя бога, указав при этом на тело Конди. Затем он положил ему на грудь медвежью лапу. Те же шестеро вепсов подняли носилки и направились в сторону от костров. Теперь Вадим заметил в стороне холм свежей земли — могила была достаточно просторной, чтобы туда поместились большие носилки. Тело погибшего главы медвежьего рода стали спускать, привязав к носилкам кожаные ремни. Только сейчас Вадим увидел друга. Паша помогал опускать носилки с телом. Нойда что-то коротко вскрикнул и, стоявший рядом старик в длинной рубахе, встав на колени, поместил в могилу высокий сосуд. Шаман воткнул посох с медведем на край могилы у изголовья умершего, затем выхватил бубен и, ритмично ударяя в него, пустился в пляс. В это время родственники взяли деревянные лопаты и стали закидывать могилу землей. Удары бубна стали ускоряться и, когда над могилой вырос небольшой холмик, звуки бубна слились в единый монотонный поток. Нойда последний раз ударил по инструменту и остановил свой ритуальный танец. Замерев на секунду, он воздел руки к небесам и, обессилив, рухнул на могильный холмик.