Владимир Свержин - Чего стоит Париж?
– Далеко отсюда?
– Еще три лье по дороге, а там лесом пару лье.
– Ты сможешь найти их?
– Конечно, сир! И я, и ваши пистольеры.
– Прекрасно! Сейчас мы съезжаем с дороги, находим укромное место, где можно переждать опасность, и посылаем человека в аббатство.
– Слушаюсь, сир! – Де Батц хлестнул мулов, заставляя их свернуть с проезжей дороги. Повозку тряхнуло. Заросшая лопухами канава приняла в себя задние колеса, но длинноухие Упрямцы, с трудом перебирая ногами, все же вытянули застрявший было возок, и мы покатили к маячившему чуть поодаль дубняку, оставляя колею в высокой, уже желтеющей, по-осеннему блеклой траве. Укромное место сыскалось довольно скоро. Да и мудрено ли найти укрытие от посторонних глаз в стране, покрытой лесами и столь холмистой, что с высоты Всевышнего она, должно быть, представляется окаменевшим штормовым морем, да к тому же покрытым отчего-то густой щетиной.
– Ну что, Мано! – начал было я, когда мы наконец расположились на привал. – Кто едет в аббатство?
– Если позволите, сир, – я сам отправлюсь.
– Не позволю! Ты и так в эти дни рисковал жизнью ежечасно! Не забывай: сегодня тебе противостоит не городская стража, которая тебя до последних дней в глаза не видела, а гвардейцы герцога Анжуйского. С ними ты небось поближе знаком?
– Было дело! – вздохнул де Батц, конфузливо почесывая затылок. – Так ведь и их анжуйцы тоже знают. – Мано кивнул на моих телохранителей. – И на Пре-о-Клер встречались, и на свадьбе вашей за здравие вместе пили.
– То-то и оно! К тому же здесь надо тихо пройти, а вы… Одна только твоя погоня за каретой епископа чего стоит!
– Так ведь… Конфьянс… Это ж… – стыдливо потупился гасконец, теребя в смущении длинный черный ус.
– Ладно-ладно…
– О чем вы спорите, судари мои? – спрыгнув с возка, осведомилась Жозефина. – Тут и думать нечего – я пойду! Меня и анжуйцы знают, и гасконцы знают. А ежели что, так, памятуя прошлые деньки, вернее, прошлые ночи, – Жози хихикнула, – небось и сам маршал Таванн придет мне на выручку.
– Но это может быть опасно! – произнес я, понимая, что слова этой разбитной румянощекой девицы, несомненно, верны. – Дикие звери, патрули на лесных тропах…
– Вы правы, сын мой, – вдумчиво проговорил брат Адриэн. – Опасность подстерегает всякого и всечасно. Живущий в этом лучшем из миров – всегда в опасности. Но милость Господня безгранична, и истинно верующий защищен тем, чье могущество выше силы воинов и власти земных князей. Я проведу эту достойнейшую женщину в аббатство Святого Ремигия. Так будет спокойнее и ей, да и мне есть над чем поразмыслить, ибо что может быть печальнее и поучительнее, чем развалины святого храма.
– Развалины двух храмов, – не задумываясь, выпалил сообразительный гасконец, решивший, видимо, блеснуть глубокими познаниями в арифметике.
Взгляд, который метнул на него падре, тяжело было перевести на французский, не употребляя при этом слов, не предназначенных для нежного дамского ушка.
– Брат Адриэн! – начал я, спеша сгладить неловкость положения. – Божье слово, конечно, великая сила, но вряд ли оно способно отвратить клинок разбойника от вашей груди.
Монах молитвенно сложил руки перед собой:
– Все в руце Господней, мы – лишь персты ее!
– Прошу вас, сударь! – Он поманил одного из пистольеров, слушавшего нашу беседу. – Обнажите свой клинок и нападайте, как если бы я был вашим врагом.
Гвардеец вопросительно посмотрел на нас с Мано, затем, пожав плечами, обнажил шпагу и сделал короткий выпад в сторону монаха. Длинные четки со свистом врезались в его запястье, точно камень, выпущенный из пращи библейского Самсона, заставляя ладонь разжаться и выпустить оружие. Еще миг – и гасконец лежал на земле со все теми же четками, обвитыми вокруг шеи.
– Господь – моя защита! – Возвращаясь к прежнему благостному тону, проговорил брат Адриэн, выпуская свою жертву. – К тому же я ведь не всегда священником был. Не беспокойтесь, мы с Жозефиной дойдем до аббатства и вернемся еще до вечера.
– Благодарю вас за урок, святой отец! – Я приложил руку к груди и поклонился. – Ступайте! С нетерпением жду вашего возвращения.
– «Капитан!» – залпом прозвучал в голове знакомый до физической боли голос д'Орбиньяка. – «Жив, курилка! Сыскался, блин, сыскался след Тарасов!!!»
В мозгу моем мелькнула какая-то парижская улочка, видимая сквозь узкое оконце так, словно я глядел на нее чьими-то чужими глазами. От неожиданности я зажмурился и, пытаясь схватить воздух, раскинул руки, чувствуя, что земля вылетает у меня из-под ног.
Глава 10
Прочность карточного домика не зависит от количества козырей.
ГерманнЯ потряс головой. Идиотское состояние не проходило. Чертовски непривычно видеть одновременно и мир вокруг себя, и точно так же ясно еще какой-то иной пейзаж, бог весть как далека отсюда. Непривычно и жутко. Или… Или все же привычно? Я поймал себя на ощущении, что мозг с какой-то удивительной легкостью перестраивается, преспокойно воспринимая обе картинки.
– «Капитан! Ну, блин, и где тебя носило? Я тут суечусь, разливаюсь соловьем, можно сказать, серенады тебе распеваю, а ты ни куешь ни мелешь?!»
Поток информации, лавиной хлынувший на меня из неизвестного далека, явно нуждался в дополнительном переводе. Кто и для чего пел мне серенады, с чего вдруг я, король Наварры, должен был ковать и, что совсем уж несуразно, при этом молоть?..
– «Это шевалье д'Орбиньяк?» – неуверенно поинтересовался я.
– «Капитан, у тебя че, в башке кукушка завелась? Это я – Лис!»
– «А где д'Орбиньяк?»
– «Т-так!.. Ну-ка, давай по порядку. Я – Сергей Лисиченко, сотрудник Института Экспериментальной Истории. Ты – Уолтер Камдайл, Вальдар Камдил, как тебе больше нравилось, на кельтский манер».
– «Я – англичанин?!» – перебил я голос в голове.
– «Конечно! Ну, то есть, строго говоря, вестфольдинг. Но последние …дцать веков твой род обретается в Британии».
– «Не может быть, чтобы я был англичанином! Я – король Наварры!»
– «Ага! А я – президент Соединенных Штатов».
– «Голландии?»
– «Венесуэлы! Ты че. Капитан, совсем головой повредился?»
– «Шевалье! Вы разговариваете с королем!» – возмутился я.
– «У-у-у!» – тоскливо взвыл в моей голове д'Орбиньяк. – «Эк тебя проняло! Без поллитры не разобраться! Так, маленький тест на королевскостъ. Ну-ка! Быть или не быть – вот в чем вопрос! Умоляю вас, сир, блин, продолжите эту строку».
– «Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль стоим оказать сопротивленье и в смертной схватке…»
– «Хватит-хватит, умница! Верю, читал, А скажите, Наваррский Генрих Антуанович, вас не смущает, что вы ответили мне на чистом английском языке?» – Во въедливом голосе д'Орбиньяка слышалось злорадство.
– «Вероятно, в детстве я получил хорошее образование!» – не сдавался я.
– «Ну, с этим-то трудно спорить. Итонская сельская школа – это вам не хухры-мухры! Ладно! Подойдем с другого конца. То, что автору прочитанных тобою строк Уильяму Шекспиру на сегодняшний день всего восемь лет и до написания трагедии „Гамлет“, монолог из которой ты только что цитировал, осталось всего ничего – девятнадцать годков, тебя ни на какие мысли не наводит?!»
– «Этого не может быть!» – ошарашено проговорил я.
– «Может!» – жестко отрезал шевалье. – «И не просто может, а так оно и есть!»
– «Невероятно!»
– «Вальдар, вот ты Фома неверующий! Впрочем, тебя и в прежней-то жизни с выбранного курса бульдозером было не свернуть, Как же ж тебе доказать?! Ну постарайся вспомнить! Сюда нас заслали, чтобы спасти настоящего Генриха Наваррского из Лувра во время Варфоломеевской ночи. Генриха там не оказалось. Кстати, где он, так толком и по сей день никто сказать не может».
– «Да, я помню. Мы были в Лувре. Я направил тебя с Екатериной Медичи за войсками маршала Монморанси, потом был взрыв, контузия…»
– «Так, диагноз ясен! Бой Вальдара с головой был выигран из-за неявки противника. Пациент скорее жив, чем мертв. Но на фиг ему это сдалось – он и сам не знает! А помнишь, как мы с тобой Жанну д'Арк освобождали?»
– «Жанну д'Арк? Значит, это был не сон?»
– «Нет!» – радостно завопил совсем уж было отчаявшийся Лис. – «Мы ее освобождали. А потом приперся Бедфорд и закинул нас сюда».
– «Герцог Бедфорд – наместник Франции?»
– «Нет! Его дальний потомок! Представитель Ее Величества в Институте», – в изнеможении возопил шевалье д'Орбиньяк.
Я молчал, ошеломленный услышанным. Как оказалось, все это время я жил не своей жизнью, а моя же находилась где-то в другой стороне, где-то поблизости. И я лишь едва различал ее след!..
– «В общем. Капитан, можешь верить, можешь нет, но все же напоминаю: у тебя на груди висит такая изящная штучка, с виду напоминающая нательный крест. Это – прибор закрытой связи. Я тебя умоляю, ради бога, не снимай его, не меняй на водку, не награждай им особо отличившихся героев борьбы и бокса, а уж тем более героинь! Маяк у тебя сейчас, слава КПСС, работает в полный рост, так что накрайняк по нему сыщу. Но ты уж будь добр, держись на связи, не теряйся. А то ведь если ты здесь, не дай боже, заиграешься в царя горы, дома меня не простят!»
