Михаил Логинов - Битва за страну: после Путина
И кто же виноват? Кто привел Столбова к власти? Она, Татьяна.
Впрочем, дело не только в этом. Журналистику последние десять лет не только кормили, но и унижали. В том числе, и кремлевский пул. Томили в отстойниках аэропортов, морозили, сортировали: этому на «прессуху» и фуршет, тому — только на прессуху. Заставляли ощущать себя проказливыми, дебильными детьми, за которыми нужен глаз да глаз: отвернулся, и все сломали.
Обиды копились годами. Обижал не Столбов, но именно он предоставил шанс отыграться.
— Татьяна Петровна, — услышала она голос Лизы, заместителя пресс-службы, исполнительной девчонки, на которую, пожалуй, можно оставить хозяйство, — Татьяна Петровна, звонит охрана. Хочет НТВ пройти, однако у них нет аккредитации ни на работу в пуле, ни на посещение мероприятия.
— Пусть заполнят заявку, мы ее утвердим и пропустим.
— Предлагали, — ответила исполнительная Лизочка, — они говорят, что у них и так есть кремлевская аккредитация, вторая не нужна.
— Тогда пусть проходят по той, что есть, или берут друг у друга интервью на Красной площади, — раздраженно ответила Татьяна.
* * *Из предложений Рабочей группы.
Внести закон об охране памятников культуры положение, согласно которому на месте снесенных памятников, даже не подлежащих восстановлению, в течение десяти лет было бы запрещено любое строительство.
Обоснование: прекращение уничтожения памятников старины под застройку путем снижения капитализации земли.
Резолюция Столбова:
БПС.
* * *Столбов готовился к пресс-конференции недолго — времени не было, но интенсивно. Четверть часа разминался в тренажерном зале. Залез под холодный душ, растерся. Оделся, показался секретарю, исполнявшему неофициальную обязанность зеркала и хранителя этикета. Тот взглянул, кивнул: да, так сойдет.
По коридору прошел медленно, молился короткой молитвой. Широким шагом вошел в зал.
— Здравствуйте, работники пера и топора, — улыбнулся вспышкам и объективам. — Буду отвечать, пока вы не устанете спрашивать. Уважайте коллег, не повторяйте вопросы.
Журналисты получили номера. Помощник пресс-секретаря нажимал клавишу, экран выдавал случайное число. Благодаря этой системе съемочная группа всемирно известного телеканала и спецкор провинциальной газеты работали в равных условиях. Конференция транслировалась в прямом эфире, без купюр.
— Виктория Стрельникова, «Самарские ведомости». Михаил Викторович, почему вы обещали, что будет хорошо, а стало еще хуже?
— Я обещал, что будет трудно. Прежняя власть обращалась со страной, как дурная мамаша с ребенком: дать глотнуть сладкой водички с водкой, в лапку чупа-чупс и посадить перед телевизором, смотреть все подряд. Лишь бы под ногами не путался. Задача новой власти — снять Россию с иглы водки, зрелищ и обещаний. «Ломка» легкой не бывает.
— Николай Гейко, «Известия». Почему еще не запрещена партия «Единая Россия»?
— Чтобы не ушла в подполье и не стала пускать под откос поезда. На самом деле, спасибо Ельцину, что не запретил КПРФ. Тогда в девяностые было бы еще хуже. Все, коммунисты, либералы, единороссы могут предлагать свой путь развития страны. Запрещены три вещи: призывать к разделу страны, введению внешнего управления, мятежам и убийствам граждан. В остальном — пожалуйста, добивайтесь власти. Я не ревнив.
— Алла Садовская, «Пульс-FM». Михаил Викторович, вы сохранили Сколково, чтобы трудоустроить Медведева?
— Сколково сохранилось потому, что сама идея иннограда изначально правильная. Неправильным было воплощение — слишком близко к мегаполису, мало возможностей для расширения. На первом блине учатся. Таких научных центров в стране создадим не меньше пяти, но на большем удалении от Москвы. Будет ли их все возглавлять Медведев — пока не решено. Подождем результатов от Сколково.
— Марк Соррель, «Нью-Йорк Таймс». Господин президент, когда начнутся обещанные вами антикоррупционные процессы?
Столбов глубоко вздохнул в микрофон. Пробормотал: «И чего все так крови жаждут?».
— Я не обещал процессов и судов. Я обещал, что при мне воровать будет опаснее и труднее, чем до меня. Если же говорить о коррупционерах как таковых… Здесь я вижу одну очень серьезную проблему. К примеру, в прежней оппозиции, похоже, и в нынешней, есть один политик, мой тезка. Пока он был премьером, его звали «Мишка Два Процента». Подчеркивали скромность, мол, больше с каждого отката, чем два процента, не берет. Потом, когда Путин отправил его в отставку, стал оппозиционером, обличителем режима. Ему на этом процессе кем быть: обвинителем или обвиняемым? Или другая история. Жил-был один деятель, возглавлял благотворительный фонд с обязательными отчислениями от крупного бизнеса. Половина на лечение больных детей, половина — на строительство вилл и дворцов для приближенных Владимира Владимировича. Однажды ему приказали изменить процентное соотношение не в пользу детей. У него проснулась совесть, и он всю эту многолетнюю дворцовую махинацию раскрыл. Ему орден на грудь и тоже на скамью подсудимых, с этим орденом? Нет, дорогие мои, прежних воров я судить не хочу. У меня к ним одно требование: пусть вернут украденные деньги. И то одну четверть могут оставить себе — приз, за благоразумие.
— Какие же антикоррупционные меры вы готовы предпринять?
— Сейчас главная задача: сделать так, чтобы не воровали впредь. Как? Путей много. Это и упростить законы, чтобы граждане поменьше контактировали с чиновниками. Наставим в каждом поселке «государственные шкафы», чтобы любую справку выдавали. Зарплату чиновникам повышать не будем — и так высокая, но и снижать не надо, как сейчас требуют. Будем развивать профессиональную честь, напомним обществу, что от чиновника, как и от врача, жизнь человеческая зависит. Но главное: во-первых, воровать должно стать трудно. А во-вторых, если и удалось украсть, то шансы на то, что удастся воспользоваться краденым, должны свестись к минимуму. Это и такая возвращенная в УК мера, как конфискация имущества. Это и, простите за выражение, стукачество, доносительство. Сообщить о крупном посягательстве на общественные деньги, но сообщить, конечно, не анонимно — это достойно и награды, и поощрительного процента. И жесткий поиск увезенных русских денег по всему миру. Мы их начали искать так усердно, как Центр Визенталя — нацистских преступников. Находим, договариваемся с правительствами, явно и тайно. Иногда оставляем солидный процент. Тут главное — принцип: украденное должно не греть, а обжигать. Вот что делаем и будем делать с коррупцией.
— Катерина Шварц, «Немецкая волна», — представилась безвкусно одетая фрау с энергичными чертами лица. — Господин Столбов, в период вашей прежней административной деятельности вы неоднократно поступали так, как президент Белоруссии Лукашенко. Вы считаете построенный им режим образцом для России?
— Хочу ли я стать вторым Лукашенко? — улыбнулся Столбов. — Не смогу. Страна не тех размеров. В ручном режиме с ней не справиться. Задача правителя выстроить систему управления, не нуждающуюся в постоянном контроле одного лица и способную функционировать после его смерти. В этом случае долг правителя исполнен.
— Илья Свердлов, «Невское время», Санкт-Петербург. Михаил Викторович, что вы считаете главными вашими достижениями за первые сто дней правления?
— Спасибо, хороший вопрос. Если учесть, что в стране произошла хоть и маленькая и мягкая, но все же революция, одной из первоочередных задач было не допустить столь же маленькой гражданской войны или хотя бы массовой расправы с проигравшими. Считаю, это удалось. Также были еще три простые задачи для любого нового правителя России: не казнить врагов, не озолотить друзей, не спиться самому. Насчет врагов уже сказал — побежденных в обиду не дам. Насчет друзей буду столь же принципиальным. У меня в прошлом декабре, когда мы победили, объявилось восемь одноклассников плюс три забытых одногруппника. Я всех ласково спросил: где были, когда партия создавалась? Помогли? Нет? Всё, свободны. Постарайтесь меня опять забыть и не вспоминать. Тем, у кого бизнес, — проверки.
— А тем, кто прошлой осенью поддержал новую партию? — спросил журналист.
— Тем тоже проверки. Любимчиков нет и не будет. Я прямо сейчас скажу перед камерами и прошу во всех новостях повторять. Обращаюсь ко всем, кто со мной когда-то встречался. В роддоме, в яслях, в школе. К дворовым гопникам и к коллективу театральной студии «Фрези Грант». Ко всему моему потоку в универе. К ребятам по Афгану не обращаюсь — их и так помню. Ко всем, кто крутился со мной в девяностые, кто торговал, кто строительный завод поднимал. Короче, ко всем, кто меня помнил все время или вспомнил сейчас. Забудьте. Без шуток говорю. Если кого я сам запомнил — найду, позвоню, такую работу предложу, что, может, и откажется. А самим ко мне лезть не надо. Тем более козырять ради мелких и больших бенефиций, мол, знаком со Столбовым. Заодно обращаюсь и к про курорам, и во все контрольные инстанции: узнали где-то про друга Столбова — быстро его проверяйте, с чего это он хочет открывать двери моим именем. Наверное, нечист на руку.
