Сергей Лобанов - Диверсанты

— Конечно свой, — покладисто согласился Ринат. — На чьей стороне воевал?

— Ну… это… — замешкался дезертир, опасаясь ошибиться, скользнув взглядом по одежде незнакомца, пытаясь по знакам различия определить принадлежность к той или иной стороне.

Но, естественно, парни были экипированы в форму без всяких регалий и знаков различия.

— На нашей, конечно… За федералов, — решился, наконец, дезертир, на миг замерев, ожидая реакции незнакомца.

— Ну вот видишь, за федералов, — с тёплой доброй улыбкой произнёс Куба. — Значит, не тронул бы женщину, посмотрел бы только?

Расслабившийся бородач, заискивающе улыбаясь, торопливо мелко закивал.

Неожиданно Ринат ударил костяшками пальцев в заросший кадык дезертира. Тот захрипел, пытаясь втянуть спасительного воздуха, скорчился.

Но Куба резко опрокинул его на спину, уселся верхом на грудь, блокируя коленями руки. Достал из кармашка разгрузки обычную чайную ложечку, потемневшую от заварки, невзрачную. Левой пятернёй схватил заросшее лицо противника в жменю, прижимая голову к земле. Чайную ложечку углубил в правую глазницу, сразу же наполнившуюся кровью.

Бородач задёргался, судорожно засучил, застучал ногами. Из зажатого рукой рта вырвался сдавленный вой:

— Ы-ы-ы-ы!!!

— Тихо, родной, тихо… — процедил Куба, орудуя ложкой, вытаскивая глазное яблоко.

По правой стороне лица дезертира текла тёмная кровь, заполнив всю глазницу, мышцы тянулись за глазом, легко отрываясь.

— Ы-ы-ы-ы!!! — дико мычал бородач, ёрзая, дёргаясь всем телом, надёжно прижатым к земле.

Куба вытащил глаз и отшвырнул в сторону. Сразу же приступил ко второму.

— Ы-ы-ы-ы!!! — ещё сильнее отчаянно замычал дезертир.

— Всё уже, всё, — успокаивающе произнёс Ринат, вытащив второе глазное яблоко и отбросив в ту же сторону.

После чего сорвал пучок травы и протёр ложку, поднялся с бородача.

Получивший свободу дезертир катался по земле, стукался о деревья, скрёб руками землю, дико воя на весь лес:

— Ы-ы-ы-ы!!!

Не обращая больше на него внимания, Куба положил ложечку обратно в разгрузку.

— Ты чё??? — ошарашено спросил Негатив, глядя как та исчезает в кармашке.

— А чем я сахар размешивать буду, когда вернёмся? Пальцем? — спокойно поинтересовался Ринат.

Ни на кого не глядя, тщательно вытер сорванной травой руки, поднял «вал», закинув ремень на левое плечо, и устроил на правом пулемёт.

— Я готов, командир.

— Ну спасибо, уважил, — процедил Туркалёв, поднимаясь следом. — Чё с этим-то, Гомером, бля, делать?

— Ничего, — пробурчал Ринат. — Я обещал отпустить его. — И хмыкнул: — Пусть идёт, куда глаза глядят. Вдруг, создаст свою «Илиаду» и «Одиссею»? Может, у него талант проявится, зачем лишать будущее человечество великих эпосов?

— Эк ты хватил, шутник! — недовольно удивился Янычар. — Ладно, хер с ним. Местные всё равно добьют. И добавил официально: — Старший лейтенант Кубаев, за неподчинение приказу объявляю дисциплинарное взыскание — выговор. Выступаем в прежнем порядке.

Они удалялись по гребню сопки, а сзади доносился почти беспрерывный дикий вой ослеплённого дезертира:

— Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!..

Эхо металось в деревьях, пугая птиц, шумно взлетающих с веток. Звери чутко замирали, вслушиваясь в человеческий вопль с нечеловеческой болью и страхом безысходности от потери зрения.

Никто не упрекал Рината в чрезвычайной жестокости. Они не принадлежали к выпускникам института благородных девиц, каждый был способен на подобное.

И всё же Янычар испытывал раздражение из-за неподчинения Кубаева приказу, из-за его импульсивного желания вмешаться в ситуацию с дезертирами и жителями. Этим он обнаружил скрытное передвижение группы.

Хорошо, если местные вообще не контактируют с властью. А вдруг наоборот? А вдруг у них есть возможность сообщить о появлении неизвестных, без труда положивших семерых вооружённых бандитов?

Нет нужды гадать, чем это грозит группе.

Погоню вышлют обязательно.

И это будут уже не дезертиры, не боящиеся только безоружных женщин.

Это будут солдаты регулярной армии, а то и подобная группа спецназа.

Плохо. Очень плохо.

Остаётся надеяться, что местные не желают вообще общаться с внешним миром, опасаясь нарушить обустроенный мирок в таёжной глуши.

Через три недели трудного пути цивилизацией всё ещё не пахло ни в каком смысле. Парни удивлялись, как беженцы из поселения смогли зайти так далеко и сумели вполне сносно обустроиться в совершенно диких местах? Впрочем, чего только ни сделаешь, лишь бы не видеть войны.

Маршрут пролегал то по непролазной чаще, то по относительно проходимыми участкам. Вплавь и вброд переправлялись через бесчисленные реки и речушки, вода и так не была тёплой, а с приходом сентября стала холодать день ото дня.

Приходилось мокнуть под осенними затяжными дождями, страдать от нескончаемых орд гнуса, огибать обширные болота и немалые озёра, продираться через буреломы, подниматься на крутые сопки, откуда открывалась панорама бесконечного зелёного покрывала.

Порой шли по мёртвому выжженному лесу с торчащими обугленными палками. Их заботливо укрывал молодой подлесок, тянулся вверх, залечивал страшные язвы бескрайней тайги, заигравшей красками осени.

У парней уже отросли приличные бородки, а всегда короткие стрижки на крепких головах перестали быть уставными.

Янычар успокоился по поводу возможной погони, но никто не расслаблялся, продолжая соблюдать максимальную осторожность, нарушая её лишь вечерами, когда жгли костерки для приготовления всё той же рыбы, ставшей привычным рационом.

Они шутили, что скоро в темноте начнут светиться фосфором. Все были приучены к сыроедению, но по общему согласию в крайности решили не впадать.

Конечно, это было нарушением, в любой момент поблизости могли оказаться враги, но реальная ситуация вносит коррективы в инструкции выживания в условиях, приближенных к боевым.

Знакомый шум винтов услышали на рассвете в середине четвёртой недели пути от таёжного поселения беженцев. Тайга уже не была такой безнадёжно непролазной, но и признаков цивилизации в виде каких-нибудь дорог, троп, бытового мусора, поселений и тому подобного пока не встречалось.

Все подскочили, вмиг сбросив поверхностный сон, а бодрствующий на посту Мамба стоял, расставив ноги, глядя в пасмурное небо, жмурясь от капель дождя, пытаясь определить направление. По всему выходило, что шум идёт как раз с той стороны, куда всё это время с методичным упорством двигались.

Где-то находился аэродром подлёта, база или что-то ещё. Хотя не факт. До них может быть не близко, ведь вертолёт способен преодолевать немалые расстояния от места базирования. В любом случае половину пути группа миновала, следовало быть осторожнее: теперь никаких костров.

Тот самый аэродром подлёта открылся на второй день после того, как услышали шум винтов.

Это была обычная лесная поляна. На ней ангар, крытый рифлёным железом крашенным зелёной краской, с небрежно натянутой маскировочной сеткой. У входа, под небольшим навесом маялся всамделишный часовой, вооружённый автоматом Калашникова с примкнутым штык-ножом.

Поблизости от ангара возвышалась бочка. С топливом, скорее всего. Четыре столба поддерживали зелёную рифлёную крышу. Сооружение тоже укрылось сетчатой маскировкой. И здесь скучал вооружённый военный.

Выезд из просеки на заросшую травой поляну перегораживала обычная кривая жердь на двух рогатинах. Чтобы пропустить транспорт, часовому приходилось оттаскивать её в сторону, а потом снова класть на рогатины. Учитывая, что автомобильное движение здесь крайне слабое, часовые, должно быть, особо не напрягались, время от времени таская деревяшку. И вообще не было понятно, на кой она тут нужна. Для форсу, поди. Всё ж таки «аэродром».

Почти вплотную к импровизированному шлагбауму торчал «грибок». Подобные сооружения имеются во всех войсковых частях. И здесь был. Под ним, укрываясь от моросящего дождя, стоял третий часовой в незастёгнутом бушлате. На правом плече автомат Калашникова с примкнутым штык-ножом.

Бушлаты спасали от сырости и осени, но в застёгнутых, видимо, было жарковато. Наверное, поэтому столь вопиюще нарушалась одна из статей Устава караульной службы.

Держащиеся на затылках часовых уставные кепи и расстёгнутые бушлаты вкупе с унылыми позами насквозь выдавали запущенность несения караула на этом стратегическом объекте.

Быть может, местный начальник особо не обращал внимания на расхристанных солдат. Большая удалённость, унылость, монотонность способны разъесть любую дисциплину.

Неподалёку от шлагбаума располагался строительный вагончик без маскировочной сетки, выкрашенный в зелёный цвет. Наверняка остальные из бодрствующей и отдыхающей смен находились в нём.