Николай Лозицкий - Дивизион
— Да, такие списки у меня есть.
— Меня интересуют специалисты: танкисты, артиллеристы, саперы, зенитчики.
— По распоряжению капитана Короткевича, все специалисты внесены в отдельный список.
Горовец зашуршал бумагой, перебирая листки. Вот спасибо капитану, что не проигнорировал мою просьбу!
Найдя нужный листок, Горовец протянул его мне. На обоих сторонах листа, мелким, но четким почерком, были записаны данные на пятьдесят семь человек. Бегло просмотрев список, я удовлетворенно хмыкнул. По первым прикидкам, из этих людей, можно сформировать несколько полноценных танковых экипажей, были и артиллеристы, причем не только простые номера расчетов, а наводчики и командиры орудий. Кроме того, имелись водители автомашин и тягачей, номера расчетов зенитных орудий, и даже один младший лейтенант, авиационный техник, по фамилии Муркин.
Указав на его фамилию в списке, я поинтересовался у Горовца:
— С фамилией не ошиблись, может быть Маркин? И как он здесь оказался, ведь возле Владимира — Волынского нет аэродромов?
— Нет, фамилия записана правильно, так и есть, Муркин. Как он рассказал, их полевой аэродром находится в районе села Бужаны, километрах в пятнадцати южнее Горохова. Поскольку на воскресенье всех старших командиров отпустили домой, он, с разрешения своего командира, приехал во Владимир — Волынский для встречи с девушкой. Она дочка какого то подполковника, а познакомились они зимой, в поезде, когда он ехал к месту службы. Почти пол года переписывались, и вот теперь, выбрав момент, он решил к ней приехать.
— А момент оказался неудачным!
— Да! Насколько я понял, он даже не успел с ней встретиться. В город приехал в субботу, поздно вечером, а с утра уже стало не до встреч.
— А как он в плен попал?
— Да так же, как и большинство наших, — помрачнел Горовец. Ночевал он в гарнизонной гостинице, рядом с комендатурой. Когда все началось, естественно, кинулся в комендатуру. Его выдали винтовку и отправили в сборную роту, ну а там, как обычно. Патроны кончились, немцы окружили, прорваться не удалось. Стреляться глупо, из плена хоть убежать есть надежда, а из могилы уже не убежишь!
— Товарищ старший лейтенант, а почему Вы решили, что мы не немецкие диверсанты, например?
— А какой смысл немецким диверсантам освобождать нас из плена, да еще и вооружать? Логически неправильно!
Интересно, по разговору Горовец не похож на простого пехотного старлея! Виш, какие слова заворачивает: версия, логика. Я решил попытаться прояснить этот момент.
— Товарищ старший лейтенант, если судить по Вашей речи, то Вы не очень похожи на простого пехотного офицера!
Горовец смутился.
— Да, в общем то, я проучился три года на физ-мате Московского университета, а в тридцать восьмом сказали, что командиры сейчас нужнее физиков и математиков.
Окончил годичные командные курсы, немного успел повоевать на финской, старшего лейтенанта и роту получил в начале этого года.
— А почему в пехоту, логичнее было бы математика учить на артиллериста?
— Как говорится, мысли высокого начальства — неисповедимы — с горечью усмехнулся он.
Видно не сладко было ему служить. Водку, скорее всего, не пьет, по бабам не ходок, к тому же умнее многих сослуживцев и командиров, а такое мало кому нравится. Близких друзей, скорее всего, нет, жениться не успел. Разговоры с сослуживцами, только по службе. В такой ситуации, у него должно быть либо хобби, типа рыбалки или охоты, либо пара больших чемоданов под кроватью с книгами и учебниками.
— Книг много дома осталось? — катнул я пробный шар.
— Много, — удивленно глядя на меня ответил Горовец, — три чемодана. А откуда вы знаете?
— Да так, просто проверяю свои логические рассуждения. Может Вы и рыбку половить любите?
— Ну не столько половить, сколько посидеть с удочкой, поразмышлять, полюбоваться природой!
— В общем, сам процесс.
И я рассказал ему старый анекдот про рыбу, маленьких детей и любителей самого процесса. Он от души посмеялся этому "бородатому" анекдоту.
Вскоре БТР остановился и водитель, обернувшись ко мне сказал:
— Товарищ лейтенант, прибыли.
Выбравшись из БТРа, мы подошли к Котову и Короткевичу, стоящим у головной машины. Ориентируясь на громкий треск АБЭшки, наша группа двинулась к штабу. Хотя светила Луна, под деревьями было темно и мы периодически натыкались на стоящую в лесу технику. От ударов об нее лбом, спасало то, что экипажи находились возле машин. Негромкий разговор и позвякивание металла предупреждали об очередном препятствии.
Постепенно зрение адаптировалось и когда мы вышли на большую поляну, то при лунном свете вполне свободно смогли рассмотреть два больших сарая и стоящих возле них наших офицеров. Подойдя к ним ближе и поздоровавшись, Котов спросил, в каком из сараев находится штаб.
— В том, дальнем, который побольше, — ответил кто то.
Зайдя в сарай, мы на какое то время почти ослепли. После темноты ночного леса, свет электрических лампочек, освещавших сарай, был нестерпимо ярким.
Немного привыкнув к свету, я увидел большой, "П"-образный стол, за короткой перекладиной которого сидели Абросимов и Васильев. Стол был собран из створок ворот от сараев, закрепленных на деревянных козлах. Теперь становилось понятным, почему вход в сараи был завешен брезентовыми тентами со 131-х ЗИЛов. На столе была разложена карта. Вдоль стола стояли скамейки из досок.
В углу, на небольшом самодельном столике стояла рация и три полевых телефона ТАИ-43. Возле стола, на низеньком чурбачке, сидел радист в наушниках. В небольшое окошко, тоже завешенное куском брезента, наружу уходили провода линий связи и электрический кабель освещения.
Выслушав наш доклад о прибытии, Абросимов сказал:
— Капитан Котов и лейтенант Гелеверя, совещание начнется в полночь, до начала совещания вы свободны, а вы, товарищи офицеры, — глядя на Короткевича и Горовца продолжил он, — присаживайтесь, будем знакомиться.
Выйдя из сарая, Котов спросил:
— У тебя какие планы?
— Найду Шполянского, хочу с ним посоветоваться насчет одной идеи.
— Ладно, потом расскажешь результат. Только не опаздывайте на совещание, а то я вас знаю, увлекаетесь и за временем не следите.
Лейтенант Михаил Шполянский, в нашей батарее управления, командовал взводом связи. Коренной одессит, он после окончания Одесского института связи оказался у нас в дивизионе. Вообще, Мишка был уникальный кадр. В нем соединялись, казалось бы, не совместимые вещи. Начиная с того, что при своей фамилии и Одесском происхождении он был белобрысым, как какой-нибудь прибалт. Предприимчивый по натуре и не упускавший свою выгоду, был удивительно не жадным и подельчивым, но страшно не любил "халявщиков". Примером его деятельности была организация производства, ставших в это время модными, небольших цветомузыкальных установок в легковые автомобили. Не известно, где и каким образом он доставал детали, но сами установки собирали солдаты его взвода во время занятий. Реализация офицерам происходила по сложной схеме обменов на бензин, спирт, или другие ценные вещи, которые уже, в конечном итоге, продавались гражданским. Часть вырученных денег шла на приобретение новых радиодеталей, часть выдавалась солдатам. Привыкшие, что их труд используют, в основном "за бесплатно", солдаты очень ценили то, что им за их работу платят деньги и готовы были сидеть с паяльниками целыми днями.
Их заработки позволяли им нормально чувствовать себя в увольнении и курить не "Охотничьи", называемые "Болотной примой", а болгарские "Родопи" и "Опал". Презентовав и установив в личных машинах командира полка и полкового замполита "цветомузыки", Мишка получил негласное, но надежное прикрытие своим начинаниям от командования полка. В принципе, командиры не видели в его деятельности особенного криминала. Им самим приходилось отправлять солдат "на заработки" то на мебельную фабрику, чтоб вместо оплаты получить щиты ламинированной ДСП, из которых собирали стеновые панели в казарме, то в карьер, или на асфальтный завод, чтоб полученной щебенкой и асфальтом привести в порядок дорожки и плац. Ведь любая комиссия видела и оценивала результат, и ни кого не интересовало, какими способами и на какие средства сделана вся эта "красота". К тому же, эти "цветомузыки" дарили приезжающим с проверками офицерам, что тоже положительно сказывалось на их оценках полку.
Ко всему прочему, Миша был страстным радиолюбителем — коротковолновиком. Еще в институте он получил индивидуальный позывной, сам собрал трансивер, по схеме Кудрявцева, который был более известен по своему позывному, "UW 3 DI". В армии он частенько, вечером и ночью под видом занятий, работал со 130-й радиостанции телеграфом, а днем, на 123-й проводил связи ЧМ на 10-и метровом любительском диапазоне. Благо, позывной у него был настоящий, но говорил он при проведении связи, что работает из Одессы. На квартире, где он жил, у него был установлен приемник Р- 326, и он все сокрушался, что у него нет передатчика на самый интересный 20-и метровый диапазон.
