Татьяна Абалова - Тайны Свон
В душной комнате пахло кровью.
Свон вырвало раз, потом – другой. Позывы продолжались до тех пор, пока желудок полностью не очистился. Как только она смогла дышать, у нее началась истерика. Свон не сразу поняла, что вой, рвавший тишину комнаты, исходит от нее.
– Мамочки, мамочки, – скулила она, отползая в сторону окна, откуда через плохо задвинутые занавеси пробивался свет.
С трудом поднявшись на ноги, она дернула портьеру и та сорвалась вниз, впуская в комнату потоки солнечных лучей. За окном мелькнула голова дракона. От неожиданности Свон вздрогнула, но, увидев, что Гри пристально смотрит в одну точку, проследила за его взглядом и обнаружила Леоль. Она лежала на высокой кровати, прижимая к себе окровавленные простыни.
– Кто вы? – спросила она слабым голосом, когда Свон склонилась над ней. – Моя девочка умерла. Видите, она не дышит.
Леоль развернула покрывало, показывая бледное личико ребенка.
Очередной удар подкосил ноги, и Свон рухнула на колени. Под ногами хлюпало, и подол платья быстро намок. Посмотрев вниз, она увидела, что все вокруг залито кровью. Чья это была кровь? Служанки, Леоль? А может, это душа Свон истекает кровью?
Сильно кружилась голова и тошнило. Волосы прилипли ко лбу, мешали. Желая их убрать, Свон подняла руку, с ужасом видя, что она тоже по локоть в красной жидкости. Ей едва удалось заглушить в себе желание кричать.
«Надо взять себя в руки! Леоль нужна помощь и поддержка!» – пыталась она вернуть здравый смысл, встретившись взглядом с умирающей женщиной.
– Халид сам убил малютку, когда лекарь поздравил его с дочерью. Потом расправился с ними, – несчастная опустила глаза туда, где лежало два трупа. – Зачем я не послушалась Свон? Зачем обозвала ее лгуньей и выгнала?
Свон поднялась, желая помочь женщине, которую покидала жизнь: на кровати неудержимо росло пятно крови.
– Леоль, подскажи, что делать? Может у тебя есть какой-нибудь магический амулет? Или снадобье, чтобы остановить кровь? Подожди, я посмотрю в сумке лекаря.
Леоль схватила горячей рукой запястье незнакомки, останавливая ее. Ей нужно было выговориться.
– Лекарь предупреждал, что я больше не смогу родить: слишком слабое здоровье. А Халиду, оказывается, не нужны дочери, – Леоль заплакала. – И я не нужна.
Свон попыталась выдернуть кисть из хватки умирающей, и та отпустила ее, но взмолилась:
– Не уходите.
– Нет-нет, я не уйду! Я только посмотрю, чем можно помочь.
Тихий плач Леоль вскоре сменился стонами. Бледное лицо исказилось от напряжения. Она выпустила из рук мертвую девочку, приподнялась над подушками и, уцепившись за простыни, протяжно завыла. Новый поток крови хлынул из-под ее согнутых в коленях ног, и под мокрой простыней кто-то тоненько пискнул.
– Ребенок? – спросила с изумлением, упавшая на подушки Леоль. – Еще один! Живой?
Свон отогнула край покрывала и увидела маленький кряхтящий комочек. Весь красный, но целый и невредимый.
– Перережьте пуповину. На столике есть нож, – глаза Леоль сияли лихорадочным блеском.
Передвинув скользкое тело ребенка на сухое место, Свон нашла нож, лежащий рядом с другими инструментами лекаря, перерезала пуповину, завязав ее нитью у животика младенца. Свон доводилось помогать Берте при родах одной из служанок в замке Шовеллер.
Найдя пеленку и намочив ее в тазу с водой, она аккуратно вытерла маленькое тельце. От соприкосновения с холодной тряпкой ребенок заплакал.
– Это мальчик, – сказала Свон матери, заворачивая его в пеленки.
Леоль протянула слабые руки, желая быстрее прижать сына к себе, и Свон положила его ближе к матери, улыбающейся сквозь слезы. Та гладила его личико, шептала что-то нежное, а глаза лучились счастьем.
Пока Леоль была занята сыном, Свон переодела девочку в чистое белье и положила на другую сторону кровати.
– Как он прогадал! – мать подняла глаза на Свон, до сих пор не узнавая ее. – Прошу вас, не отдавай сына Халиду. Спрячьте мальчика! Назовите его Петром, как моего отца. Там, – она указала пальцем на изголовье кровати, – висит медальон. Возьмите его с собой. На нем нарисован мой портрет. Я подарила его Халиду, но он не захотел носить, думая, что это безделица. Медальон старинный, он переходит из поколения в поколение и служит доказательством принадлежности к нашему роду. Без него ни один человек не может претендовать на наследство графа Пигеон.
За окном маялся дракон, переживая за женщин. Свон, скрывая слезы, сидела возле Леоль и напряженно прислушивалась к ее словам, ведь голос роженицы становился все глуше. Ребенок на руках матери заснул, не ведая, что это были первые и последние объятия родного человека.
Через полчаса всхлипывающая Свон забрала дитя из рук мертвой женщины. Завернув его в теплую шаль, подняла его одной рукой. Другой рукой подобрала сумку лекаря, куда уложила все, что может пригодиться в дороге. Оглянувшись в последний раз на бездыханные тела, Свон покинула комнату.
Она благодарила Бога, что никого не встретила, пока шла по галереям и переходам. На Свон было надето самое простое платье, из вещей, найденных в гардеробе Леоль, а свою одежду, испачканную кровью, она бросила у шкафа. Меховая накидка надежно скрывала ребенка от глаз посторонних.
Где-то плакала женщина, хлопали двери, на верхних этажах слышался топот бегущих людей. Кругом валялись вещи и разбитая мебель. Со двора несло гарью. Когда Свон завернула за угол замка, то увидела, что горит ее комната: огонь вырывался наружу через окно.
Дракон приплясывал от нетерпения. Свон забралась на его спину по опущенному крылу, устроила ребенка у себя на коленях, завернувшись с ним в одеяло, и как можно громче крикнула: «Арроу». Гри легко взлетел. В этот самый миг до беглянки донесся зов, полный отчаяния: «Свон! Свон!!!». В этом крике она узнала голос Эдуарда.
Замок быстро уменьшался в размерах, а встречный ветер сдувал слезы с лица пожилой женщины, сидящей на драконе.
– Дохо! – крикнула она, и еще раз повторила более уверенно. – Дохо! Держи путь на север!
Если бы Свон отправилась одна, дорога до Дохо заняла бы гораздо меньше времени. Но ответственность за судьбу малыша – наследника большого состояния, на которое наложили лапу жрецы рода Бахриман, делало ее осторожной и рассудительной не по годам.
Перелетев на драконе через водную гладь (замок Леоль, оказывается, находился на острове), Свон попросила Гри приземлиться у ближайшей рыбацкой деревни.
Малыш порой жалобно пищал, потом засыпал тревожным сном. Он нуждался в молоке и чистых пеленках. Свон вслушивалась в его дыхание, боясь, что сын Леоль последует за матерью в призрачный мир.
Гри знал ближайшие земли, как своих пять когтей, поэтому приземлился не в маленькой деревеньке, а в довольно приличном прибрежном городе. В Туксе существовала всего одна центральная улица, зато там стоял ряд харчевней, предлагающих ночлег для путешественников и торговцев рыбой. В одной из них Свон надеялась получить еду и теплую воду для малыша.
Дракон высадил Свон за холмом, боясь привлечь к себе ненужное внимание. Он собирался поохотиться, но лесов, с пасущимися жирными оленями, не наблюдалось. Поэтому он пускал голодную слюну, вспоминая упитанных коров, замеченных им в часе лета от Туксы.
– Не бери с собой все драгоценности из шкатулки Леоль, – советовал Гри, наблюдая, как Свон собирается. – Мало ли желающих поживиться за счет беззащитной женщины с младенцем в руках? Двух колечек достаточно. Не торопись возвращаться, отдохни. Приходи сюда на рассвете.
Свон перекинула сумку через плечо, прижала к себе малыша и, как с горки, скатилась по крылу дракона на землю.
Гри покачал белой головой, видя, с каким трудом она поднялась на ноги. В разговоре со Свон он обмолвился о ее беззащитности, потому что не хотел лишний раз напоминать, как она выглядит. Зеркало в харчевне непременно отразит пожилую даму пятидесяти лет.
– Свон! – окликнул он ее. – Ты забыла сказать мне «Арроу».
Она оглянулась, крикнула «Арроу!» и прикрыла личико младенца от взметнувшейся пыли. Дракон растворился в вечернем небе.
До Туксы Свон добралась в сумерках. Улица озарялась светом, падающим из окон домов, и только по толпам людей, вываливающихся из питейных заведений или входящих туда, представлялось возможным отличить питейные заведения от жилищ горожан.
Зайдя в первую же харчевню, Свон отказалась от мысли остаться там. За прилавком стоял мужичок в засаленном фартуке. Его неприятное лицо с бегающими крысиными глазками, густой винный дух и запахи плохой кухни, отшибали всякое желание задержаться или проситься на постой.
В Туксе Свон обнаружила преимущества в ее нынешнем почтенном возрасте: к ней не цеплялись выпившие посетители, поэтому она спокойно вышла на улицу. Повезло только с четвертой харчевней: помещение блистало чистотой и в нем не околачивались любители крепкого пойла. Улыбка розовощекой полногрудой молодки, вышедшей навстречу, окончательно убедила ее в правильности выбора.
