Андрей Саргаев - Партизаны Е.И.В.

- И они свободно проходят через проливы? А как же договорённость с султаном? Простите, с этими заботами немного отстал от жизни...

- Что вас удивляет? Да, договорённость есть, причём не только с нами, но и с французами. Стамбульский мерзавец охотно берёт деньги на восстановление батарей и укреплений в проливах, но не делает ничего, что бы противоречило политике Петербурга. И представляете, такое положение дел его более чем устраивает!

- И царь Павел не возражает против вливаний в турецкую казну? Союзник, берущий мзду у противника, всегда подозрителен.

- С чего бы царю возражать? Вы слышали когда-нибудь про графа Державина?

- Поэта?

- Если бы только поэта... Он министр финансов, и будьте уверены - каждый фартинг из выплаченных Оттоманской Порте миллионов, в конце концов окажется в руках этого... - седовласый замолчал, выбирая подходящее слово, и с нескрываемым отвращением закончил. - Этого поэта!

- Тогда какой смысл в выплатах?

- Традиции, будь они неладны!

- Такие традиции нужно менять.

- В случае победы, сэр!

- И она будет за нами, сэр!

Джентльмены улыбнулись друг другу, удовлетворённые сходством позиции и политических взглядов, и седовласый предложил:

- А теперь за хересом и бисквитами можно обсудить подробности. Вы не против?

Джентльмен с тяжёлой челюстью не возражал, тем более время обеда ещё не пришло, и как лучше скоротать его, если не за бокалом-другим хорошего вина. А в этом доме можно найти старые, завезённые ещё до блокады, испанские вина. И если сесть у камина в кресло качалку, укрыть ноги любезно предоставленным пледом... Хорошо!

Лондонский порт не самое лучшее место для прогулок. И хотя за последние несколько лет он пришёл в некоторый упадок, вызванный значительным уменьшением поступающих грузов, но тем не менее не утратил дурной репутации. Прибежище мерзавцев и подонков со всего мира не гарантировало безопасности даже своим постоянным обитателям, а чужих попросту проглатывало, не оставляя следов. Вот пришёл человек, переступил невидимую черту... и всё. Если увидит его кто потом рабом на плантациях Ямайки или Барбадоса, то не узнает. Или узнает, но не подаст виду - у порядочного англичанина нет знакомцев среди рабов и прочего отребья.

Но неизвестного, шагающего в темноте с целеустремлённостью, делающей честь его храбрости, мало интересовали судьбы незадачливых предшественников. Походка выдавала в нём привычку к преодолению жизненных трудностей. И, скажем так, привычку преодолевать их при помощи абордажной сабли и пары пистолетов. Не исключался и мушкет, но сегодня такового не видно - не принято в наш просвещённый век ходить по городу с мушкетом.

Размытая тень отделилась от стены, а из-за спины донёсся стук тяжёлых башмаков. Лондонские ночные джентльмены в отличие от французских или испанских собратьев по ремеслу предпочитали обходиться без опереточных сценок вроде предоставления права выбора между жизнью и кошельком, обычно их интересует и то и другое. Видимо припозднившийся гуляка знал об этой милой привычке, так как не дожидаясь нападения (намеренье напасть разве не оно и есть?), выстрелил в первого загородившего дорогу. Тут же обернулся, чтобы двумя пулями успокоить остальных. Да, к глубокому удивлению грабителей, если они успели его почувствовать, пистолет предполагаемой жертвы не требовал перезарядки.

- Надоело, в самом деле, - бормотал под нос неизвестный, ощупывая лежащие тела на предмет признаков жизни. - Я им не нанимался улицы от разной погани чистить. Или пусть Александр Христофорович отдельно доплачивает.

Небольшой компенсацией за неприятную минуту стали несколько шиллингов и целая пригоршня мелочи, перебравшиеся в карман удачливого ворчуна. А что такого? В опасной работе каждая лишняя монетка может стать оружием, да и следы ограбления нужно оставить. И вообще, денег много не бывает, тем более на благое дело.

Этот вроде ещё не труп? Зря он так... Извини, приятель, но твои товарищи обидятся, если ты к ним не присоединишься - сковородки в аду рассчитаны как раз на троих.

Неизвестный вытер нож о чужую одежду и прислушался. Нет, всё спокойно. Выстрелы в порту не такое уж редкое явление, чтобы вызвать ажиотаж с толпами зевак, а ночной порой тем более никто не сунется, даже полиция. Это не в Петербурге, где на место преступления тут же прибывает не менее пяти вооружённых полицейских, причём в некоторых случаях - минут за пятнадцать до совершения оного.

Но всё равно пора сматываться! Как там Светлейший князь Кутузов говорил - "рвать когти"?

Накаркал, называется! Скрипнуло окошко над самой головой, и кто-то разбуженный близкой пистолетной стрельбой, выплеснул на улицу содержимое ночного горшка. О времена, о нравы, заставляющие с тоской вспомнить об оставленном четыре года назад Северном Парадизе. Там за подобные вольности с горшками нещадно дерут плетьми, а буде случится повторение, то подвергают штрафу в размере годового дохода. Или полной конфискации недвижимого имущества, причастного к совершению преступления, при третьем случае.

Неизвестный успел увернуться от дурно пахнущего дождя, и сделал в памяти зарубку. Нет, он вовсе не собирался объявлять личную месть содержателю портовой таверны, но при оказии... мало ли как жизнь покажет.

- Как добрались? - несмотря на поздний час, шкипер неказистой обшарпанной шхуны встретил гостя на палубе. - Я уж отчаялся дождаться.

Но гость в ответ достал из кармана камзола часы на серебряной цепочке, и демонстративно постучал пальцем по крышке:

- Ещё четыре минуты в запасе! Жака де Мида ещё никто не упрекнул в отсутствии пунктуальности.

- Так-то оно так, Яков Демидыч, согласился шкипер и мотнул рыжей, явно ирландской, головой. - Но неспокойно на душе было. И стреляли вот недавно.

- Это я немного пошумел, - отмахнулся гость. - Чаем угостите?

- С ромом?

- Непременно с ним.

- Тогда прошу в каюту.

Владелец шхуны, он же и судоводитель, из скромности не называвший себя капитаном, поскромничал и здесь. Его каюта по размерам и обстановке вполне могла поспорить с адмиральским салоном на любом из флагманских линейных кораблей флота Его Величества, и оставалось только удивляться её наличию на провонявшем рыбой корыте.

- Богато живёте, господин О"Брайан! - оценил гость.

- Полно вам, Яков Демидыч, - смутился моряк. - Вот будете у нас в Архангельске, вот там красиво. А тут... батюшка настоял, что бы всё как у людей было.

Де Мид с пониманием улыбнулся - старший Бревнов держал сыновей крепкой рукой, и даже звание капитан-лейтенанта не избавляло Ивана Васильевича от строгого отцовского пригляда.

- Сам-то он как?

- Да здесь, неподалёку. Его Александр Христофорович упросил возглавить контрабандные перевозки - лес потихоньку сюда тащит, хлеба немного, железом ещё промышляет.

- Железо с Навашинских и Выксунских особых заводов?

- Ага, оно.

- Скажите отцу, пусть поскорее уходит в море. Давеча опять половина оружейной мануфактуры на воздух взлетела... ищейки носом землю роют.

- Хорошо, скажу.

- А теперь главное, - де Мид вынул из-за пазухи запечатанный пакет. - Лично в руки генералу Бенкендорфу.

- Так ведь Финский залив во льду!

- По мне, так хоть на воздушном шаре летите, Иван Васильевич, но донесение должно быть в Петербурге не позднее трёх, а лучше, двух недель. Понятно изъясняюсь?

О`Брайан в задумчивости почесал рыжую макушку. Приписанное к Министерству Государственной Безопасности судно находилось в Лондоне именно для подобных случаев, а наведение рейдеров Балтийского Флота на жирных английских купцов лишь побочный, хотя и весомый приработок. И как теперь, по льду пешком? Или на коньках? На коньках? Эврика!

Понятно, что вслух повторять бессмертное высказывание Архимеда Бревнов-младший не стал, но лицо посветлело от улыбки.

- Я, кажется, чаю обещал? Настоящего лянсина, правда, нет, но из Индии иногда привозят весьма недурной, - шкипер позвонил в колокольчик, и приказал явившемуся на зов матросу со зверской рожей урождённого валлийца. - Семён, сообрази нам с господином майором самоварчик.

- С подполковником.

- Тем более. И остальное, к самовару полагающееся, не забудь. И побыстрее, сержант, побыстрее!

- Морская пехота? - поинтересовался де Мид.

- Ага, из пластунов. Чудесные и добрые люди! Но как в Дарданеллы входим, приходится в трюме запирать.

- А что так?

- Турок не любят, страсть!

- У каждого есть свои мелкие недостатки, Иван Васильевич, и это не самый худший.

- Я же не против. Кто сейчас без греха?

- Вот и я про что.

- Вот-вот... А может водочки перед чайком? Под груздочки и рыжики?

- Есть?

- Обижаете, Яков Демидович, во флоте всё и всегда есть.

- Но по чуть-чуть... служба!

Любой правитель желает оставить след в истории. У кого-то это получается не очень хорошо, и потомки вспоминают его исключительно недобрым словом, а некоторые умудряются вообще ничего не делать, но народная память сохраняет их образец государственного ума и сосредоточие всяческих добродетелей.