Борис Орлов - Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу
Нужно только срочно переформировать войска. Больше половины рыцарей можно оставить здесь: в горной Наварре от них будет немного пользы. А вот пехоты и туркополов нужно наоборот — намного больше. Опять расходы…
— Фиц-Урс! Призовите ко мне Фиц-Урса!
— Что вам угодно, Ваше Величество?..
— Мне угодно отправить тебя в Кастилию, к моему царственному шурину Альфонсо. Передашь ему следующее…
…Ну, ослица Наваррская, погоди! Очень скоро у тебя, где бы ни была, сама земля под ногами загорится! И да простит мне Господь: я размечу по камням любой монастырь, который посмеет дать тебе приют! Я найду тебя, змея! Найду и покараю, даже если за тебя заступится сама Пречистая дева!..
Глава 2
О делах насущных и о врачах без границ, или «Милый, я должна тебе что-то сказать…»
После успешного взятия Дувра, я, оставив в захваченном замке приличествующий размерам гарнизон — почти треть своей армии! — отправился в Лондон.
Захват прибрежной твердыни обошелся в три десятка убитых и столько же тяжелораненых. Если бы не порох — было бы много хуже. А так, несмотря на убыль в шесть десятков бойцов, мое воинство выросло на полновесные две тысячи. После подрыва вторых ворот, который, из-за неправильного расчета массы заряда привел к частичному обрушению стены и надвратной башни, гарнизон Дуврского укрепрайона почел за благо быстро-быстро свернуть сопротивление и перейти на сторону законного правителя Англии принца Робера. То есть, меня. И вот прямо сейчас я наблюдаю прелестную картину: сотня новоприсоединенных бойцов выполняет физические упражнения под недреманным отеческим взором ефрейтора Клемма из Клю…
— Upor leja принять! Мордой вниз, debil! — ефрейтор по-хозяйски идет вдоль залегших салаг. — По команде «Raz!» — выпрямляем руки, по команде «Dva!» — сгибаем.
Клем выпрямляется во весь свой немалый рост:
— Делай raz! Ну, ты! Чернявый! Чего зад отклячил, словно девка в ожидании?! Спина, жопа, ноги — одна прямая линия! Делай dva! I — raz! I — dva! Я вас, salajnya, научу Родину любить! I — raz! I — dva! I — raz! I — dva!..
Чуть дальше де Литль, произведенный вчера в старшие сержанты и мающийся головной болью, по причине неумеренного обмывания новых лычек, третирует другую сотню на импровизированном плацу возле замка Тауэр:
— Тянем, носок, тянем! I — raz! I — raz! I — raz, dva, tri! Четче удар, devochki, четче, я сказал! Levoy! Levoy! Levoy, dva, tri! Напра… ВО! Кру… ГОМ! А-атставить! — Бас Маленького Джона приобрел зловещие интонации — Ты через какое плечо повернулся, okurok? А ну-ка еще раз! Шаго-о-ом… МАРШ! Levoy! Levoy! I — raz, dva, tri! На месте-е-е… СТОЙ! Raz, dva! Smirna! Равнение на середину!..
Это он меня заметил и поторопился доложить:
— Ваше высочество! Вторая rota третьего пехотного полка проводит строевые занятия! Временно исполняющий обязанности командира roty старший сержант де Литль!
Я подхожу к застывшему… ну, почти застывшему строю. Сзади Джон тихо шипит что-то кому-то, а затем раздается резкий выдох. Так выдыхает человек, если ему коротко, но сильно дали «под дых»…
— Здравствуйте, товарищи!
Молчание… Только яростный шепот сзади: «Отвечайте, как я вас учил, kozly!»…
— Здравствуйте, товарищи!
— Zdrav jelam, ваше высочество!
Ну, не очень стройно, но, в принципе — приемлемо…
— Продолжайте занятия, старший сержант.
— Est продолжать!
Вот так и живем…
В покоях королевского донжона Тауэра на меня налетела Маша, тщетно удерживаемая своей неразлучной подругой и советчицей Беатрис де Леоне. И тут же выяснилось, что я — очень черствый и чрезвычайно жестокий человек, который совершенно не обращает внимания на свою супругу, которая его — меня, то есть — беззаветно и преданно любит, только никто не может понять: за что? А когда я попытался хоть как-то оправдаться, а заодно — понять, в чем же я таком провинился, то был мгновенно проинформирован, что я виновен в жутчайшем нарушении куртуазии и законов рыцарства. Ибо, проснувшись поутру, удрал точно тать, оставив свою супругу в спальне одну, завтракал в одиночку, не выяснил у Масяни ни как она себя чувствует, ни какие планы у нее на сегодняшний день и какое место отведено в этих планах мне…
— …Ваш венценосный отец, славный король Ричард, никогда не поступил бы так! Ибо он не даром слывет оплотом рыцарства, первым среди благородных воинов… Что с вами, моя дорогая?!
Леди Беатрис зажимала рот руками. А звуки, которые все же прорывались через эту преграду, напоминали смех и плач одновременно. Кто этих баб разберет? Если бы мы были одни, то я, наверное, все же рискнул бы спросить: чем именно ее так обидел «папа Дик»? Велел, походя, перерезать всю семью? Повесил любимого менестреля? Или тупо высморкался на балу в подол ее платья? Ох, что-то тут не чисто… Тем более, что сегодня на руке у нее перстень с камнем ТАКИХ РАЗМЕРОВ!.. Серьезно: выглядит так, словно полкирпича в золото оправили. Только кирпич был прозрачный и синего цвета. Я, конечно, не ювелир, но в состоянии сообразить: такой перстенек может позволить себе только очень… нет — ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ богатое семейство. И чего они с Ричардом не поделили? Не знаю…
А тем временем Маша, со свойственной ей безапелляционностью суждений, решила, что леди де Леоне просто подавилась, и тут же начала действовать соответствующим образом. Ее старшая служанка Бетси мгновенно принесла стакан воды, вторая старшая служанка Эм — кусок льда, и Маруся, позабыв про меня, принялась осуществлять реанимационные мероприятия. Воспользовавшись общей суетой, я смылся по-английски… И тут же налетел на своего горячо любимого синешалого тестя!..
— Ваше высочество! Лондонские евреи просят вашей аудиенции. Прикажете гнать в шею?
— Тестюшка, ты совсем?.. Башка для кра… — какие бы это слова подобрать, чтобы Маша не сильно обиделась? О! — У тебя чего — перезагрузка в мозгу?! Disc «С» format complete?
— Что у меня полностью? — Сенешаль Мурдах выпучил глаза, и попытался перевести свой родной язык на понятный, — Где диск?
Я махнул рукой:
— Проехали… Где евреи?
— Как положено. Ожидают…
— Милый мой тесть, — я придвинулся вплотную и навис над ним. — Я не спрашиваю тебя, что они делают. Я спрашиваю: где они это делают? Ну?
Сэр Ральф бессмысленно уставился в одну точку, помолчал и осторожно спросил:
— Мой царственный зять, а позволено ли мне будет узнать: что именно они делают?
На этом мое терпение кончилось, и я заорал почище Маленького Джона:
— Вы что, сговорились?! Издеваетесь надо мной все! Джон, Клем, Статли, а теперь — еще и ты?! Откуда я знаю, что они там делают, если мне о них ты сообщил?! Какого черта?!
Лицо тестя приобрело выражение «фэйсом об неструганный тэйбл»:
— Но… я же… я не знаю… — Смущенно забормотал он, но потом справился с собой и выдал осмысленную информацию, — Когда я оставил их возле подъемного моста, они смиренно ждали Ваше Высочество и… — тут запас здравого смысла видимо иссяк окончательно и он снова замолк.
— Что «и»?.. — И не услышав ответа, я поторопил синешалого собеседника, — Рожай уже!
Сенешаль на букву «м» снова задумался. Надо полагать — на тему возможности родов особью мужского пола. Но, сообразив, что это — лишь фигура речи, просиял и сообщил:
— Мне показалось, что они колдовали, потому что бормотали что-то, и я несколько раз услышал ваше имя. На всякий случай я предупредил старшего сержанта де Литля…
— КОГО?!! Где ты их оставил?! Веди! Бегом! Марш!..
…Мы успели вовремя: Джонни и его родичи только-только закончили обсуждать очередность повешения евреев, но еще не выбрали подходящего дерева и даже не раздобыли веревки. Мое появление следом за галопирующим тестем, бодигарды встретили радостным ревом:
— Ага!.. Вот ужо!.. Сейчас вам наш отец родной покажет!.. Ишь, удумали: черную волшбу творить!..
— Равняйсь! — рявкнул старший сержант де Литль — Smirna!
— Вольно!
— Volno!
— Ну-с, и чем это мы тут занимаемся? Чтой-то почтенные горожане как-то помяты нехорошо, да и на коленках зачем-то стоят… Я, вроде, не приказывал так визитеров встречать, нет? Или у меня склероз случился? Чего молчим?
За что я люблю Маленького Джона, так это за его способность мгновенно подстраиваться под мои распоряжения. Лондонские евреи были тут же подняты на ноги, отряхнуты от пыли и грязи, а сам бравый старший сержант де Литль выразительно рычал на своих подчиненных, что вот, мол, еще раз, и он им покажет, как vodku piansyvovat» i bezobrazia narushat»! Kozly, blyad!..
— Извините моих людей, добрые подданные, — обращаюсь я к евреям. — Они не слишком образованы, но зато честны и преданы. Последнее даже чересчур… Так с чем пожаловали, уважаемые?
Услышав эпитет «уважаемые», как минимум половина визитеров заметно вздрогнула. Затем воспоследовало короткое совещание, и вперед вышел очень пожилой человек, похожий на какого-то библейского персонажа:
