Юрий Корчевский - Владычный полк
На дорогах были установлены заставы, которые не пускали в город приезжих. В городах, где появлялись больные, целые семьи запирали в домах. А если были умершие, сжигали дома и трупы. Причем по Руси шла бубонная чума – самый страшный ее вариант. Сначала появлялся жар и озноб, потом боль в груди, кровохарканье и быстрая смерть. В некоторых городах улицы были завалены трупами, из десятков тысяч горожан в живых оставались единицы.
Вот на этом и решил сыграть Андрей: чем хуже для врага, тем лучше для Новгорода. Он оделся в рубище, вымазал лицо сажей. Когда Егор увидел его, то отшатнулся в испуге.
– Господи Иисусе Христе! Напугал до смерти! Ты чего?
– Юродивым побуду, народ попугаю.
– Ох гляди, как бы тебе самому не досталось.
Но Андрей решил рискнуть – не сидеть же сложа руки.
Он прошел к ближайшей церкви и встал на паперти.
– Беда идет! – забормотал он. Потом громче: – Беда идет неминучая! За грехи и злодейства царя Ивана Господь шлет на народ его кару – глад и мор.
Вокруг Андрея стали собираться люди.
– Прелюбодействует царь, нарушает десять заповедей! Оттого болен тяжко, гноем исходит! Ох, опасайтесь, люди!
Потом начал бормотать невнятное.
Среди собравшихся вокруг него людей поднялся ропот.
– Это кто такой? – послышались голоса.
– Я вам правду говорю! Я Блаженный Михаил, мне видение было!
Из церкви вышли два священника, послушали его, да и вернулись обратно в храм.
Насчет прелюбодеяний Андрей не врал. Иоанн через несколько лет, когда уже он опричнину отменит, сам покается, письма покаянные писать будет, где признается, что больше тысячи девиц через его постель прошло.
Его слабостью воспользовались черноризцы. Один из них нанял за деньги куртизанку уличную и подложил ее Иоанну. Знал он, что та дурной болезнью больна. В те времена кроме чумы в Европе сифилис бушевал, привезенный из плавания моряками Христофора Колумба. Да и в Москве сия дурная болезнь уже встречалась. Вот только лечить ее не умели, потчевали и мазали болящих соединениями ртути.
Длительное употребление тяжелого металла привело Иоанна к хроническому отравлению, а в дальнейшем – и к смерти.
Глава 6
Изо всех сил
За день Андрей успел побывать в нескольких храмах, покричать на папертях и двух торгах. Везде его слушали внимательно.
На одном торге к нему направились стрельцы, желая пресечь разговоры. Нехотя шли. Они сами в земство входили, терпели притеснение опричников, однако же исполняли приказание начальника своего.
Народ сплотился, пытаясь помешать стрельцам, кто-то толкнул Андрея:
– Беги, чего стоишь?
Андрей нырнул в толпу и скрылся. А до Москвы уже слухи доходить стали о благородном разбойнике Кудеяре, что в Одоевских лесах обосновался, богатеньких грабит и опричникам спуску не дает. «А главное, – тут москвичи шепотом говорили, озираясь, – брат он старший Иоаннов. Право на трон имеет».
Кто-то верил, крестился:
– Хоть бы ирода этого с престола сбросил!
Другие – больше из боярских семей и служилого люда – ухмылялись.
Но слухи и до царя дошли, сильно его взволновав. Говаривала же как-то Иоанну матушка, что-де был у него старший брат, да сгинул от болезни в детстве. И хоть давно это было, да запомнил слова ее маленький тогда Иоанн, а сейчас вот припомнилось. Отмахнулся он от слуха вначале, а душу червь точит, хоть после смерти нескольких жен сердце каменное стало. Раньше Анастасия да Мария жестокий нрав его смягчали, потом некому стало. Козни любые придумывать стал, палача Малюту Скуратова ближайшим помощником сделал. Царствование начал успешно, Казань покорил и Астрахань. Только к концу его правления Русь обезлюдела, обескровилась, ремесла и торговля едва дышали. Долго еще после Иоанна Русь с колен подняться не могла. Упавшую власть поляки попытались присвоить, а закончилось все Великой Смутой.
Опричники смотрели на блаженных сквозь пальцы – чего юродивых трогать? Меж тем Андрей знал цену пропаганде. Он нанял нескольких нищих инвалидов, которые на папертях храмов вещали о чуме, уже бывшей в соседних городах, о голодных годах и о том, что царь под свою руку солеварни взял и потому соль вздорожала. А еще нанятые им людишки о Кудеяре слухи распространяли. Коли поблизости стрельцов или кромешников не было – громогласно, а иногда шепотком, на ушко богомольной старушке. Сам Андрей, одетый в рубище, только ходил среди блаженных, приглядывая, как они его деньги отрабатывали.
Понемногу вся Москва уже гудела от слухов, и, как это часто бывает, слухи видоизменялись, добавлялись подробности, множились прегрешения Иоанна.
И, видимо, царя эта ситуация обеспокоила. Опричники стали хватать юродивых. Отходив плетками, отпускали, предупредив, что в другой раз они так легко не отделаются.
А на Кудеяра, как и предполагал Андрей, Иоанн послал стрельцов – посылать опричников он побоялся. В Москве волнения – а ну как бунт вспыхнет? Земщина и бояре на царя обижены, могут и не встать на его защиту. «Вот пусть идут на разбойника», – решил царь. А наиболее преданные ему люди в Москве и Александровской слободе останутся.
Когда Андрей узнал, что стрельцы в поход собираются, он отрядил к Никифору, взявшему имя Кудеяра, Леонтия.
– Разыщи собрата своего да извести, что царь стрельцов на него посылает. Пусть завал на дороге устроят, стрельцов потреплют, насколько возможно, а потом – врассыпную, по избам. Сила стрелецкая, кулак мимо цели пройдут. Кто различит, крестьянин в избе на печи от трудов праведных отдыхает или человек Кудеяра?
С таким наказом Леонтий и уехал.
Вернулся он через месяц с лишним. Лицо у него было довольное.
После приветствия Андрей спросил:
– Ты чего такой довольный, прямо как кот, который до сметаны добрался?
– Так Никифора нашел. Ох и ватажку он собрал! Пять сотен, не меньше! Почитай, едва не полк.
– Леонтий, какой полк? Ты о чем? В большинстве своем мужики оружие держать в руках не могут! Прямого столкновения со стрельцами им не выдержать. Строй держать не могут, из команд знают только «Бей!» и «Хватай!». А главное – нет идеи, нет того стяга, под которым голову сложить не зазорно.
Леонтий вздохнул:
– Да, верно, с дисциплиной у них того… хромает.
– Ага, и причем на обе ноги. Никифор боец умелый и жесткий, но для того, чтобы создать единую воинскую команду, выучка должна быть: муштра, ежедневные упражнения. Ты же во Владычном полку был, знаешь все.
– Зато я тебе подарок от Никифора привез, – расплылся в улыбке Леонтий. – Я сейчас.
Он сбегал в лавку и принес прочный кожаный мешок, причем довольно тяжелый, судя по напряжению, с которым он его нес. С довольным видом поставил мешок на стол.
– А что там?
– Развяжи, посмотри.
Леонтий явно знал о содержимом, но говорить не хотел.
Андрей развязал тугие тесемки, и в глаза ударил блеск драгоценных камней, называемых «жуковиньями», золотых и серебряных изделий.
– Ты где это взял?
– Я же говорю – не мое! Никифор передал, награбленное. Понятное дело – себе оставил: войско свое кормить-поить, одевать-обувать надо. А все, что сверх, – тебе, на нужды.
– Не мне, на дело! Много тут?
– Поболе двух пудов будет.
– Когда же он собрать успел?
– Его самого и спросишь. Я человек маленький, твои слова ему передал, а от него к тебе – мешок.
– В Новгород везти надо, Гермогену. На деньги эти наемников для защиты города нанять можно – тех же немецких ландскнехтов.
Если все, что было в мешке, перевести на деньги, получалось очень много.
– Как же ты отважился такой груз везти? Опасно!
– Меня почти до Москвы трое его людей сопровождали по наказу Никифора. Только у стен Земляного города они назад повернули. Не мог же я с ними до лавки ехать…
– Разумно. Вот что, отдыхай до утра, а завтра в путь. Вместе в Новгород поедем. Заставы на дорогах есть?
– Стояла одна, но нас никто не тронул.
– Вот и славно. От греха подальше по этой же дороге из города выедем, а потом уже на Можайск, Ржев, Великие Луки. А там до Новгорода рукой подать.
– Крюк изрядный.
– Пробовал я выехать из Москвы на Торжок, потом по Вяземской дороге – не получилось. Заставы стоят, досматривают. То-то подарок Иоанну будет, коли мешок найдут.
Выехали утром на санях, Леонтий за ездового на облучке. На мешок с ценностями Андрей уселся, тулупом его прикрыв. Со стороны мешка не было видно.
Заставу свободно миновали – стрельцы что-то горячо между собой обсуждали: то ли невыплаченное за год жалованье, то ли предстоящий поход на Кудеяра. На первом же перекрестке направо повернули, на Можайск. Накатанный же путь вел к Коломне, к ярмарке.
Леонтий обернулся к Андрею, хихикнул.
– Представляешь, Никифор слухи среди своих распустил, что он сокровища свои попрятал в укромных местах; вроде как клады сделал и заговорил их. А клад-то – вот он, ты на нем сидишь.
