Евгений Таганов - Морской князь
Их беседа не заняла много времени. Больше всего ромеи нуждались в теплой обуви и мясном провианте, а также в чесноке и луке, что было подчеркнуто особо. На том и порешили, один из стратиотов по указанию Карикоса сбегал в лагерь и вернулся с десятью солидами, которые по знаку князя передал Беляю.
– А где обещанный для меня верховой конь? – при прощании напомнил иларх.
– Вождь тервигов на это сказал: если ромейские моряки будут ездить на лошадях, то нам придется плавать на их биреме.
Карикос не стал возражать против этого, об убитом Дарником пентархе и не возвращенной хазарской декархии речь вообще не заходила, ведь тогда можно было вспомнить и про приказ иларха повесить драчливого пленника.
Обратно дружина двигалась не так быстро, как к ромейскому лагерю. Сначала сдерживала сломанная колесница. Ось заменить у оставленных при ней ополченцев не получилось, поэтому камнемет с нее просто перегрузили на другую колесницу, а сломанную двуколку просто тащили как волокушу. Пришлось спешиться и шагать рядом с колесницами и самим камнеметчикам. Потом какое-то время искали еще хазарскую декархию. Янар подтвердил, что ромеи действительно готовились стрелять по ним из баллисты. А чуть погодя соединившуюся дружину догнали трое сбежавших от ромеев уличей. От них Дарник узнал, что дела в ромейском лагере совсем плохи. Запасы зерна оказались не столь велики, как прежде считалось, часть уничтожили мыши, часть по недогляду подмокла и сгнила, охота тоже была весьма скудной, у многих зимовщиков появилась болезнь, от которой выпадали зубы.
Слушая их, Дарник уже не сомневался, что бирема непременно будет принадлежать ему. Причем хотелось сделать так, чтобы гордые ромеи сами присягнули ему на верность.
2
В Варагесе князя поджидал дополнительный подарок – посланные из Утеса на его поиски Радим с Баженом. Дарника развеселил такой выбор посланцев: бойкого женского угодника и застенчивого писаря. Отдал должное и тому, что они все же как-то сумели разыскать само тервигское городище, значит, уже молодцы.
– Пришли помогать мне бить ромеев?! – приветствовал он гридей, еще даже не сходя с коня.
– Конечно, только на день опоздали, кажется, – нашелся с подходящим ответом Радим.
Но князь уже не обращал на них внимания, направляясь к Агиливу с Сигибердом с рассказом о своем походе и с просьбой разместить на ночлег еще трех привезенных с собой нахлебников-уличей. Заодно хотел договориться о покупке или изготовлении сорока пар теплой кожаной обувки. Четыре солида за это были прекрасной ценой, еще два солида Дарник передал Сигиберду на съестные припасы для ромеев.
К гридям-посланцам, терпеливо поджидавшим его во дворе, он вернулся только после сытной вечерней трапезы.
– Что с Корнеем? Умер?
– Нет, живучим оказался. Уже поправляется, – Радим продолжал быть веселым и дерзким, зная, что князь ценит смелость больше любой покорности.
Ничто другое об Утесе Дарника пока не интересовало, и он просто ждал, что еще скажут ему посланцы.
– Мы не видели тебя уже три недели. И хотели бы знать, когда увидим? – тихо и как-то очень проникновенно спросил вдруг Бажен.
– Когда появится в вас нужда, тогда и увидите, – князь постарался чуть смягчить свой отказ. – Пришлете здорового Корнея, может быть, и приеду.
– А ловко ты у нас, князь, увел всех лошадей и половину оружия, мы, как простаки, тебе и поверили, – Радим вроде бы и хвалил, и одновременно язвительно упрекал.
Дарник едва удержался от напоминания дерзкому гридю, что все оружие, доспехи и даже кони у них не свои, а княжеские. Гораздо уместнее это будет сказать какому-нибудь постороннему слушателю его жалоб. И было бы совсем хорошо, если бы этот посторонний умник не забыл сказать Радиму, что им еще сильно повезло, что князь вообще не стал их наказывать впрямую, а всего лишь такой маленькой шуткой.
– Если бы вы так не боялись идти на ромеев, сохранили бы и коней, и оружие.
– Нам сказали, что твоя ставка теперь в Смоли… – начал было Бажен, но Радим его перебил:
– Ну да, нас оставил мерзнуть в сырых пещерах, а сам выбрал теплые бревна со слабаками-ополченцами!
Самым лучшим было просто не отвечать на это.
– Вас оставить здесь с ночевкой или поедете в Утес на ночь глядя?
Гриди молчали. Дарник знаком подозвал издали наблюдавшего за ними Свиря:
– Приткни этих молодцов куда-нибудь на ночь, а утром пусть уезжают.
Но в Утесе недаром выбрали Радима в переговорщики. Полдня и одной ночи в Варагесе ему хватило, чтобы, не зная ни одного слова по-готски, охмурить в городище молодую вдовицу с двумя детьми. И наутро князя разбудил громко хохочущий Свирь:
– Ты теперь не сможешь запретить Радиму приезжать сюда, когда ему захочется!
На дворе Дарника поджидал Сигиберд с сорокалетним тервигом, отцом охмуренной вдовы. Тот мог говорить с князем только через толмача.
– Баламер спрашивает, можно ли доверить дочь и внуков твоему Радиму? – перевел Сигиберд слова обеспокоенного «тестя».
В ответ Дарник сказал, что сначала должен переговорить с самим гридем.
– Ты очень сильно вляпался, – принялся отчитывать Радима князь, отведя его подальше от чужих ушей. – Меня попросили княжеским словом поручиться за благополучие твоей зазнобы и двоих ее детей. Ты что делаешь?! Ведь, если с ней будет что не так, полетит и твоя голова, и твоего напарника.
– А я что? Я ничего. Я в самом деле жениться хочу. Без женщины мне никак, – оправдывался любвеобильный гридь. – Никто ее и пальцем тронуть не посмеет в Утесе, если ты об этом.
Ну что с ним таким можно было сделать? Только согласиться. А что там скромняга-писарь? Тот уныло стоял невдалеке у коновязи и робко посматривал, как князя атаковали Беляй со Свирем: позволь, князь, Бажену остаться с нами, он очень просится.
– Он лучше всех знает ромейскую грамоту и, вообще, всегда был против Гривы, – горячо доказывал Свирь.
– Его там скоро все затюкают, – вторил оруженосцу тиун-знаменосец.
– Ну а как его будем забирать: с конем или без коня? – слабо сопротивлялся князь.
– Конечно, с конем. Это же его конь с начала зимовки, – для Свиря все было ясно как день.
– Тервиги наверняка дадут за свою вдову лошадь, вот и Утес останется не внакладе, – нашел выход Беляй.
Тервиги в качестве приданого выделили не просто лошадь, а лошадь с санями, нагруженными одеждой, одеялами, кухонной утварью и мешком ячменя, чья ценность в середине зимы стала выше равного ему по весу мяса. На санях в удобном гнезде среди мягких вещей сидела ошеломленная своей новой судьбой вдова и дожидалась сигнала трогаться в путь. Провожать суженую взялись два ее взрослых брата, взяв к себе на седло по малолетнему племяннику.
– Смотри, чтобы приняли там гостей как надо и чтобы тервиги уехали от вас без всяких обид и на своих лошадях, – напутствовал Радима князь.
Сам Дарник тоже собирался в путь, только не знал куда: в Смоль или в ромейский лагерь. Призванные на совет Янар и Дулей неопределенно мялись, не слишком желая снова влезать в боевые доспехи. Все сомнения разрешил Беляй:
– Жирно будет ромеям каждый день видеть князя. Всю зиму были без обуви и колбас, подождут еще неделю. Может быть, им вообще все это посылать без тебя – со мной или со Свирем? Мы разве не справимся?
– Справитесь, если только не дадите ромеям захватить ваши повозки и лошадей.
Насчет этого Беляй был не очень уверен, поэтому все за лучшее решили к ромеям без князя не ехать, а пока, наменяв на один солид у варагесцев мелких хозяйских вещей, отправляться в Смоль.
Прибавление в его дружине уличей и Бажена и даже жениховство Радима приятно воодушевило князя. Никакая военная добыча, никакие поверженные противники не радовали его так, как просто приходящие в самый обычный день под его крыло новые люди – значит, кто-то нуждается в нем, хочет связать с ним свою жизнь, твердо надеется, что здесь ему будет лучше. И наоборот, когда такого прибавления долго не происходило, все для Дарника словно останавливалось, замирало, теряло смысл, превращаясь в некую полудетскую возню на одном месте.
С вызовом назвавшись ромеям хозяином Сурожской земли, Рыбья Кровь теперь себя им и ощущал – почему бы и нет? Жизнь уже успела его научить: если есть высокая желанная цель, то обязательно найдутся способы ее осуществить. Присутствие четырех столь разнородных поселений в его нынешних крошечных владениях: Смоли, Варагеса, Утеса и ромейского лагеря – служило только дополнительным вызовом. Ну какой Грива, Карикос или Агилив могли бы их объединить? А у него, Дарника, все уже и сейчас получается словно само собой. В ромейском лагере строптивятся, но уступают, в Варагесе почитают и привыкают подчиняться, в Смоли его слово, как прорыв к новой яркой жизни, в Утесе не любят, но растеряны и готовы слушаться. Да и попробуй кто ему воспротивиться! Ведь где-то за мертвой чумной степной полосой продолжают находиться остатки его большого княжества и союзной хазарской орды. Хотя никто про это вслух не говорил, для всех его новых подданных это, разумеется, самый весомый довод. Ну что ж, он против этого тоже не возражает.
