Александр Мазин - Варяг
Говорил старик с большим знанием дела, и чувствовалась за его словами богатая практика. Духарева никто не рискнул бы назвать особо чувствительным, но не один раз в течение этого занимательного урока к его горлу подступала тошнота.
После вводной лекции по палаческому делу Рёрех вернулся к собственной истории. Выяснилось, что у нурманов времени было не очень много. Кроме того, палачи были молоды и получали удовольствие от самого процесса. И наконец, последнее: опять-таки по молодости, нурманы не могли себе представить, что человек с сожженными до костей подошвами способен ходить. А Рёрех смог.
Нурманы допрашивали его посменно. Двое пытают, остальные другими делами занимаются. Рёрех дождался ночи, он убил тех двоих, что его пытали. Причем сделал это так, что никого в лагере не побеспокоил. Правда, «работали» с варягом не в самом лагере, а на отшибе. Чтобы вопли пытуемого не мешали здоровому сну воинов.
Прикончив палачей, варяг доковылял до лагеря, зарезал часового, украл коня и ускакал, оставив плесковского воеводу с носом. У воеводы были хорошие псы-следопыты, но под утро зарядил дождь, смывший следы.
Примерно в полдень следующего дня варяг слез с коня, чтобы попить,– и потерял сознание. Когда очнулся – коня не было, и Рёрех решил, что пришло его время умирать. Ходить он уже не мог, даже ползти не мог. Лежал на берегу ручья и говорил с богами, которые подошли совсем близко. И наверно боги решили, что варягу еще рано умирать. Поэтому боги привели к Рёреху не волка, а волоха.
К этому времени душа варяга уже стояла на кромке и глядела в Ирий.
Волох вернул душу обратно. Правда, Та Сторона взяла с Рёреха выкуп. Та нога, которой варяг заступил за кромку, почернела и стала ногой мертвеца. Волох отрезал ее и отдал миру мертвых. После этого Рёрех выздоровел, а волох, который жил в священном дубе, научил варяга ведовству и ушел, оставив Рёреха хранить священное место. А перед этим сказал, что открывается это место лишь тому, кто не от сего мира. Например, такому, каким был сам Рёрех, когда умирал у ручья. Сначала старик надеялся, что Духарев – именно таков и он сможет передать ему свою участь и уйти к людям, потому что даже мудрому трудно жить без людей. Но теперь старик видит, что Духарев – не тот, кто станет хранителем. По крайней мере – сейчас не тот. И это ему, Рёреху, весьма огорчительно.
На этой «оптимистической» ноте варяг завершил беседу, велел ученику залить костер и отправляться спать, потому что завтра его, ученика, ждет трудный день. А он, Рёрех, позаботится, чтобы этот день был не просто трудным, а очень трудным.
Глава 8
О скрадывании
– Ты по траве ходишь, а не в траве,– недовольно проговорил Рёрех.– Даже я на своей култышке лучше хожу.
– Я стараюсь! – возразил Духарев.– Мне кажется, у меня уже лучше получается, разве нет?
– В скрадывании не бывает лучше, хуже,– проворчал варяг.– Вот скрадываешь ты оленька. Не услыхал, не унюхал – он твой. Услыхал: шасть – и нет его. И без разницы: листом ли старым ты зашуршал или в било грохнул. Олешка-то – нету! Или другой случай. Увидал тебя чудин. И шапка ему твоя понравилась. И подобрался к тебе чудин, стрелку наложил – и фыр-р! – полетела твоя смерть! – Рёрех резко взмахнул рукой. Горностай на плече варяга недовольно зашипел.– Цыть,– сказал ему старик.
– Услыхал ты чудина,– продолжал урок Рёрех,– пропала его стрела. И сам он пропал. Не услыхал: носить чудину твою шапку. Вон в траве кто бежит? – внезапно спросил варяг.
Серега поглядел в указанном направлении, но никакого движения не заметил. О чем и сообщил.
– Ты б еще почесался сперва, а потом башку повернул,– недовольно бросил старик.– Бурундучок это был. А была б мышка, или ящерка, или змея – я б знал, что то ящерка, мышка иль змея. Хоть в траве не видно. Глаз на траву глядит, только траву и видит. А умное сердце воина видит, что под травой. Сердце слышит, когда выпь крикнула, а когда враг врагу выпьим криком знак подал. Или когда змея шуршит-ползет, а когда – чудин. Понял, репка-сурепка?
– Понять-то понял,– буркнул Духарев.– Да что толку? Вспомни, как ты меня оружие чувствовать учил. Пока на ту полянку не привел – все без толку. А понимать я тебя понимал прекрасно. Вот я иду… – Серега сделал несколько шагов, ставя ногу, как учил варяг, стараясь не ступать, а притрагиваться к земле подошвами. На его взгляд, получалось совсем неплохо, но Рёрех скривился:
– По мертвой глине ходишь, а не по живой земле. Ох, показал бы я тебе, кабы не деревяшка моя… Хотя, погоди! Пошли!
Он прытко захромал по тропе. Духарев – следом.
Шагов через триста варяг показал: стой! На буковой ветке сидела тетерка. Рёрех осторожно снял горностая с плеча, поднял, показал ему птицу. Затем так же осторожно опустил зверька на землю. Мохнатое длинное тельце скрылось в траве, вынырнуло у соседнего дерева. Горностай стремительно взбежал по стволу, меховой струйкой протек по горизонтальной ветке, прыгнул, оттолкнувшись всеми четырьмя лапками… Тетерка оглушительно хлопнула крыльями, сорвалась… Поздно! Комок из бьющихся перьев и шелковистого меха рухнул в траву. Рёрех не спеша двинулся к месту падения. Когда он подошел, тетерка уже не трепыхалась. Горностай оторвал от ее горла окровавленную мордочку и победно заверещал. Хвастался.
– Ну? – спросил варяг.– Уразумел?
К сожалению, Сергей не мог ответить ему утвердительно.
Ничего, научится. Палкой, мечом и копьем он уже орудовал неплохо. Это и Рёрех признавал. И ножи кидал, и топорики, даже с обеих рук. Правда, при двойных бросках один, как правило, выходил «в молоко». Вогнать два топорика в столб так, чтобы между ними остался просвет шириной точно в ладонь, как это умел Рёрех, Сереге пока не светило. Значит, надо тренироваться.
Вечерами у Духарева теперь был дополнительный урок: изготовление разных приспособлений для отработки силы удара. В основном, грубых щитов, ростовых и поменьше. Щит подвешивался на глубоко врытый в землю столб. Иногда варяг головешкой малевал на щите контур человека и точно указывал, в какое место должно воткнуться копье.
Бились они и друг с другом. Серега натягивал толстую стеганую куртку и шлем, подбитый войлоком. Пользоваться щитом в поединке ему Рёрех обычно не разрешал, хотя сам всегда брал небольшой овальный щит. Впрочем, орудовать щитом, большим и малым, уводить, отражать удары, бить краем при необходимости Серега уже умел. Вообще, Рёрех Духарева хвалил: молодец, стараешься, растешь. Но в поединках со стариком Серега неизменно проигрывал. Если иногда Духареву и удавалось достать учителя, то лишь потому, что на протезе особо не попрыгаешь. А вот Сереге прыгать приходилось постоянно. А что бывает, когда человек интенсивно бегает и прыгает летним днем в зимнем прикиде?
Правильно! Семь потов с него сходит. И весь завязавшийся в сытой жизни жирок. И приобретается идеальная боевая форма.
В свое время Духарев восхитился, глянув на торс гридня, охранявшего торжковские ворота. Теперь у него самого торс был не хуже, если не лучше. И сальто крутануть он мог не только на «силовой» полянке, но и на обычной лужайке.
Тем не менее Серега понимал: до уровня настоящего воина, такого, как калека-варяг, ему еще учиться и учиться. А лето между тем уже заканчивалось.
Глава 9
Посетители
На жесткой старой шкуре были разложены рядком стрелы. Отдельно – Рёрехов лук со спущенной тетивой. Тот, что похуже.
– Натяни,– велел варяг.
Духарев упер один из концов в землю, ухватился, поднапрягся и набросил петлю. Перехватил за середину. Напряженный, лук даже стал как будто легче. Серега поднял его на вытянутой руке, зацепил тетиву, медленно оттянул к уху, чувствуя, как приятно, мощно твердеют мускулы, словно в них перетекает упругая сила лука. Напряг – подержал (тридцать медленных вдохов-выдохов) – отпустил плавно. Повторил то же, но уже с роговым кольцом на большом пальце правой и перчаткой на левой руке. Спустил тетиву, звонко щелкнувшую по толстой коже. Положил лук на шкуру. Руки не дрожали.
– Назови,– потребовал Рёрех, и Серега послушно перечислил части оружия:
– Рукоять, спинка, живот, плечи…
Наставник кивнул. Взял с рогожки одну стрелу, с граненым узким наконечником.
– Бронебойная,– тут же сказал Духарев.– Против панциря, против доспеха пластинчатого, литого…
Варяг взял следующую, длинную, почти метровую, с наконечником острым и круглым…
– Бронебойная, против кольчужного плетения! – отбарабанил Духарев.– Наконечник черешковой крепки.
– Назови.
– Черешком крепят или прочно, на клей, или мягко, чтоб при тяге за древко древко выходило, а наконечник оставался в ране. Берестой обертывают для легкости полета.
– А эта бороздка – зачем?
– Для яда. Зазубрина же служит для затруднения вымания,– Духарев повторял слово в слово, память у него была хорошая.
