Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия
В течение июля и в начале августа румынская армия пыталась наступать, неся серьезные потери не столько от противодействия противника, сколько из-за собственной безалаберности, отсутствия внятно организованного снабжения и крайне низкого медицинского обеспечения, но все же продвинулась почти на двести верст в глубь территории Австро-Венгрии. А 15 августа немецко-австрийские войска нанесли встречный удар, и румынская армия покатилась назад. К началу сентября австрийцы взяли Плоешти, а их передовые разъезды уже шныряли по окраинам Бухареста.
Мы же все это время активно готовились, отбиваясь от вопящих союзников обещаниями, что наши действия непременно заставят центральные державы, в первую очередь Германию, отреагировать со всей серьезностью — снять с Западного фронта изрядное количество сил. И это было правдой. Мы действительно готовились к коренному перелому в войне. Вернее, мы его уже начали, выбив из войны Турцию, но отнюдь не собирались на этом останавливаться…
Начало июля застало меня на учебном полигоне, располагавшемся в сорока верстах восточнее небольшого городка Бузулука. В покинутом мною времени здесь находился знаменитый Тоцкий полигон [32]. И прибыл я сюда по очень важному поводу…
Утро 3 июля выдалось солнечным и слегка ветреным. Полковник в невиданной ранее форме, очень похожей на рабочий комбинезон, четким шагом подошел ко мне и, вскинув руку к виску, доложил:
— Господин генерал-адмирал, личный состав Первой бронеходной бригады построен для вручения боевого знамени. Командир бригады полковник фон Корф.
Вот так — не «господин военный министр», не «господин председатель Совета министров», а «генерал-адмирал». По званию — и точка!
— Вольно! — Я двинулся к экипажам, выстроившимся напротив своих бронеходов.
Грозно замершие за их спинами машины сильно напоминали довоенные советские Т-28. Но у наших первенцев танкостроения, как говорится, и труба была пониже, и дым пожиже. Ничего не попишешь — уровень технического развития. По размерам они Т-28 немного превышали, особенно в высоту. А куда деваться — такие у нас нынче двигатели. Дизельный впихнуть не удалось, в качестве двигательной установки использовался двигатель внутреннего сгорания мощностью сто пять лошадиных сил. Он обеспечивал двадцатитонному бронеходу максимальную скорость движения в шестнадцать километров в час. По ровной дороге. Небольшой подъем — и скорость заметно падала. Максимальная толщина брони составляла пятнадцать миллиметров, а минимальная — всего семь. Только против винтовочной пули. Вооружен был этот «Змей Горыныч», как официально именовался данный тип бронеходов, короткоствольной восьмидесятисемимиллиметровой горной пушкой, установленной в главной башне, и двумя пулеметами в башнях поменьше, вроде тех, которые обычно ставили на броневики. Причем на первых танках серии в обеих башнях стояли пулеметы Максима, а на последних «максим» был только в левой, а в правой уже новый крупнокалиберный пулемет. Стандартная восьмидесятимиллиметровая полевая пушка сюда не подошла — ее импульс отдачи оказался слишком велик, при выстрелах перекашивало башню.
— Ну как, полковник, технику освоили, готовы на фронт?
— Давно уже, ваше высочество, — отозвался фон Корф. — Каждый экипаж с весны по два раза свою машину перебрал, до последнего винтика знают. А пулеметчики на мишенях императорские вензеля очередями рисуют.
— Ну вот и славно, — удовлетворенно кивнул я. Несмотря на все свое несовершенство, эти машины — грозное оружие по сравнению с английским Mk I, которые они старательно скрывали от нас. Ну, тогда пусть и не обижаются после того, как увидят эти…
Двадцать восьмого августа началось наше наступление на Германском фронте — союзники дождались. На четвертый день наступления немецкие войска, после начала мощной артподготовки привычно отошедшие на заранее подготовленные тыловые позиции, что позволило нам захватить плацдармы на правом берегу Вислы, были приведены в смятение послышавшимся со стороны русских ревом моторов. А спустя пятнадцать минут перед испуганными немецкими солдатами возникли железные монстры, довольно споро двигавшиеся вперед, не обращая внимания на вбитые в землю колья, проволочные заграждения, траншеи и воронки от снарядов. Приблизившись к немецким позициям, они открыли огонь из пушек и пулеметов, заставляя солдат укрываться на дне окопов до того момента, пока подошедшая под прикрытием этих монстров русская пехота не закидала обороняющихся ручными гранатами и не ударила в штыки. Впрочем, это было уже лишнее. Полностью деморализованные неуязвимыми и мощно вооруженными «змеями горынычами» немцы начали поднимать руки вверх. Ну да наиболее боеспособные немецкие части были еще зимой отправлены на запад и брошены в горнило Верденского сражения… Предпринятые кое-где попытки выкатить пушки на прямую наводку ни к чему не привели. Остановить монстров могли только прямые попадания, но с теми прицелами, которые имелись на немецких орудиях, вероятность этого была весьма мала. К тому же у монстров были и свои пушки, начинавшие обстреливать храбрых немецких артиллеристов, едва те появлялись в поле зрения наводчиков. Впрочем, как позже выяснилось, наиболее действенным оружием против артиллерии у бронеходов оказались даже не пушки и не пулеметы Максима, а крупнокалиберные пулеметы, установленные на последней серии, — их пули пятилинейного калибра насквозь прошивали щиты артиллерийских орудий, да и точность стрельбы у них была самой высокой.
За четыре часа наступления Первая бронеходная бригада, наносившая удар с плацдарма в районе Гура-Кальварии, продвинулась на двадцать два километра, прорвав полосу обороны немцев и потеряв сорок два бронехода из ста пятнадцати — почти исключительно по техническим причинам. Ну вот такая у нас была пока техника. И это несмотря на то что первые образцы мы начали разрабатывать еще осенью 1914-го.
Вторая бронеходная бригада, наступавшая севернее Варшавы, тоже преодолела полосу обороны, но потеряла почти шестьдесят машин — по сходным причинам. Зато главного мы добились — немецкая оборона пала, в прорыв сразу ушли конные корпуса, и спустя еще двое суток нам удалось замкнуть кольцо вокруг Варшавы, поймав в «котле» семидесятитысячную немецкую группировку. Почти половину ее численности составляли тыловые части и обслуга сосредоточенных в Варшаве фронтовых складов, так что ее ликвидация, по нашим прикидкам, не должна была занять много времени. А вот потеря варшавских складов сильно осложнит жизнь обороняющимся немецким войскам.
Но это были еще не все наши сюрпризы. Ровно через неделю после начала нашего наступления, имевшего целью вернуть Варшаву, мы пошли в наступление на Австрийском фронте. Принявший командование фронтом весной 1916 года генерал Брусилов и здесь повторил свой непревзойденный маневр, начав наступление в девяти направлениях. Австрийцы заметались, тем более что резервы у них были ограничены, поскольку почти всё, что им удалось наскрести, они бросили против Румынии. А большая часть имеющихся на территории Австро-Венгрии немецких войск в настоящий момент либо уже двигалась в сторону Восточного фронта, под захваченную русскими Варшаву, либо еще грузилась в эшелоны. Немцы отчаянно пытались стабилизировать фронт, не снижая давления на англичан и французов…
Через два дня, когда стало известно, где именно австрийцы ввели в бой свои скудные резервы, из района станции Чоп на Дебрецен под охраной бронепоездов двинулись наши эшелоны с пехотными батальонами. Вот так, в наглую, еще не подавив окончательно сопротивление австрийцев и не взяв под контроль мосты и железнодорожные станции. Впрочем, полной авантюрой это не было, ибо практически во всех точках на маршруте у Бурова были созданы вооруженные группы «патриотов» из числа венгров, мечтавших о независимой Венгрии, и перед ними была поставлена задача исключить возможность обстрела проезжавших поездов и подрыва мостов и железнодорожных стрелок. Что вкупе с использованием бронепоездов снижало риск подобного плана с запредельного до просто высокого. Но выигрыш в случае его удачного воплощения оказывался столь велик, что мы сочли высокий риск допустимым.
А еще через день из района Берехау три с половиной тысячи грузовых автомобилей начали в том же направлении переброску пехоты. Здесь мы тоже пошли на риск, но он был несколько снижен тем, что сидящий в кузове грузовика личный состав мог в любой момент вступить в бой. Впрочем, Австрийский фронт уже начал сыпаться, и это состояние усугублялось не по дням, а по часам. В первую очередь по психологическим причинам. Еще с осени 1914-го, с Галицийского сражения, в мозгах офицеров и солдат австро-венгерской армии накрепко засела мысль о том, что противостоять русским в одиночку Австро-Венгрия неспособна. А сейчас они остались перед нами как раз практически в одиночку, вследствие того что немцы вывели все свои части и бросили их на противодействие нашему наступлению под Варшавой. Немцы отчаянно не хотели ослаблять свою группировку на Западном фронте, где у них наметились серьезные успехи, поэтому собирали войска откуда только можно было… Ну да для этого мы и провели наступление под Варшавой и лишь затем ударили в Карпатах.
