Зеленая папка. Никита. Давным давно была война - Василий Иванович Колесов
— Яволь, господин обер — лейтенант! — почти прокричал староста Устин, вскидывая руку в нацистском приветствии.
В конце октября к Егоровым в дом постучалась молоденькая девушка, которая держала в левой руке с довольно большую и тяжелую корзинку. На крыльцо вышла мама Кольки и Васи. В след за ней вышел Никита. Ребят не было дома, где-то бегали, ведь Никиту в свои «дела» они посвящали, но на сами «дела» не брали.
— Тебе чо надо, сердешная? — спросила у нее Степанида.
— Здравствуйте, тетя Степанида! Я вам привет от Коли Свиридова принесла.
Хозяйка посмотрела по сторонам:
— Так что стоишь-то на крыльце, заходи быстрее, сердешная. Звать- то тебя как? Давай корзинку — тяжелая, видать…
— Зовут меня Валя, а корзинка не тяжелая, я ее на пол поставлю.
Никита вспомнил, что в конце сентябре у них в доме выхаживали лейтенанта Николая Свиридова, что сбежал из Калачевского лагеря для военнопленных.
«Значит добрался до наших», — подумал Никита.
— Тетя Степанида, мне бы переночевать, а утром я от вас уйду. И еще… если у вас есть йод или что-то на спирту… — девушка показала замотанную в окровавленный платок кисть правой руки.
— Ой, доча, как угораздило-то тебя так! — всплеснула руками Егорова. — Ходи сюда!
Девушка, выходя из комнаты, оглянулась на корзинку, видимо, в ней лежало что-то очень ценное, задержалась на секунду, посмотрела на Никиту, а потом решила, что можно ее здесь оставить.
Минут через десять Степанида и Валя вернулись. Мама Кольки и Васьки как могла обработала и забинтовала пораненную кисть девушки. Мальчишки были изгнаны ночевать в чулан.
— Мальчики, — как могла извинялась Валя. — Я только сегодня переночую и уйду.
— Ничего, не барчуки, в чулане поспят…
— Валя, а можно с тобой немного пошептаться? — попросил Никита. — Пожалуйста… ребята, чуток погуляйте во дворе, заодно посмотрите, чтоб никто не крутился около хаты.
Васька хотел возмутиться… Но Никита и его опередил:
— А потом я с вами и тетей Степанидой поговорю. Обещаю!
Мама Васи и Коли посмотрела на Никиту, на сыновей, потом кивнула, подтолкнула ребят к выходу и вышла сама из дома на улицу.
Никита подошел к недоумевающей Валентине.
— Валя. Скажи пожалуйста, ты левша или правша?
— Правша, а что?
Никитка вздохнул и решился:
— А как ты собираешься работать на ключе?
— На каком ключе? — прищурила глаза девушка. — На каком, а?
— На ключе — обычном… От «Севера»…
— Ах ты… В корзину залез… — она захотела высказать все, что подумала об этом мальчишке, который «сувал» свой нос куда не следовало, но остановилась. — Погоди, а откуда ты знаешь, что в корзине «Север»?
— Знаком с ним. И на ключе могу работать. — Никитка выдал серию стуков пальцем по столу.
— Я разведчик… — прочитала Валя. — Ты — разведчик? Ой ли?
— Разведрота 154 морбригады… Я могу пойти с тобой: ты понесешь рацию, а я батареи. Корзинка будет выглядеть легкой, меньше шансов засыпаться…
Валя задумалась. Ее направили с группой в район города Калач с заданием, а во время перехода линии фронта их обнаружили и группа прикрывала ее отход с рацией. Кто жив, кто нет она не знала, да и толку от нее мало — она без руки, работать на ключе не сможет. И вот теперь этот мальчишка.
— А как же мама? Отпустит?
— А разве старлей не сказал, что я не местный — ранен был, меня при отступлении попросили укрыть…
— Понятно. — Валя приняла решение. — Ты мне сейчас очень нужен.
Минут через 10 Никита уже разговаривал с тетей Степанидой и ее сыновьями.
— Мне надо уйти с Валей…
Мама мальчишек посмотрела на Никитку, немного покачала головой, пожевала губами и… промолчала.
— Да куда ты пойдешь? Только после болезни оправился! — удивился Коля.
— И еще… Тетя Степанида, надо мальчишек отправить отсюда, если получится, куда-то подальше…
— Да куда ж их… их хаты гнать?
— Послушайте меня и другим на хуторе расскажите, немцы хотят облаву на мальчишек сделать, они думают, что через ребят на партизан выйдут, — жестко начал Никита. — А скажут — не скажут, фрицев это не волнует, просто постреляют для острастки всем, чтоб людей запугать. Ребят надо убрать с хутора, до начала ноября.
Никита помнил, что ребят расстреляют в 25-ю годовщину Октябрьской революции.
— Да почто им детишки? Не станут они малых трогать…
Степанида рассказала об предупреждении соседкам, у которых были дети, но и они считали, что не будут мужики воевать с детьми.
Колька и Васька рассказали об этом предупреждении остальным «гарнизоновцам». Аксен задумался и предложил:
— Может, что и учуяли, гады, Устин все вынюхивает — высматривает… Вот отметим 7 ноября, вывесим красные флаги и можно к партизанам уходить, тем более, оружие есть.
На том ребята и порешили…
Устин 3-го ноября, утром, зашел в одну их хат в Вербовке.
— Митревна! Первач есть? А то подстыл я че-то…
— Да какой… откуда первач? Нету… — всплеснула руками старушка.
— О-хо-хо… Воды давай! — Устину нужно было похмелиться, его мучил «сушняк». — А че в кружке? Стакана нет?
— Так Аксен Тимонин приходил, просил, два забрал, а обратно не вернул. Разбились, говорит…
Устин замер и, не дослушав старушку, выбежал из хаты.
4 ноября 1942 года в хуторе Аверинском немцы провели облаву на мальчиков хутора.
Они схватили 17 ребят, почти всех из «Босоногого гарнизона»: Первым Махина Ваню, потом Егоровых Колю и Васю, Горина Васю, Тимониных Аксена и Тимку, Манжин Семен, Назаркин Никифор, Головлевых Костю и Филиппа, Сафонов Емельяна и Сережу, Церковников Максим, Семенов Анатолий, Ребриков Григорий, Силкиных Петю и Федю …
При аресте фашисты врывались в хаты, били мальчишек ногами, палками, ногайками, требовали сказать, где партизаны. Ребята плакали, избитые в кровь, говорили, что не знают, где партизаны и вообще никого не знают…Никто никого не выдавал… Потом их полуживых, избитых до потери сознания, вытаскивали на улицу и кидали в крытый кузов грузовой машины.
Вместе с ребятами в эту машину фашисты посадили Филиппа Тимонина — отца Тимониных Аксена и Тимофея, как отца явного партизана, Головлеву Дарью — мать Головлева Константина и Сафонову Степаниду — мать Сафонова Емельяна. Всего 20 заложников… Грузовик под сильной охраной поставили на центральной площади…
3 дня взрослые смотрели, как по несколько раз в день издевались над их детьми, но ничем им помочь не могли. А мальчишки после истязаний были в кровоподтеках, с опухшими и окровавленными лицами, все в синяках.
6 ноября обер-лейтенант Гук выехал Калач — на — Дону, где получил разрешение на акцию устрашения…
7 ноября весь немецкий
