Студент 2 - Всеволод Советский
Я мгновенно сообразил две вещи.
Во-первых — это у нашего негоцианта идет письменный разбор его фарцовочных комбинаций, и что-то там не вяжется. Не бьется. А во-вторых, о своем зачислении на химфак он еще не знает. Ну и ладно.
— Решаем проблемы? — я указал взглядом на листок.
— Да, есть загвоздки… — промямлил он. — Что-то концы с концами не сведу.
— Это по коммерческой части? — я присел за стол.
— Ну, можно и так сказать, — ответил он не очень охотно.
— А я вот тоже твои вопросы решаю! — сказал я с необычайной многозначительностью.
Витек непонимающе уставился на меня… но вот в глазах мелькнуло просветление.
— А! — воскликнул он. — Это ты что имеешь в виду? Факультет?
Я сделался еще значительнее, хотя куда уж больше.
— И это тоже. Но сейчас речь не о том.
Видно было, как заработала Витькина мысль. И кажется, в правильном направлении. В лице, во взгляде заиграло нечто…
— Постой, — заговорил он с надеждой, — постой…
— Паровоз? — я усмехнулся. — Не стучите, колеса?
— Да ладно тебе! — Витьке было не до острот. — Я правильно понимаю, что…
Он слишком выразительно не договорил.
— Я бы даже сказал, что читаешь мои мысли.
— Телепатия? — он разулыбался. — Не отказался бы от такой способности!..
— Можешь считать, что первый шаг сделан. Короче!..
И я растолковал, что примерно через полчаса Татьяна будет ждать его в триста двенадцатой.
— Ждать… в каком плане? — осторожно уточнил он, еще не веря в то, что подплыл к берегу мечты, и до него рукой подать.
— В том самом. Скромность и воспитанность не позволят мне говорить об этом вслух… — я шутливо закуражился, и чем дальше, тем шире и вожделенней делалась улыбка на Витькиной роже. — И вот что я тебе еще скажу! Время есть, хотя и в обрез. Лети-ка орлом в гастроном, возьми бутылку хорошего вина…
Физия разъехалась в улыбке так, что назад собрать трудно:
— Так у меня имеется!..
— Ничего себе, — я слегка удивился. — Откуда?
— Ну, как-то приобрел… Ты вот все говорил: токайское, токайское, вот я и решил, так сказать, воспользоваться советами бывалых.
Он вскочил, сунулся в шкаф, с торжествующим видом извлек длинногорлую изящную бутылку с золотистой этикеткой:
— Во! Видал?
— Ну вот, это чинно-благородно, — одобрил я. — Штопор у нас вроде бы есть?
— Должен быть, — там же, в шкафу Витька оживленно забренчал столовыми приборами. — Есть! — радостно провозгласил он.
— Возьми. Иначе пробку не вытащишь.
Затычка в этой бутылке действительно была проблемой, особенно для случайной компании, жаждущей сдобрить общение, дабы оно было интересней и продуктивней. Конечно, токайское в подобных случаях употреблялось нечасто — ходовые напитки были все же попроще и подешевле. Но случалось и такое. И без штопора — беда. В советских бутылках пробку можно было протолкнуть вниз, и черт с ней. Но сумрачный мадьярский гений выдумал такой сосуд, где данный прием не прокатывал. Приходилось как-то эту пробку крошить, расковыривать, пробивать в ней дырку… И в итоге пить с крошевом, плеваться и нелегкими словами поминать чертовых мадьяр, которые во время войны свирепствовали на нашей территории, в пятьдесят шестом году бунтовали, а теперь поставляют какие-то уродские колбы…
— Ладно, — сказал я. — Ключ с собой возьми. И завтра в семь тридцать как штык здесь. Я, возможно, тоже отлучусь.
— Куда⁈ — Витек застыл со штопором в одной руке и бутылкой в другой — как со скипетром и державой.
— На конспиративную квартиру. Оперативное совещание, — я подмигнул.
— А! Опять эти твои хохмы!
— А у тебя опять пустые вопросы. Мужчине неприлично любопытство.
Витька хотел слегка надуться, но вспомнил, что перед ним благодетель, почти сделавший сказку былью. Смирил себя.
Я собирался в душ, но не хотел включать в приятеле поток догадок. Поэтому ловко спровадил его на кухню поставить чайник, а сам в это время прихватил полотенце, мыло, спрятал все под одеждой. А когда сосед явился, озабоченно глянул на часы, сказал, что чая ждать не буду, время поджимает. И свинтил.
Время и правда поджимало, но я все же ополоснулся в душе, просушил волосы и, чуть опаздывая, устремился на третий этаж, надеясь, что с Витькой нос к носу не столкнусь.
Не столкнулся. Но народу вообще заметно прибавилось. На лестнице мне попалась целая развеселая компания: трое парней, по-моему, чуть-чуть поддатых, самую малость, поднимались, таща в руках всякие рюкзаки и свертки.
— О! — воскликнул один из них, — никак новые лица?
— Так точно! — отчеканил я. — Первый курс.
— Уже зачислен? — подхватил второй.
— Состою в списках!
— Ну, с тебя магарыч!.. — захохотал третий.
— Без вопросов!..
Так с шутками-прибаутками и разминулись. На третьем этаже, впрочем, было пусто, вдали маячили смутные фигуры, но на меня никак не отреагировали. Я быстро нашел триста девятую комнату.
Условный стук: раз — и через пару секунд два. Как договаривались.
Дверь мгновенно открылась.
О чем я думал в эту секунду?..
Ну, тут прежде надо сказать, о чем не думал.
Конечно, я старался не думать о Лене. Понимая, что мысль о ней живет глубоко во мне, никуда он нее не деться — тем не менее, я постарался сейчас отключить ее. Как бы упростить мир, в котором я живу.
Люба, обычно щеголявшая по общаге в футболках, трико или шортах, на сей раз была в самом обычном пестром ситцевом халатике, довольно линялом и заношенном. Зато чистеньком. В комнате царил полумрак, шторы плотно задернуты. Из четырех кроватей три были пусты, а одна опрятно заправлена свежайшим бельем.
— Привет, — зачем-то сказала Люба, и голос ее хрипловато просел. Я заметил, что она старается отводить взгляд.
— Привет, — я улыбнулся. — Стесняемся, что ли? Постисниваемся?
Она смущенно ухмыльнулась.
— Ну, знаешь, это я в компании такая бойкая да задиристая. Жизнь так научила. А вообще-то я нормальная женщина…
— С теорией «стакана воды»?
Честное слово, я никак не хотел ее зацепить. Само вырвалось. Но она не обиделась:
— И это тоже уроки жизни… Ну да ладно! Чего разводить лирику? Решили, так решили. Только отвернись.
Я послушно отвернулся, услыхал, как с легким шорохом слетел халат, затем негромко скрипнула кровать. И я стал
