Воинствующий мир - Денис Старый
— Ваше высокопревосходительство, для меня честь быть принятым вами, — сказал я, чуть обозначив поклон.
Следом на крыльцо вышел и сам хозяин, или почти хозяин, так как поместье официально было за женой, Гаврила Романович Державин.
— Ваше превосходительство, — обозначил я поклон Державину.
— Полноте, Михаил Михайлович. Уж по чину не обращайтесь, не на службе, — сказал Гаврила Романович, приглашая в дом.
Что-то с тем же смыслом сказал и Васильев.
По чину не буду, но и панибратски по имени-отчеству нельзя. И мне на это указали. У нас уже был переход на более свободное общение, как с Державиным, так и с Васильевым, значит в доме есть кто-то, перед кем эти люди должны сохранять лицо.
— Вы не будете против, если к нашей компании присоединится Александр Васильевич Суворов и офицеры, что с ним убывают… — Васильев замялся. — Должен сообщить, что они убывают в опалу, ну, или с императорских глаз долой. Я пойму, если вы уедете, сие для службы более полезным будет. Фельдмаршал проездом, отказать ему я не мог.
— Ваше Сиятельство, я не стану высокопарно говорить про честь, уважение к подвигам генерал-фельдмаршала, просто останусь, — сказал я, не желая создавать повод для ссоры с Васильевым.
На самом деле, его слова прозвучали очень даже обидно и затрагивали дворянскую честь. Если бы я уехал, то более сам же Васильев мне бы руки не подал. Как бы не было нужным уйти от общения с опальным полководцем, ни в одном обществе мне такого бегства не простят.
— А я и не сомневался в вас, Михаил Михайлович, — усмехнулся Васильев.
Мы вошли в гостиную, которую с некоторой натяжкой можно было назвать «залой», всё-таки она достаточно просторная. Но вот балов здесь давать не получится, ну, или небольшой бал, человек на тридцать. Тут всё пестрело армейскими мундирами. Человек десять точно были военными не ниже чина полковника и четверо гражданских, включая меня.
— Господа, позвольте представить вам действительного статского советника, моего друга, Михаила Михайловича Сперанского, — сказал Державин, и ко мне стали подходить люди, чтобы поздороваться, а кого я не знал, чтобы представиться.
— Ваше превосходительство, кто же не знает великого русского полководца Суворова? — улыбнулся я, когда подошёл и сам фельдмаршал, хотя по этикету меня должны были подвести к нему.
Передо мной предстал несколько иной человек, как его рисовали в будущем. Да, он почти седой, но крепкий и не низкий, среднего роста, лицо немного иное, чем на портретах, как мне показалось, более мужественное. Не слишком сухой, не было впалых щёк. Он не выглядел, как добрый дедушка, правда, и далёк уже от бравого гвардейца. И, кстати, волосы были стрижены.
— Отрадно сие слышать. Я также наслышан о ваших добродетелях, да и вирши ваши весьма искусно составлены, — усмехнулся Суворов.
— Благодарю Вас, Ваше Сиятельство, — отвечал я.
— Я тут объедаю Алексея Ивановича уже третий день и ежечасно слышу вашу фамилию, — продолжал диалог фельдмаршал. — Трактаты ваши о ранах и о предупреждении Антонова огня весьма увлекают. Более того, я бы ознакомил своих полковых лекарей… будь они у меня под рукой.
Последнее предложение Суворов сказал с какой-то необычайной тоской и обречённостью.
Биографию великого полководца я знал неплохо. Да и любой увлекающийся историей человек из будущего знал о том, что у императора Павла и полководца Суворова были крайне сложные отношения. И не было бы Итальянского похода, так и закончил бы свою славную карьеру Суворов. Вот только австрийцы запросили командовать объединёнными войсками именно Александра Васильевича Суворова. Настаивали на этом. Я не выпускал из вида этот факт, но посчитал, что опала Суворова в современных реалиях маловероятна, особенно после того, как он разгромил персов. Отставка покорителя Ирана неизменно должна всколыхнуть общество, тем более армейскую его составляющую. А Павел не любит шума.
Я ошибся. И теперь сравнивал, что именно изменилось благодаря мне. В иной реальности Суворова отправили в отставку без права ношения мундира. Сделал Павел это за то, что фельдмаршал отказывался подчиняться или частью саботировал военную реформу, столь выпестованную императором. В голове даже всплыл стих Суворова. Он говорил: «Пудра не порох, букля не пушка, коса не тесак, и я не немец, а природный русак». Мало того, если история пойдёт тем же путём, то на Суворова последует донос о государственной измене, и он будет сослан в Карелию.
В этой реальности Александр Васильевич носит фельдмаршальский мундир, что для венного важнее любых усадеб и крепостных душ. Впрочем, и земли с душами Суворову даровали, а ещё он получил в награду Мальтийский крест. Вот только всё это выглядит исключительно как откуп, причём вынужденный. Наверняка перед тем, как наградить фельдмаршала, его преизрядно унизили. Но Павел не решился на официальную отставку самого именитого русского полководца.
Как и в иной реальности, вслед за Суворовым в фактическую опалу последовали его штабные офицеры, посчитав своим долгом не оставлять любимого полководца в одиночестве. Ну, или потому, что они оказались просто не нужны новой, выстраиваемой самим императором армии.
Теперь в белорусских местечках Березе и Кобрине, в поместьях Суворова, концентрация генералов немногим меньше, чем в столице. А солдаты, что были на посту, это, видимо, наиболее близкие к Суворову ветераны, которые также последовали за полководцем. Вряд ли кто-то будет искать убывшую роту пожилых солдат. Думаю, что ставленники Павла Петровича были готовы с Суворовым хоть полк отослать, лишь бы фельдмаршал не баламутил воду.
Что-то мне подсказывало, что реши Суворов состряпать заговор, и он бы удался, тем более, если его поддержали бы такие люди, как Державин или Васильев. Действия Павла Петровича всё больше возмущали непоротое поколение дворян. А то, что тот же брадобрей Кутайсов оказывается более влиятельной фигурой, чем иные мудрые государственные мужи, вызывало раздражение.
По сути, нынешняя власть в фаворитизме не слишком отличалась от предыдущей, кроме только того, что со своими фаворитами император не делит постель. Так и Екатерина Алексеевна в последние годы не проводила ночи в объятьях Платона Зубова, относясь к нему, скорее, как к сыну.
А между тем, мы продолжали общаться с Суворовым, делая это уже несколько неприлично долго.
— Ваше высокопревосходительство. Если вы столь заинтересованы в тех направлениях исследований, что я предоставил господину Базилевичу
