Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны - Юрий Григорьевич Корчевский
Один из танков вперед выполз. Механик-водитель видел зеленую сочную траву. Не знал, что такая растет на землях заболоченных. И завяз. Крутились гусеницы, летела грязь, а танк закапывался все глубже, уже по брюхо сел. Второй ему на помощь подъехал. А трос зацепить не могут, для этого из танка выбраться надо. Стоило танкисту люк приоткрыть, туда сразу несколько пуль влетело. Больше попыток не делали, атака захлебнулась. Танкисты посчитали, что вся местность впереди для танков непроходима. У них оставался один выход – ждать темноты и под ее покровом завести буксирный трос на крюки, чтобы вытащить бронетехнику.
Из застрявшего танка периодически постреливали из башенного пулемета. Мешал он сильно. Траншеи на позициях роты не было, фактически передвигаться было невозможно, если только короткими перебежками от окопа к окопу. Ни на кухню сходить, ни к старшине за табачком, кто курит. В общем, обозлили немцы наших бойцов.
Михаил обдумывал варианты, как немцам насолить. Конечно не сейчас, надо ждать темноты. Танк недвижим и в этом его слабость. Эх, маленько бы бензина, керосина или других горючих жидкостей, но нет их. А как хорошо полыхнул бы Т-II! Когда стемнело, Михаил пополз к соседу.
– Давай к танку сползаем?
– Зачем?
– Там видно будет. К немцам помощь придет, а мы им выйти из танков не дадим.
– Не пойду. Была бы граната, другое дело.
Одному к танку лезть плохо, рискованно. Игоря бы прихватить, с ним надежно, да он на другом фланге отделения, дергать его оттуда бессмысленно… Эх, была не была, пойду сам! Очень уж танкисты досадили. Ни поесть, ни воды во фляжку набрать.
– Тогда с перепугу в меня не стрельни, когда возвращаться буду. Фамилия твоя как?
– Сапожников.
– Ладно, Сапожников, жди меня.
Михаил через ручей перебрался. За ручьем земля человека держала, но зыбко, ноги увязали. А танк не одну тонну весит, гусеницы узкие, рассчитаны на твердые грунты, европейские дороги. К самому танку подобрался. Предусмотрительно патрон в казенник загнал, чтобы у танка не выдать себя клацаньем затвора. В танке разговоры слышны через смотровые щели. О! Идет радиообмен! Михаил встал у гусеницы. До башни рукой дотянуться можно, танк на брюхо сел в трясину, ниже на полметра стал.
– Семьсот пятый, пора высылать тягач.
– Вилли, тягач не придет, у него вес больше, чем у твоего танка. Высылаю трактор.
– У него же нет брони!
– От русских вы прикроете, а пока сидите тихо.
– Сил уже нет, у меня заряжающий ранен в руку, ему в госпиталь надо…
– Конец связи!
Трактор легче танка, да и гусеницы у него шире, если это артиллерийский трактор. Такие применялись в вермахте и Красной армии для транспортировки орудий крупного калибра. Для полковой или противотанковой артиллерии применялись лошади или грузовики. Грузовик удобнее: расчет можно посадить, боеприпасы сложить. Только где столько грузовиков взять? С началом войны из предприятий, колхозов, мобилизовали всю технику. Трактора, грузовики, мотоциклы. Оставили только для оборонных заводов.
Михаил настроился на ожидание. Вскоре послышался грохот двигателя. Лязга гусениц не слышно, мягкий грунт глушил. На танке зажглись кормовые огоньки, обозначили себя танкисты. Трактор все ближе, но идет без фар. Остановился, кто-то из трактора спустился на землю, Михаил видел смутную тень. Когда человек приблизился, Михаил вскинул винтовку. Ни мушки, ни прицела не видно, стрелял по направлению. До немца метров восемь. Попал! Немец упал. В танке сразу заговорили тревожные голоса.
– Что это было, Вилли?
– Выстрел! Я знаю не больше тебя!
Михаил передернул затвор, стараясь движения делать медленные, чтобы не щелкало железо. Приоткрылся люк на башне.
– Эй! Ты жив?
Михаил сразу сообразил, ответил на немецком.
– Задело руку! Я не смогу зацепить трос. У меня идет кровь, и мне нужна перевязка.
В танке устроили совещание, в несколько голосов, но тихо, неразборчиво.
– К тебе на помощь Зигфрид идет. Не вздумай стрелять.
– Жду. Давайте быстрее, а то я истеку кровью.
Из башни выбрался немец. Черт! Темно, а на нем еще черная куртка танкиста. Смутно лицо виднеется. Зигфрид спрыгнул с моторного отделения на землю. От русских он прикрыт танком. Михаил поднял винтовку, выстрелил. Танкист молча рухнул. Гранату бы! Люк открыт, забросить – и весь экипаж угробить можно. Обычную гранату, не противотанковую, но нет ее! Передернул затвор, взобрался на танк, сунул ствол в открытый люк и выстрелил. Передернул затвор, повернул ствол в сторону и еще раз выстрелил. В ответ из двух пистолетов несколько выстрелов. Михаил присел за башню, чтобы не зацепило, крикнул.
– Советую выбросить оружие и сдаться! Вылезать по одному и с поднятыми руками!
Тишина.
– Сейчас брошу в танк гранату или подожгу. Живьем сгорите, у вас нет выбора. Считаю до трех!
У танкистов один убит, второй ранен, и танк обездвижен. Выбор невелик: погибнуть сейчас, здесь, либо сдаться. Немцы решили сдаваться. Все равно вермахт скоро дойдет до Москвы, война закончится и пленных освободят.
– Мы сдаемся! – крикнули из люка.
Выбросили пистолеты в кобурах. Потом нерешительно полез первый.
– С танка на землю, руки вверх и стоять неподвижно! – приказал Михаил.
Один за другим выбрались трое. У одного белеют бинты на рукаве.
– Идти через ручей.
Когда подошли, Михаил крикнул.
– Сапожников, это я, Михаил! Веду трех пленных, не стреляй.
И неожиданно услышал голос старшины:
– Веди, стрелять не будем.
Оказывается, на ночную стрельбу прибежали взводный и старшина. Не немцы ли прорвались? А тут сюрприз!
Немцы перебрались через ручей, вымокли, вывозились в грязи. Их тут же связали, и старшина с Сапожниковым увели пленных в тыл.
– Прилучный? – уточнил взводный.
– Так точно.
– Как удалось захватить?
– Немцы трактор подогнали, я из винтовки тракториста убил, танкисты люк открыли, я туда пару раз пальнул, пригрозил, что гранату брошу.
– А почему сразу гранату не бросил?
– Нет у меня гранаты, соврал.
– Как же ты с ними говорил?
– Граната что на русском, что на немецком одинаково звучит.
– Надо же! Что с танком делать?
– Сжечь! И трактор сжечь. Все немцам ущерб.
– Это правильно ты мыслишь. Вот и подожги.
В армии кто инициативу проявил, тот ее и выполняет. Михали поискал тряпье. На позициях после бомбежки были разорванные в клочья скатки шинелей. Поднял одну.
– Товарищ командир, мне бы спички
