Друг и лейтенант Робина Гуда - Анна Георгиевна Овчинникова
— Увы, мне нечем поделиться с тобой, путник. Я сам недавно вернулся с чужбины, и мой кошелек так же пуст, как и твой.
Я на всякий случай слегка передвинулся вправо, чтобы уйти с линии прицела Вилла Статли, но рыцарь так и не сделал попытки коснуться рукояти меча. Некоторое время он и Робин Гуд оценивающе смотрели друг на друга, потом Робин с улыбкой кивнул.
— Да, кошелек мой пуст, поэтому я, как птица, питаюсь от лесных щедрот. И раз ты тоже пребываешь в стесненных средствах, доблестный рыцарь, не разделишь ли со мной скромную трапезу? Не побрезгуйте моим гостеприимством и вы также, прекрасная госпожа!
— Да тебе делить трапезу с твоими вшами, бродяга, а не с… — взвизгнула прекрасная госпожа — но снова умолкла, повинуясь повелительному жесту рыцаря.
Почему Катарина так беспрекословно слушается этого типа, я понял только тогда, когда норман сдержанно ответил:
— Благодарю тебя за приглашение, добрый человек. Я и моя дочь с удовольствием разделим с тобой обед.
Глава тринадцатая
МАЛЕНЬКОЕ ДЕЯНИЕ РОБИНА ГУДА
Ни пенса денег не нашлось,
Гость вправду был бедняк,
И Робин Гуд его спросил:
«Но, рыцарь, как же так?»
«Ах, Робин Гуд, перед тобой
Несчастный Ричард Ли.
Вот-вот лишусь я навсегда
И крова, и земли.
Знай, если долг монастырю
Я ныне не верну,
То все имущество аббат
Возьмет в свою казну».
«Маленькое деяние Робина Гуда». «Робин Гуд и Ричард Ли»
(перевод Игн. Ивановского)
Все было почти как в старые добрые времена.
Ярко горел костер, в который в честь прибытия гостей подкинули побольше сучьев; на расстеленном на траве слегка влажном холсте Кеннет расставлял оловянные тарелки и кубки; Дик и Вилл ловко нарезали горячую оленину; Аллан-э-Дэйл тренькал на арфе и мычал себе под нос, а Тук сосредоточенно дегустировал эль из большого дубового бочонка.
Бочонок в наше отсутствие притащили на поляну три сына вдовы Хемлок, оставалось только надеяться, что обалдуи не навели на нас стражу и что у них хватит сообразительности больше не попасться в руки шерифу, отсидевшись у дальних родичей в Ланкашире.
— За вдову Хемлок и ее процветание! — Тук отпил из кубка и вытер рот рукавом.
— Где твои манеры, братец? — укорил Робин, перетягивая свои ужасные лохмотья широким охотничьим ремнем. — Сперва молитва, а уж потом — возлияние, забыл?
— И сперва, и потом, и вновь! — бодро заявил Тук. — Для возлияний всегда подходящее время!
Монах подкрепил свое мнение очередным вагантским шедевром:
— Не пугает нас кончина,
Есть покуда зернь и вина.
Бросим кости на удачу,
Чтобы стать вином богаче:
Выпьем раз за тех, кто узник,
Два — за тех, кто нам союзник,
Три, четыре — за крещеных,
Пять — за девок совращенных,
Шесть — за праведных покойников,
Семь — за всех лесных разбойников…[20]
Услышав про совращенных девок, Катарина бросила на фриара убийственный взгляд, а строчка про лесных разбойников заставила меня быстро посмотреть на Ричарда Ли.
С момента нашей встречи на дороге рыцарь сохранял индейскую невозмутимость, но я готов был дать на отсечение любую часть своего тела, что он прекрасно понимает, с кем свела его судьба. И все-таки Ли не только держал себя в руках, но и обуздывал порывы негодования своей аристократической дочурки. Интересно, в каком возрасте он ее породил? Для папаши такого взрослого чада он выглядел довольно молодым, я бы не дал ему больше тридцати пяти лет…
Нарезая свежий хлеб — еще одно подношение благодарной вдовы, — я напрасно старался подметить в светловолосом, дочерна загорелом нормане сходство с Катариной. Наверное, девчонка пошла в мать, как характером, так и внешностью. Даже скупые, выверенные жесты Ричарда Ли представляли собой полную противоположность резким движениям Катарины, а светло-серые глаза рыцаря отличались от ярко-синих глаз его дочери так же, как спокойное северное озеро отличается от бурного южного моря.
Катарина походила замашками скорее на своего сокола — только сними клобучок, и закогтит кого угодно! Но присутствие отца надевало на нее невидимый должик, и девушка изо всех сил пыталась сдерживаться, делая вид, что она одна на этой поляне и во всем лесу. Плохо же ей это удавалось! Парни, посмеиваясь, то и дело кивали на нашу гостью, с царственным негодованием восседающую на покрытом оленьей шкурой бревне, а потом комически возводили глаза к небу.
Приготовления к трапезе вскоре были закончены, все расселись по местам, кроме Вилла, который полез нести караульную службу на вершину Великого Дуба… Если последний месяц чему-то и научил аутло, то только этой небывалой для них прежде мере предосторожности.
Тук допил второй кубок эля и с самым серьезным видом затянул предобеденную молитву. На сей раз фриар не стал пересыпать ее перлами латинского красноречия, а как можно скорей перешел к заключительному:
— Благослови, Господи, нас и дары Твои, от которых по щедротам Твоим вкушать будем. Ради Христа Господа нашего, аминь!
— Аминь! — отозвался хор голосов…
И мы наконец приступили к своей первой за очень долгое время настоящей еде.
Похоже, Ричард Ли постился не меньше нашего — он пожирал оленину, как изголодавшийся волк, не забывая отдавать дань также хлебу, овощам и элю. После второго кубка норман присоединился к беседе, которую вели Робин, Тук и Дикон: речь шла о том, что пока называлось политикой, но очень скоро станет именоваться историей. А к двадцать первому веку превратится в ту ее часть, которая не дотягивает даже до планки «новой».
— Если бы нехристи вернули добром Гроб Господень, — привычно брюзжал Барсук, — и отдали бы нам древо Животворящего Креста, как обещал лживый Саладин, подлый убийца безоружных пленников…
— Саладин никогда не забывал своих обещаний, — перебил Ричард Ли. — А что до убийства безоружных пленников, где ему потягаться в этом с королем Ричардом, устроившим
