ЭТНОС. Часть вторая — ’Догма’ - Павел Сергеевич Иевлев
1 Идея названия — А. Лазарчука, с его разрешения.
К весне всё побережье Юга будет полыхать священным огнём освободительной войны, и Багратии с Киндуром станет не до Меровии.
В общем, можем уезжать спокойно.
* * *
— Мой паладин.
— Моя принцесса.
— В романах дама сердца всегда ждёт паладина из похода. Но я вдруг поняла, что для тебя твой поход здесь.
— Да, моя принцесса. Вот такой у тебя странный паладин, — улыбаюсь я.
Катрин расстроена, но ей не пять и не десять. Девочка спокойна и держит лицо куда лучше шмыгающей носом Нагмы. В этот раз мы проторчали в Меровии почти год, и девчонки очень сдружились. Наследница Империи и девочка из горного кыштака. Как в романе. Но с другой стороны, у обеих минимум коммуникативных возможностей. Принцесса ограничена статусом, Нагма — образом жизни. Встретились два одиночества, можно сказать. Черноволосая Катрин в тёмном платье и моя белокурая дочь в белом выглядят негативом друг друга и не могут наболтаться напоследок. В последний раз они почти ровесницы — недавно отметили дочкины пятнадцать. В следующий уже будет иначе. Катрин прощается не только с Нагмой, но и с детством.
— Я не спрашивала… Но, может быть, у тебя там, куда ты уходишь, есть жена?
— Нет. Я действительно вдовец.
— Почему ты не женишься снова?
— Не вижу смысла, моя принцесса. Дети у меня уже есть. Дама сердца тоже.
— Да, может быть, так и правильнее, — задумчиво соглашается Катрин. — Поцелуй меня, мой паладин. Я буду ждать твоего возращения.
Мы поцеловались — и я ушёл. Оставил девчонок вдвоём. Пусть порыдают друг другу в причёски.
* * *
— Из Меровии в Берконес как из говна в заварной крем! — сказал с чувством Слон, когда вместо серого тумана Дороги в лобовом стекле полыхнуло яркое солнце над белым городом.
Нагма захихикала, оценив сравнение, но не согласилась:
— Там тоже красиво. По-своему.
— Там везде пахнет конским навозом, нет кондиционеров, а женщины не бреют ноги.
— Фу! — возмутилась Нагма. — Не при детях!
— А что такого? — удивился Слон. — С каких пор ноги стали «восемнадцать плюс», даже если они заросшие, как у племенной кобылы?
— Фу и бе, — твёрдо ответила моя дочь. — А вот не надо им под юбки заглядывать!
Выражение лица Слона наглядно обозначило его позицию по этому поводу, но он благоразумно не стал продолжать дискуссию. Симпатичных служанок в моём замке хватает. Надо полагать, у него набрался богатый этнологический материал на тему «интимные привычки аборигенок Меровии». Это у меня доктор Ерзе с её «голыми лекциями», а Слон любит дам попроще, без интеллектуальных претензий. Интересно, а кто к нему приходит по зову ракушки?
Олли мне обрадовалась или сделала вид, не знаю. Мне сложно её понять. С одной стороны, она совершенно искренна в своей радости, с другой — она всегда на таком позитиве. Если она мне радуется, но это её нормальное состояние, можно ли сказать, что она ко мне равнодушна?
Хорошо, что я достаточно старый и опытный, чтобы не портить нашу встречу выяснениями таких маловажных деталей. Я точно рад её видеть, и этого достаточно. Сравнивать женщин неэтично, но Олли в каком-то смысле анти-Джулиана. Она хочет сделать хорошо мне, и уже от этого хорошо ей. И никаких «голых лекций» — девушка не отвлекается на всякую ерунду. Очень цельная личность — для чего пришла, тем и занята.
Но потом мы всё-таки беседуем.
— Когда наших драгоценных гостей здесь нет, Берконесу как будто чего-то не хватает, — признаётся Олли. — Поэтому ваше возвращение для нас праздник. Хорошо, что вы редко уходите надолго.
Олли уже не выделяет меня из команды Мейсера, объединяя в единое «вы». А вот я всё ещё внутренне дистанцируюсь. По привычке ощущаю себя скорее частью «Слонариума».
— Однажды, — рассказывает девушка, — вас не было очень долго, почти год. Я была ещё совсем маленькой и не могла понять — что случилось? Почему всё не так? Чего не хватает?
— Не хватает? — удивился я.
Мне отчего-то казалось, что для местных мы должны быть «с глаз долой — из сердца вон». Ни разу не замечал, чтобы Мейсер и прочие вообще как-то общались с аборигенами. Ну, кроме как попросить кофе подать. И ракушечка, надо полагать, не только у меня есть.
— Как будто соли забыли в суп положить, — формулирует, наконец, Олли. — Вроде та же еда, но не то.
— Слушай, — спросил я, — а чем ты вообще занимаешься обычно? Я вдруг понял, что ничего про тебя не знаю, кроме имени. Где ты живёшь, кем работаешь… Ладно, работаешь ты, допустим, принцессой Олландрией. Но у тебя же есть какая-то жизнь, обязанности, досуг, хобби, отношения… Расскажи мне про Олли!
— Драгоценный Док! — девушка белозубо улыбнулась и покачала головой. — Ты подходишь к опасной черте.
— Почему? Это так секретно?
— Нет, что ты, — смеётся она, — никаких секретов. Но вспомни, о чем мы говорили в прошлый раз — ты одинокий, несчастный и старый. Не обижайся на мои слова, они не принижают тебя. Это всего лишь правда.
— Да, Олли, я знаю, что ты не хочешь меня обидеть.
— Узнавая что-то обо мне, ты будешь невольно со мной сближаться. Я перестану быть той, кто приходит по зову ракушки. Ты узнаешь о моей жизни, ты задумаешься, какую часть в ней занимаешь ты, тебе захочется, чтобы эта часть стала больше, я займу место не только в твоей постели, но и в твоих мыслях.
— Это плохо?
— Это опасно близко к тому, чтобы привязаться ко мне, драгоценный Док.
* * *
— Фред, а какой тут технический уровень? — спросил я. — В отношении к нашему срезу, например.
— Чего это ты вдруг озаботился? — удивился он. — Чего-то не хватает?
— Ну, дочери, пожалуй, не хватает интернета с мультиками, а я так, чисто из любопытства.
— Интернет им тут, вроде как, ни к чему. Хотя техническая база под него есть. Вычислительные сети в Берконесе весьма мощные, Антонио там как рыба в воде. Скорее, тут нет феномена коллективной медиасферы. Компьютеры используются очень утилитарно — для расчётов, моделирования, управления. Здешняя
